Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

Стоя с сыном перед алтарем Победы, сенатор Марк Пинарий ощутил прилив оптимизма. Что скрывает будущее? Даже богам не дано знать.

Примечания автора

«Империя» – роман о жизни города Рима от правления Августа, первого императора, до расцвета государства при Адриане; сюжет охватывает период с 14 по 141 год. В предыдущем романе «Рим» я проследил за историей той же семьи от основания города до возвышения Августа и конца Римской республики.

В каком-то смысле период, отраженный в «Империи», является одним из самых удобных для изучения. Труды великих историков, включая Светония, Тацита и Плутарха, широко доступны читателям всего мира как в латинском оригинале, так и на греческом языке или в многочисленных переводах, а пытливый исследователь доберется даже до малоизвестных письменных источников (посвящений, фрагментов поэм и т. д.). Весьма богата археологическая база: целиком сохранились Помпеи, погребенные при извержении Везувия в 79 году; до сих пор стоят крупные здания той эпохи (например, Пантеон), а раскопки не перестают приносить открытия – взять хотя бы грот, якобы Луперкаль Августа, об открытии которого сообщили в январе 2007-го. Богатые данные поступают и от нумизматов, а всемирная сетевая торговля римскими монетами подарила нам увеличенные и четкие изображения даже самых стертых экземпляров. При таком изобилии источников данный период весьма любим современными историками, которые ежегодно выпускают столько трудов о Римской империи, что не прочтешь и за целую жизнь.

И все-таки для романиста он представляет особую проблему, имя которой – императоры. Или, вернее, императороцентризм.

При написании «Рима» я столкнулся с совершенно другой трудностью. Сведений о первой тысяче лет города гораздо меньше, однако содержание немногочисленных источников отличается невероятным богатством: легенды о полубогах и героях, рассказы о бунтах и яростной классовой борьбе, история как сцена действия могущественных родов, фракций и личностей, стремящихся удовлетворить свои частные цели. Проблема заключалась именно в том, чтобы уместить весь сонм героев в одном романе.

С концом республики и началом автократического правления сюжетная линия изменяется. Классовые конфликты и герои, как и злодеи-одиночки, уходят в прошлое. Во главу угла встают императоры: их личности, семьи, сексуальные привычки, зачастую яркая и насыщенная жизнь, а иногда и кровавая смерть. История Рима превращается в череду биографий тех, кто правил империей. Все прочее второстепенно.

Нет ничего страшного в том, что император окажется в центре повествования, как у Роберта Грейвза в романе «Я, Клавдий» или у Маргарет Юрсенар в «Воспоминаниях Адриана». Но автократии, при которых вся власть сосредоточена в руках весьма и весьма немногих, когда даже храбрейшие полководцы зависят от каприза господина, а лучшие поэты расточают талант на лесть, не порождают тех выдающихся героев, которые действуют в «Риме», как то Кориолан или Сципион Африканский. Наоборот: лишенные всякой надежды повлиять на ход событий и даже на собственную судьбу, люди ищут за бвения в зрелищах, а силы черпают в колдовстве; иные же погружаются во внутренний мир, стремясь к умственному или духовному просветлению, не ища воинской славы и сторонясь политической деятельности. В таких условиях рождается история, совершенно отличная от той, что представлена в «Риме». Герои и злодеи уступают место искателям и выжившим.

Сегодня многие сравнивают Рим с Соединенными Штатами, но жизнь в Римской империи скорее похожа на репрессивное существование в Советском Союзе. Советская империя так и не обрела ни Траяна, ни Адриана, но Сталина легко уподобить Домициану.

Читатели «Империи», желающие ознакомиться с перво источниками, могут начать со Светония, который написал биографии первых двенадцати цезарей, от Юлия до Домициана. Плутарх создал жизнеописания Отона и Гальбы. Тацит в «Анналах» и «Истории» охватил период от Тиберия до года четы рех императоров (69-й). Современники не оставили нам биографий Нервы и Траяна, но нить обретается вновь в коллективном труде под названием «История Августов»[38], где говорится об Адриане и его наследниках. Впрочем, с учетом предвзятости и методов античных авторов есть основания сомневаться в достоверности каждой из работ, и современные историки продолжают осмысливать сочетание правды и вымысла.

Еще один важный источник – труды Диона Кассия, хотя из тех книг его «Римской истории», что охватывают период после Клавдия, дошли до нас только фрагменты и сокращенные версии. В «Иудейской войне» Иосифа Флавия описан жестокий конфликт между Римом и Иерусалимом. «Естественная история» Плиния полна исторических деталей – будем надеяться, что более достоверных, чем его научные наблюдения. Письма его племянника, Плиния Младшего, предоставляют нам живое описание современной ему эпохи, включая извержение Везувия, параноидальное правление Домициана и политику «не спрашивай – не скажут», которую Траян проводил в отношении неудобных христиан. Главным источником, по которому можно судить о жизни Аполлония Тианского, является затейливый отчет Филострата, который жил сотней лет позднее; задуманный как биография, он больше похож на роман.

