Операция "Вечность" (сборник) - Станислав Лем

Она склонила голову и заморгала.

"Теперь будет несообразительней", — подумал я.

— Тебя уже исследовали? Только что? — она оглянулась, прикинувшись, будто кого-то ищет. — Техники уже ушли?

— Они, видишь ли, догадались, что у нас тут свидание, — ответил я.

Она закусила губу. Глаза превратились в щелочки.

— Что ты там делал? — вопрос прозвучал, как удар по куску жести. Я выпрямился.

— Это тебя тоже интересует? — сказал я холодно. — Пошли-ка отсюда. — Я направился к двери. — Поведаю тебе историю моей жизни. Она печальна и трогательна. Это позволит тебе забыть о неудачах. Ты опять почувствуешь себя женщиной.

— Хотелось бы знать, кем ты себя чувствуешь? — донесся до меня ее голос, когда я уже был в коридоре.

Я подождал, пока она выйдет, и старательно прикрыл за собой дверь.

— Сие называется чистой работой, — объяснил я, прошел на середину кабины, удобно развалился в кресле, а ей указал на второе, напротив.

— Ну-с, — начал я с надеждой в голосе. — Желаешь послушать?

Она подошла ближе, но не села. Положила руки на спинку кресла и наклонилась. Волосы упали ей на лицо.

— Можешь паясничать сколько угодно, — спокойно заметила она. — Если тебе это доставляет удовольствие. Но ответить ты должен.

Я поднял брови.

— В свое время я предлагал тебе кое-что поинтересней. Что я делал? Искал, из чего бы сварганить скворечник. Обожаю скворцов. И знаешь, я ведь всегда был таким. Разве так уж важно, что их здесь нет? Повешу скворечник у себя в садике. Я живу в таком месте, где иногда выпадает снег. Работы у меня сегодня не было, вот я и подумал о птичках. Беда в том, — продолжал я, не глядя на нее, — что ничего подходящего здесь не оказалось. Сплошной пластик, какие-то пенометаллы, резиниты. Ничего такого, что может дать несчастной пичужке хоть немного тепла. Ну, тогда я решил поискать. Подумал, что вполне подошли бы симпатичные металлические коробочки соответствующего размера.

Она засмеялась. Не сразу. Переждала немного, словно ей надо было что-то решить.

— И вдруг выяснилось, — подхватила она моим же тоном, — что эта жестяная коробочка тоже не то, что тебе надо. Не говоря уж о капле тепла. А ты не считаешь, что надо бы искать нечто другое? И уж, конечно, не здесь?

Я внимательно посмотрел на нее. Она ничуть не изменилась. Марионетка. Но не из тех, которых в любой момент можно потянуть за шнурок.

— Конечно, они сказали тебе, обязаны были сказать, с кем ты будешь иметь дело. Ты знаешь, что можно от меня ожидать. Делай свое, если сможешь. Но на мою помощь не рассчитывай.

У нее блеснули глаза.

— Перестань, — огрызнулась она. — У меня достаточно своих забот. Ровно столько, чтобы неделю назад именно в этой комнате, — она указала головой на диагностический кабинет, — мне запретили работать. Отпуск. Если ты думаешь, что ради разнообразия мне порекомендовали твое общество, то ты…

— То ты болван, — подсказал я. Она замолчала. Но только на секунду.

— Я этого не сказала. Но отрицать не собираюсь. Стоит тебе пошевелить мозгами, и ты сразу перестанешь прикидываться героем средневекового романа. Жаль, меня не было рядом, когда ты взрывал пантомат. Рыцарь печального образа! С генератором антиматерии в руках и травмой в сердце.

У нее перехватило дыхание. Я наконец понял, что меня в ней раздражает. Она вела себя так, словно то и дело вспоминала, что на нее смотрят. Теперь она успокоилась.

— Завидую тебе, — сказал я неожиданно для самого себя. — Тебе обязательно нужен человек, который время от времени мог бы сказать что-нибудь неприятное. Пусть даже правду…

Она выпрямилась. Изучающе взглянула на меня, потом по ее лицу пробежала легкая улыбка.

— Это жертва? — спросила она ехидно.

Я рассмеялся, но тут же замолчал. Странное ощущение: впервые за много дней я услышал собственный смех.

Не рановато ли?

Кира обогнула кресло, и уселась напротив, положив руки на колени.

— В чем дело? — тихо спросила она. — Неужели из-за этого ты не желаешь жить дольше, чем наши предки?

Никакая она не марионетка. Просто девушка, которая умеет смотреть и делать выводы. Только чуть-чуть более складная, чем следовало бы. Думаю, мало кто стал бы упрекать ее за это.

Довольно долго в кабине стояла тишина. Я думал о Земле. Перед глазами возникли горы. Как только все кончится, возьму рюкзак и пойду. На две, может, три недели…

Как только кончится… Что, собственно?

Я встал и взглянул на девушку.

— Пойди передохни, — сказал я каким-то чужим голосом. — У тебя ведь отпуск. Ты его заслужила. Постой, — бросил я, видя, что она поднимается.

Она снова опустилась в кресло.

— Еще немного, — проворчал я. — Хотелось бы знать, что ты собираешься делать… Через десять лет, сто, тысячу… Я спрашиваю не о работе. Понимаешь?

Шли секунды. Неожиданно ее глаза расширились, словно она сделала открытие. Она покачала головой и усмехнулась.

— Не знаю. Не знаю. И думаю, именно в этом все дело. Ты считаешь, что жизнь перестанет изменяться? Нет, дорогой мой. Если б я сегодня знала, что стану делать через год, то это «сегодня» стало бы невыносимым. А потом? Вероятно, не столь важно, если я чего-то не знаю о десяти или ста тысячах лет. Есть множество людей, которых я люблю. Кое-что доставляет мне удовольствие. Я хочу работать…

Она была откровенна. Ее слова попали туда, куда полагается, словно пальцы пианиста. Так мог говорить Грениан.

— Иди уж, — бросил я. У меня мелькнула нелепая мысль, что ей все-таки удалось добиться своего. То, что я от нее услышал, было весомее аргументов Норина и ему подобных. Не говоря уже о рекламных красавчиках. Гораздо весомее. Я почувствовал себя, как автор фрески, изображающей искушение пророка. К счастью, мне не надо было раздумывать, шло ли это искушение извне. Мне это было ни к чему. Я сжег мосты.

— Завтра лечу, — сказал я. — Вероятно, мы не увидимся. На всякий случай желаю тебе никогда не знать, что ты захочешь делать через год. И подыщи кого-нибудь, кто будет говорить тебе грубости. Если он окажется не слишком силен в этом, пришли за мной. Я сделаю все, что в моих силах. Ты найдешь меня в Комплексе Третьего Пояса. Скажем, ближайшие пятьдесят лет. Не опоздай, — добавил я, сделав упор на последней фразе.

Я уже закрывал за собой дверь, когда услышал, как Кира шепнула: «Посмотрим», или что-то в этом роде. Я прошел в свою кабину, улегся в кресло и уставился в прозрачный потолок. День подходил к концу. Надо спешить. Если она им скажет…

Я решил переждать еще четверть часа. Ни минутой больше.

Мне уже не приходилось бороться с весом собственного тела. Пульс успокоился. Норма. Сквозь шум в ушах начали пробиваться голоса извне. Им положено было звучать знакомо. Я вернулся домой.