По следам обречённых душ (СИ) - CathrineWynnight

— Очнулась, наконец, — пробурчал Валтис и бодро подскочил с кресла.

Ланию затрясло. Все приятные, пусть и не совсем понятные, воспоминания омрачились присутствием брата. Страх, хоть и не животный, как раньше, игриво пробежался по ступням, а после вцепился в плечи, хитро хохоча прямо в ухо.

— Что ты здесь делаешь? — стискивая одеяло, Нобилиа прокляла себя за лёгкую дрожь. Ощущая себя чумной мухой, она попыталась встать, чтобы уйти подальше от Валтиса, но ноги не захотели слушаться. Чтобы не свалиться с кровати, она приняла прежнее положение и недоверчиво стрельнула глазами на посетителя.

— Приглядываю за тобой, — сухо бросил Крадман и от чего-то замялся. Его неловкость ощущалась в каждом небрежном жесте: в том, как он упирал руку в бок или проводил по волосам. — Ну и слежу, чтобы этот твой Присфидум и близко не подходил.

Щёки Лании загорелись в ту же секунду, но она постаралась отпустить голову ниже и скрыть раскрасневшуюся кожу за волосами.

— Какая ирония, — горько усмехнулась Лания. — Раньше мне требовалась защита Малера от тебя… Когда успело стать наоборот? Как я вообще тут оказалась? Я хочу вернуться в свою комнату.

— Исключено, — резко ответил брат, сверкнув тёмными глазами. В купе с гнедыми волосами они делали его похожим на чёрта, о которых доводилось слышать от Флатэса. — Не знаю, что там у вас случилось, но ты отрубилась. Мне пришлось тащить тебя сюда.

Нахмурившись, Нобилиа вскинула голову.

— Ты меня нёс? Чушь какая-то! Зачем тебе это вообще делать?

— Потому что отец попросил присмотреть за тобой! — ответно прикрикнул брат и тут же себя одёрнул. — Я пришёл, чтобы найти тебя и поговорить. Надеялся, что в той обстановке ты будешь поразговорчивее.

В комнате повисла тишина. Пока за открытым окном светило солнце и распевали птицы, в медпункте царила мрачная и напряжённая атмосфера.

— Он был в бешенстве, — вдруг прервал молчание Крадман непривычно тихим голосом. — Я перешёл черту, когда использовал на тебе э́длис до́лоск. Никогда не видел его таким злым. Он понял свою ошибку. Твой отец не хотел, чтобы всё вышло вот так, — он неопределённо махнул рукой в сторону Лании. — Мне он тоже всё доходчиво вдолбил в голову. Простым «извини» не отделается ни один из нас, но тем не менее, я бы… хотел исправить хоть что-то.

— Исправить? Думаешь это можно исправить? — яро восклицает Лания, показывая на свою голову. — Ты только и делал, что истязал меня все те годы! Я даже не знала за что ты так поступал со мной, оставалось только терпеть и знаешь, что? Мне это всё уже осточертело! — истерично выкрикнув, она вцепилась в голову и задрожала от слёз; они обожгли глаза.

Валтис понурил голову, на лице его сквозило неприятное чувство вины и досады, что постепенно загоняли парня в угол. Лания не понимала, за что столько страдала, почему отец пошёл на такой изощрённый метод воспитания и почему Валтис так просто согласился. Всё это в купе она считала противным — ничего знать и не понимать, чувствовать себя последней дурой.

Нобилиа всегда думала, что нельзя исправить то, что изначально было сломано. Это тоже самое, что собрать разбитую чашку в кучу и ждать, что она склеится.

— Как будто я когда-то видел другую жизнь, — горько хмыкнул парень, прислоняясь к стене. — Я не знаю, как можно по-другому, да и ты такая же. Отличие лишь в том, что ты себя жалеешь, а я себя ненавижу, как и эту сраную жизнь. Не тебе судить меня… Ты не жила там, где жил я, ты ничего не знаешь…

— А ты хоть когда-то пытался мне что-то рассказать? Или поладить со мной? — дрожа от подступающей истерики, Нобилиа подняла раскрасневшиеся глаза. — Как я вообще могла хотя бы попытаться тебя понять, если получала только издевательства, Валтис! Ты и не пытался открыться! Скажи мне! У нас нельзя даже спросить о времени, когда ты ещё не вошёл в семью.

