Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт

Способность признавать чужаков, родившихся в том же обществе, в качестве соотечественников сама по себе не объясняет огромный рост человеческих обществ. Такое невероятное расширение стало возможным в результате поглощения людей из других обществ. Для того чтобы чужаков признавали как часть общества, им было необходимо приспособиться к требуемой идентичности. Присоединение огромного количества чужаков, сначала насильственным путем в результате обращения в рабство и покорения, а позднее в результате иммиграции, породило смешение этносов и рас, наблюдаемое в современных обществах. Взаимоотношения между этими группами сохраняют отпечаток различий в том, что касается обладания властью и контролем, которые в отдельных случаях уходят корнями еще во времена до появления письменности.

Дифференциация идентичности между членами общества продолжает быть источником раскола. Тем не менее, вместо того чтобы разделиться подобно группам охотников-собирателей, современные общества гораздо чаще распадаются на фрагменты вдоль географических линий разлома, которые приблизительно отражают границы родины предков этнических групп, которые стали жить на этих территориях.

Потребность в обществах, поскольку она очень древняя, сформировала все аспекты человеческого опыта. Прежде всего взаимоотношения между обществами заметно повлияли на эволюцию человеческого разума, который, в свою очередь, оказывал влияние на взаимодействия между этническими и расовыми группами, появившимися позже в ходе нашей истории. Пусть мы и действуем, имея некоторое представление о чужаках, а не находясь в полном неведении, как древние люди, автоматические реакции отражают нашу склонность мыслить стереотипами, касающимися разных групп и превосходства нашей собственной группы. Психологические механизмы, лежащие в основе отождествления себя с обществами и этносами, проявляются в каждом нашем действии. Наша реакция на каждого человека, то, как мы голосуем, одобряем ли мы решение нашей страны вступить в войну, – все это принимает форму в результате сложных процессов, обусловленных нашей биологией. Суета и неразбериха, свойственные современности, могут обострять наши реакции.

В то же самое время, когда мы как личности сталкиваемся с этой лавиной социальных взаимодействий, наши нации все больше становятся взаимозависимыми. Но мы – те, кто мы есть, и поэтому наши общества по-прежнему прилагают чрезмерные усилия, чтобы бороться за территорию, ресурсы и власть, так же, как всегда поступали сообщества животных. Мы нападаем. Мы уговариваем. Мы обвиняем. Мы оскорбляем. Мы изолируемся от иностранных государств, которым не доверяем, создавая партнерства с теми, кому верим. Такие альянсы, уникальные для человечества, могут спасти нас. Тем не менее они способны привести к еще большей неопределенности и разрушению, вызывая гнев или порождая страх у тех, кого исключают.

Можно надеяться, что в последние десятилетия произошли изменения: осознавая свою взаимозависимость и понимая, какова цена современных конфликтов, большинство наций отказалось от попыток прямого завоевания. Наше глобальное знание человечества превратило экстраординарное в обычное, создав повседневную реальность, которая была недостижима, когда межгрупповые контакты были редкими и ограниченными. К счастью, мы не только можем безмятежно зайти в кафе, полное незнакомцев, но нас не тревожит, если люди, потягивающие латте, отличаются от нас, не важно, являются ли они представителями этнических районов нашего общества или приехали из-за границы. При возможности мы можем пожать этим людям руку, и частота нашего сердцебиения едва ли увеличится. Да, среди других, с которыми мы вынуждены жить в одном обществе, по-прежнему есть люди, чья идентичность раздражает, отталкивает, оскорбляет или пугает нас. Тем не менее, несмотря на всю тяжесть ориентирования в обществе и болезненные ссоры, такое случайное смешение, рассматриваемое в эволюционном и даже в историческом контексте, – это очень важное явление.

При всем этом принадлежность людей к обществам, которые защищают их от непредсказуемого мира, остается устойчивой. Чувство принадлежности служит нам прививкой от внешнего влияния. А наша преданность укрепляется представлениями о том, что наши нации и племена освящены веками и вневременны. Тщательное изучение прошлого и социальных условий заставляет нас посмотреть в лицо фактам: такие убеждения относительно социальной стабильности – всего лишь утешительная иллюзия. Несомненно, будут становиться влиятельными новые группы. Напряженность из-за национальных или этнических различий не исчезнет. Человеческие маркеры сформировались в процессе эволюции таким образом, что способствуют не только силам, которые объединяют членов общества, но и тем, что их разделяют. В первом случае маркеры дают незнакомцам возможность рассматривать друг друга в качестве членов одного общества; во втором случае так происходит потому, что по мере смены поколений и на больших расстояниях идентичность меняется и общество разрушается. По сути своей все общества недолговечны, мимолетны, как предсказывал вождь Сиэтл. Италия, Малайзия, Соединенные Штаты, племя с берегов Амазонки или община бушменов – все они действуют органически, для их сохранения требуется быстрое реагирование, и никогда не обходится без конфликтов и страданий. Тем не менее тяжелая реальность такова, что социальная основа способна поддерживать лишь небольшое число изменений. В какой-то момент окажется, что ткань общества больше нельзя залатать, и в конце концов территориальная целостность каждой нации будет поставлена под сомнение и разрушится.

Если смотреть в будущее, возможно, было бы полезно перестроить дискуссию вокруг идеи, которой так дорожат люди повсюду и которой я пока коснулся лишь мимоходом: идеи о свободе. Американцы заявляют о том, как они гордятся своей свободой, с тех пор как завоевали свою независимость, но во времена Войны за независимость британцы считали себя более свободными по сравнению с более жесткими репрессивными европейскими обществами тех дней. Многие действия людей можно понять с точки зрения нашего стремления воспользоваться возможностями, предоставляемыми обществом. Но такая свобода личного выражения не так проста. Дозволенность никогда не бывает без границ. Любое общество характеризуется тем, что́ оно не станет терпеть и какое поведение требуется от его членов; поэтому, по своей природе, принадлежность к обществу ограничивает право выбора людей и влечет за собой утрату свободы. У большинства видов ограничение заключается в том, что индивидуумы должны взаимодействовать с другими членами сообщества и мало общаться (если такое вообще происходит) с чужаками. Человеческие общества требуют соблюдения гораздо больших обязательств. Мы должны действовать надлежащим образом в соответствии с теми маркерами, что отделяют нас от чужаков. Мы свободны до тех пор, пока наши действия соответствуют самым необходимым из этих правил, и мы соблюдаем свои обязательства по отношению к обществу и подтверждаем свое положение и статус в нем. Вообще говоря, чем больше лишений общество перенесло, тем более жесткие требования предъявляются к его населению[1153]. За исключением экстремистских режимов, в целом граждане везде охотно принимают такие ограничения. Они верят в правоту своего общества и комфортно чувствуют себя в устанавливаемых для них рамках.