Многие исторические детали и картины обыденной жизни донесены до нас поэтами и драматургами. В эпоху Августа нам помогают Вергилий, Гораций и Овидий; в правление Нерона – Петроний, Сенека и Лукан; во времена последующих императоров – Квинтилиан, Марциал и Ювенал.

Шутка об одном тридцатилетнем вместо двух пятнадцатилетних взята в древнейшем из известных сборнике анекдотов – греческом тексте под названием «Филогелос» («Любитель посмеяться»). Я впервые услышал ее от Мэри Бирд в 2008 году в Калифорнийском университете, где она выступала с ежегодными лекциями по античной литературе. В первоисточнике не упоминается Траян, но шутка ему под стать. (В дальнейшем император Юлиан сам пошутил о Траяне в своем сатирическом произведении «Цезари»: «Зевсу лучше быть начеку, если он хочет удержать Ганимеда!»)

Действующий в романе софист Дион Прусийский больше известен как Дион Христосом (Златоуст – эпитет, которым его наградили впоследствии). Именно Дион сообщает нам в двадцать первой из своих речей, что евнух Спор имел некое отношение к смерти Нерона, который в противном случае мог остаться у власти. Вот перевод с моим курсивным выделением: «Но погубила его все-таки эта нечестивая связь с евнухом. Ведь этот евнух, рассерженный на него, рассказал о намерениях Нерона его свите, и те, отступившись от него, постарались всеми средствами от Нерона отделаться. Как было дело, правда, и по сей день еще не ясно. Что же касается всего остального, то ничто другое не помешало бы ему быть у власти и дальше, судя по тому, что еще сейчас все хотели бы, чтобы он был жив»[39].

Все стихотворные переводы в настоящем романе выполнены мной[40]. Тацит (Анналы, XV, 70) говорит, что Лукан прочел в качестве предсмертных слов собственные стихи; историки предполагают, что он цитировал «Фарсалию» (IV, 516–517). Стихотворение Стация, посвященное локонам фаворита Домициана Эарина, взято из «Сильв» (III, 4). Песня Эарина заимствована из сочинения Лукреция «О природе вещей»; предыдущая версия есть в моем романе «Орудие Немезиды». Стихотворение Марциала на прибытие Траяна в Рим входит в «Эпиграммы» (VI, 3). Строки Вергилия, описывающие Цейония, взяты из «Энеиды» (VI, 869–870). Стихотворение Адриана известно из его биографии в «Истории Августов».

Почти все названные выше источники доступны в переводе и содержатся в Интернете, достаточно задать поиск. Мои личные изыскания почти ежедневно выводили меня на сайт Билла Тайера «Lacus Curtius», кладезь первоисточников, где есть тексты Светония, Тацита, Плутарха, Диона Кассия, Диона Христосома, «История Августов», «Топографический словарь Древнего Рима» Сэмюела Болла Платнера, «Словарь греческих и римских древностей» Уильяма Смита и многое другое, красиво представленное и толково аннотированное.

Еще один интересный ресурс – «Livius» Джоны Лендеринга. Его иллюстрированный текст Филостратовой «Жизни Аполлония» – мой старый и верный друг. Для читателей «Империи» я собираюсь выложить дополнительные ссылки на собственном сайте www. stevensaylor. com.

В тяжелые времена как никогда важны давние связи. Кит Кала – мой издатель с 1994 года, Алан Невинс – мой агент с 1995-го, а Рик Соломон – партнер с 1976 года. Спасибо вам всем. И особая благодарность – моему другу Гейлану Дюбоузу, автору «Farrago Latina» («Латинской мешанины»), который любезно прочел и откомментировал верстку.

Еще один старый и дорогой сердцу друг – хотя мы ни разу не встречались – покойный Майкл Грант. Когда в детстве я жил в Голдтуэйте, штат Техас, труды Гранта стали моими первыми серьезными книгами о Древнем мире. По мере роста интереса я открывал новые труды, но, куда бы ни заводило меня любопытство, я неизменно наталкивался на книги Майкла Гранта – от биографий Клеопатры, Юлия Цезаря, Нерона до работ об этрусках, гладиаторах, римской монетной системе и самих античных историках. Именно его перевод и примечания к «Делам об убийствах» Цицерона (особенно речь в защиту Секста Росция) вдохновили меня на создание первых романов – «Римская кровь», «Загадка Катилины», «Бросок Венеры», а к написанию «Убийства на Аппиевой дороге» (книги, которую Грант любезно прокомментировал) побудили его переводы «Избранных политических речей» Цицерона. Углубившись в исследования при написании «Империи», я без компаса угодил в штормовое море римской мысли, где смешались астрология, стоицизм, древние боги и новые культы; именно Грант осветил мне путь двумя великолепными книгами – «Мир Рима» и «Расцвет Рима». С благодарностью за все, что дал и продолжает давать мне Майкл Грант, я посвящаю эту книгу его памяти.