Строптивая - Доминик Данн

Оставшись один в комнате, Трент Малдун увидел, что зеркальное стекло раздвижной двери, разбитое от выстрела Фло, все потрескалось. Она не смогла заменить стекло, потому что по самым дешевым расценкам оно стоило не меньше полутора тысяч долларов, на что денег у нее не было. Свои серьги с желтыми бриллиантами она носила к ювелиру из магазина антикварных драгоценностей в Беверли-Хиллз. Но ее финансовое положение было так хорошо всем известно, что управляющий магазином, воспользовавшись ее нуждой в деньгах, предложил ей лишь половину стоимости серег. В последний момент она не смогла расстаться с ними, поскольку это был последний подарок Жюля, и продала только одну сережку, получив деньги фактически за один бриллиант. У Фло были намерения заменить испорченное стекло, но деньги ушли на оплату самых срочных счетов, после чего она осталась опять без денег.

Трент Малдун стоял у двери, водя пальцем по трещинам на стекле, когда в комнату вошла Фло в сопровождении Лонни. Она была босая, в махровом халате и темных очках, волосы не причесаны.

За годы, проведенные с Жюлем, когда он постоянно наставлял ее, она развила в себе вкус, понятие о стиле и хороших манерах. Сейчас, даже не взглянув в зеркало над баром, она была уверена, что ее вид в глазах Трента Малдуна представлял не лучшую картину: ни стиля, ни вкуса, да еще рядом с Лонни Эджем, порнозвездой, стоявшем за ее спиной в одном полотенце, повязанном на бедрах, что еще больше усиливало ее непрезентабельный вид. Она подняла руки к голове, в отчаянной попытке привести волосы в порядок.

– Я могу все объяснить! – воскликнула она, не дав ему возможности сказать хоть слово. – Подсунули мне коробку среди ночи. Вроде коробки для корсажа. Я открыла ее, а внутри полно оберточной бумаги, ну, знаете, такой розовой папиросной бумаги. А на дне коробки лежал пистолет и записка. В записке говорилось: «Положи в рот и выстрели». Клянусь Богом. За всю свою жизнь я ни разу не держала пистолет в руке и не знала, как с ним обращаться, поэтому я наставила его на дверь и выстрелила, чтобы проверить, заряжен он или нет. И, как видите, он оказался заряженным, а стекло потрескалось. Теперь я заменю его, могу вас в этом уверить. Новое зеркальное стекло уже заказано.

Она посмотрела на него. Поняла, какое произвела на него впечатление. Она посмотрела на Лонни. Поняла, как он выглядит. Она проклинала себя за то, что попросила Лонни пожить у нее.

– Я очень сожалею, мисс Марч, но боюсь, что вынужден попросить своего управляющего заняться улаживанием дел о выселении, – сказал Трент. – Прошло четыре месяца с тех пор, как вы в последний раз уплатили за ренту, и мой дом не только запущен, но и подвергается разрушению.

– Ну, пожалуйста, Трент, то есть мистер Малдун, я хочу сказать. Дайте мне шанс, пожалуйста. Не заставляйте меня съезжать. Я так люблю этот дом. – Она пыталась не заплакать. – Если бы я знала, что вы придете, то привела бы все в порядок, чтобы дом был как новенький. Я сейчас в некотором затруднении, но я все улажу. Вы получите ренту, и стекло я заменю. Клянусь Богом.

Трент, не говоря ни слова, пересек гостиную и вышел из дома.

– Эй, Трент. – Фло бежала за ним, окликая. – Послушайте, пожалуйста. Посмотрите, сколько денег я вложила в этот дом. Вы должны посмотреть уборную. Дизайн для нее делала Нелли Поттс. Она лучший декоратор в Беверли-Хиллз. Это стоит тысячи. А бар? Я устроила бар, и стены отделала зеркалами.

Она стояла на пороге и продолжала говорить, пока Трент садился в «феррари». Затем он включил мотор, развернулся и повел машину по ее подъездной дорожке, которая уже больше никогда не будет ее.

