Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

Могло ли что-либо укрыться от Адриана при такой огромной сети имперских шпионов?

Марк откашлялся:

– Да, Светоний прислал книгу, но я его не просил и, клянусь, так и не заглянул в нее.

– Неужели? Прочти обязательно. Неплохая работа. Довольно непристойная, но я думаю, что большинство читателей как раз и привлекают скабрезные подробности, ради которых они продолжают чтение. Ага, вот наконец и твой сын.

Они обернулись на шум, донесшийся из вестибула. Первым, с видом чуть пристыженным в ожидании выволочки за опоздание, вошел Аминтас. Не успел он заговорить, как в студию проскользнула Аполлодора, одетая в лучшую столу. Она не простила Адриану смерти отца, но никогда не выказывала гнева в его присутствии. За матерью следовал Луций, который в свои одиннадцать выглядел очень крупным и почти сравнялся ростом с отцом. Он унаследовал от Марка зеленые глаза и свет лые волосы, однако сложением походил на деда, Аполлодора.

Марк, радуясь, что неприятные откровения императора о родственнике-христианине прерваны, приступил к церемонии. Он подошел к статуе и сдернул холстину.

Адриан словно впервые увидел скульптуру. Он долго смотрел на нее, затем потянулся потрогать. Марк увидел на лице императора то же благоговение, что и при давнем первом созерцании изваяния Меланкома.

– Ты уловил, Пинарий, – прошептал Адриан. – Совершил невозможное. Теперь надо повторить.

– Повторить, Цезарь?

– Нужно изготовить другие скульптуры. Каждую сделай чуть отличной, дабы запечатлеть разные аспекты божественности Антиноя, но пусть все будут столь же близкими к жизни, как эта. Они послужат образцами для прочих мастеров, которые размножат статуи по всей империи. Готов, Пинарий?

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, Цезарь, – ответил Марк дрогнувшим голосом. Его наполнила радостью перспектива посвятить талант и время умножению прекрасных образов, которыми он выражал преданность богу из снов, как Адриан выражал любовь.

– Хорошо, что здесь твой сын, – сказал Адриан. – В знак благодарности я хочу предложить молодому Луцию нечто весьма заманчивое. Недавно, составляя гороскопы, я открыл любопытный факт: твой сын родился в тот же день, что и один из моих протеже, Марк Вер. Поскольку мальчики абсолютные, вплоть до минуты, ровесники, я предлагаю представить твоего Луция юному Вериссимусу…

– Вериссимусу, Цезарь?

– Так я иногда зову Вера. Он настолько любит Истину, что я не в силах удержаться от игры слов[35]. Ну и коль скоро Луций и Вер совместимы, они могут вместе учиться.

Марк глянул на Луция, несколько ошеломленного новостью.

– Боюсь, Цезарь, сын мой предстанет в невыгодном свете. Я постарался обеспечить его хорошими наставниками, но его образованность едва ли может соперничать с интеллектом твоего протеже.

Адриан улыбнулся:

– Не беспокойся, я не жду от Луция состязаний на ниве учености. У Вера выдающийся ум, объем его знаний иногда поражает даже меня. Но Вер любит и спорт во всех его разновидностях. Сверстник пригодится ему для бокса, борьбы, игр в мяч, верховой езды, охоты и прочих занятий. Что скажешь?

Марку пришло в голову, что в атлетических соревнованиях сын вполне способен превзойти юного Вера: Луций был не обычно рослым и сильным для своего возраста. Он глянул на Аполлодору, глаза которой расширились от волнения. Несмотря на давнюю обиду на Адриана, она видела, какие широкие возможности открываются перед ее сыном. В одиннадцать лет Луций Пинарий будет допущен в святая святых императорского двора.

Луций был слишком юн для тоги, но у него имелась тончайшей работы туника, которую Марк счел подходящей для знакомства с Вером. Аполлодора сокрушалась насчет коротковатых рукавов – мальчик так быстро растет! – но Марк посоветовал ей не беспокоиться:

– В Доме народа не настолько придирчивы к подобным вещам, как тебе мнится.