Лания вздрогнула и затаила дыхание, когда Валтис побледнел, медленно сполз по стене и осел на пол. Он выглядел так, будто уже давно умер. Прежде Лании никогда не приходилось наблюдать его таким разбитым, таким слабым. Он запрокинул голову и устремил глаза в потолок. Шмыгнул носом и постарался взять себя в руки. Выражение лица стало менее болезненным, но бледность никуда не делась.

Нобилиа смотрела на него не спуская взгляда, смотрела и видела себя саму; когда она задыхалась, когда воля трещала, готовая вот-вот сломаться, а сама она сидела в кладовке и молилась, молилась, молилась.

— Эта тема не поднимается не только ради меня, но и из-за Сэбконта. Наши отцы были хорошими друзьями со времён учёбы в академии, по крайней мере, так рассказывал сам Сэбконт, — Валтис вновь шмыгнул носом и провёл по нему пальцем, скидывая руки на колени. — Все знали Дэфата́ра Крадмана, как великодушного мужчину, справедливого товарища и замечательного семьянина. У моего… отца всегда было много друзей, этот ублюдок так хорошо манипулировал людьми: показывал только самые доблестные качества, боролся за простых людей. Но стоило ему оказаться вне поля видимости других людей, как он превращался в тирана и пьяницу, которым его знали только мы с мамой. Помимо всего, он так же искусно владел эдлис долоском, способностью, которая по несчастью досталась мне от рождения. Пожалуй, она и руки, всё что перепало от него, остальное от матери.

Дэфатар, если и был в плохом расположении духа, то всегда отыгрывался на нас. Он истязал мой разум столько, сколько я себя помню, но маме всегда доставалось больше. Она закрывала меня и принимала на себя удары, как психические, так и физические. Наверное, именно поэтому она и сломалась первой. Когда мама уже была не в состоянии сделать хоть что-то, этот ублюдок занялся мной, но делал это исключительно во время «тренировок» моей способности. Всё бы… ничего, — вновь горько усмехнулся Валтис, принявшийся ковырять ноготь.

Брат сглотнул ком в горле, выгнал воздух из лёгких и поморгал. Очевидно, говорить ему было очень трудно. Лания понимала зачем он взялся откровенничать: показывал, что он тоже может быть слабым.

— Всё бы ничего, если бы эти тренировки не длились двадцать четыре часа в сутки. Если у меня что-то не получалось — лупил плёткой для скота, но делал так, чтобы следы его «воспитания» можно было скрывать одеждой. Он искусно выбирал такие места и знал, как причинить невероятную боль. К пятилетию, сломался и я сам. Я очень смутно помню, что было в следующие года моей жизни. Но никогда не забуду, как он запирал дом изнутри, прятал ключи и начинал свою охоту. Мы с мамой прятались под полом, сидели там и дрожали, тихонько выплакивая ненависть и страх. Никогда не забуду, как отец вытаскивал маму за волосы и избивал, мучал остатки здравого рассудка, пока она не теряла сознание.

Я всегда думал, почему мы не могли сбежать, а после понял, что нами овладевал ужас. Мы ничего не могли с этим поделать. Дрожащие руки, — внезапно выдал Валтис, глядя на свои. Его пальцы тряслись. — Отец ненавидел, когда наши с матерью руки дрожали, если мы куда-то выходили всей семьёй. Наверное, поэтому я зверел всякий раз, когда видел, как ты трясёшься от страха. Мне хотелось выбить эти воспоминания из своей памяти, от этого даже сам не заметил, как стал копией того ублюдка, — он сжал кулаки, а глаза его начали медленно рдеть. — Тем не менее, для нас однажды выпал шанс.

Сайд «Пёстрых камней»,Дом семьи Крадманов

Страх болезненно пульсировал в висках, пока сердце как ошалелое разносило удары по всему телу. Затуманенный разум непрестанно завывал в ночной тиши, лишь звёзды были свидетелями чудовищных и всепоглощающих мук. Маленький мальчик лежал на своей кровати и наблюдал пустым взглядом на небо через окно. Изнутри оно было заперто на замок, как и все остальные окна в доме, лишь маленькая форточка пропускала в комнату свежий воздух. С каждой секундой он все сильнее сжимался в клубок, прижимал руки к груди и ощущал незримые нарывы, раздирающие его изнутри.

Он знал, что молиться бесполезно — Светлая Дева либо не желала слышать его мольбы, либо её и вовсе не существовало, а значит, никто и представить себе не мог, что творилось в стенах этого дома.