– Как ты можешь выкинуть меня отсюда, Трент, когда я повысила цену твоему дому? Пожалуйста. Дай мне только три месяца. Мне надо три месяца, чтобы закончить книгу. Пожалуйста, пожалуйста. Я потратила целое состояние на твой вшивый дом.

Трент Малдун не был бессердечным человеком. Он знал, что такое тяжелые времена, и сочувствовал Фло Марч. Но инстинкт подсказывал ему, что она уже не встанет на ноги, как это сумел сделать он. Как бы то ни было, картина, в которой он только что закончил сниматься в Югославии, может произвести сенсацию, как об этом ему сказал итальянский продюсер. Он знал, что такое паника и отчаяние, когда сам столкнулся с этим, и видел, что Фло Марч была в панике и отчаянии.

Когда Фло вручили повестку о выселении, страх за будущее буквально парализовал ее и лишил сил заняться поисками новой квартиры. Тридцать дней ей дали на то, чтобы освободить дом, но лишь в конце третьей недели она начала искать новое жилье.

– Не упоминай моего имени в разговоре с хозяевами, Лонни. Все стараются держаться от меня подальше и не хотят иметь со мной дела, – сказала Фло.

Ни одна квартира или часть дома, что они осмотрели, не нравилась ей так, как дом на Азалиа Уэй.

– Если я вынуждена жить в трущобе, то по крайней мере, я хочу жить в трущобе в приличном районе, – говорила она.

Каждый день она проклинала себя за то, что тратила много денег, когда они у нее были. Осматривая очередное сдаваемое в наем жилье, которое либо не подойдет ей по цене, либо не понравится, она снова и снова повторяла для Лонни перечень своих расходов.

– Одни шторы стоили мне сорок тысяч долларов, а гардеробная с встроенными шкафами еще сорок тысяч. Итого получается восемьдесят тысяч. Хочешь знать, сколько я потратила на зеркала?

– Эй, перестань. Тебя заело, как заигранную пластинку, Фло. Ты рассказывала мне это сотни раз. Хватит, я сыт по горло.

– Знаю, знаю. Послушай, Лонни.

– Да?

– Можешь достать мне «валиум»? У меня нервы ни к черту. Мне надо успокоиться.

– Я думал, что ты не можешь принимать таблетки, раз ходишь к анонимным алкоголикам.

Фло проигнорировала его замечание.

– Можешь достать, Лонни? Когда перееду, то успокоюсь.

– Конечно.

Они стали чаще спорить, потому что устали и не подходили друг к другу. Ей не хотелось, чтобы ее видели в его обществе, но в то же время она боялась, что он бросит ее. Она перестала ходить на собрания анонимных алкоголиков из опасения, что встретит Филиппа Квиннелла. Ей неприятно было признаться ему, что оказалась в безвыходном положении и что Лонни Эдж живет в се доме. От знакомой, с которой встретилась в супермаркете, она узнала, что Филипп возвращается в Нью-Йорк. Попыталась дозвониться к нему в «Шато. Мармон», чтобы попрощаться, но он оттуда выехал. Оставался номер телефона Камиллы Ибери.

– Алло?

– Это ты, Камилла?

– Да.

– Это Фло Марч.

– О, здравствуй.

Фло говорила быстро, как будто боялась, что их прервут.

– Послушай, Камилла. Я знаю, что ты – подруга Паулины, и не хочу тебя втягивать в разговор со мной, поэтому позволь мне быстренько сказать кое-что, а ты ничего не говори. Во-первых, спасибо за то, что была так добра ко мне на похоронах Жюля. Ведь ты не обязана была делать это, и я была очень тронута. Во-вторых, мне необходимо поговорить с Филиппом. Я слышала, что он собирается возвращаться в Нью-Йорк, но до его отъезда мне надо с ним поговорить. Думаю, мой телефон прослушивается, поэтому пусть лучше домой мне не звонит. Спроси у него, собирается ли он на собрание в четверг. Мы можем там поговорить. Хорошо?