– В Доме народа? – рассмеялась Аполлодора. – Кроме тебя, муж мой, его так больше никто не называет.

– Разве?

– Я совершенно уверена, что заигрывание с простонародьем кончилось со смертью Плотины.

– Признаю свою ошибку. Ладно, в таком случае, Луций, готов ли ты отправиться в Дом Адриана?

В назначенный час у входа в императорский дворец их встретил слуга, который проводил гостей в пышный сад с журчащими фонтанами. Именно там временно установили статую Антиноя. На каменной скамье возле нее сидели Адриан и отрок Марк Вер, его дальний родственник и праправнучатый племянник Траяна. Кучерявый Вер отличался здоровенным носом и маленьким ртом. Мальчик вырос в утонченнейшей среде, окруженный прославленными философами и учеными, и держался степенно не по годам.

Адриан представил Вера Марку и его сыну. Когда Луций, как научил отец, ответил, что для него такое знакомство – большая честь, Вер покачал головой:

– Напротив, для меня честь познакомиться со сверстником, чей дед дружил с великим Аполлонием Тианским. – Он обратился к Марку: – Много ли рассказывал тебе об Аполлонии отец?

– Говоря откровенно, без истории о старце не проходило и дня. Отец называл его Учителем и был глубоко предан ему, в жизни и смерти.

Вер искренне разволновался:

– Поделись этими историями и со мной! Их обязательно надо записать!

– Увы, моя рука рождена для долота, не для стила, – сказал Марк.

– Надиктуй рабу. Почти все, кто лично знал Аполлония, уже мертвы…

– Правда, неподражаем? – спросил Адриан, ероша мальчику волосы. Вер совершенно по-детски закатил глаза. – Его бы изваять в таком возрасте. Может, выкроишь время, Пинарий, хотя мне отчаянно не хочется прерывать твою работу над следующей статуей Антиноя.

– Я буду рад, Цезарь. – Марк посмотрел на мальчика и моментально понял, какое выражение попробует запечатлеть в камне: смесь невинности и мудрости, утонченности и простодушия.

– Насколько я понимаю, твой отец был близким другом и ныне покойного… – Мальчик запнулся и вопрошающе взглянул на Адриана.

– Вериссимус понимает, что ты еще не знаешь новости, доставленной сегодня утром имперским курьером, – сказал Адриан. – Умер Эпиктет.

Марк глубоко вздохнул и опустил глаза.

– Воистину, он был последним из отцовского круга.

Вер взял Марка за руку:

– Возможно, мы утешимся словами самого Эпиктета: нас огорчают не события, но собственный взгляд на них. Ведь так и есть, даже если умирают близкие.

Марк грустно улыбнулся:

– В отличие от отца, я не философ. Вряд ли я понимаю смысл изречения.

– Если ты страдаешь от внешнего события, то тебя мучает не оно, а собственное суждение о нем. И в твоей власти прямо сейчас отбросить свои мысли. – Вер говорил с пылкой убежденностью, естественной для его лет.

– Хорошо сказано, Вериссимус! – похвалил Адриан и обратился к Марку: – Генеалоги утверждают, что мальчик является потомком мудрого царя Нумы, и я думаю, они не ошиблись.

Марк кивнул. Как его неуклюжий сын-молчун найдет общий язык с юным Вером?

– Пусть мальчики поживут у меня в Тибуре, – предложил Адриан. – Как, Луций, ты смотришь на то, чтобы немного поохотиться и поездить верхом?

– Аполлоний Тианский был против убийства животных, – серьезно ответил Луций.

– Превосходно! – рассмеялся Адриан. – У вас с Вериссимусом уже готова тема для спора: может ли любитель философии получать удовольствие от охоты? Ты поедешь с нами, Пигмалион. Я выбрал место для гробницы Антиноя и хочу показать тебе другие локации – под термы, библиотеку, большой бассейн…

– С превеликой радостью, Цезарь, – ответил Марк и поднял взгляд на статую Антиноя – бога, принесшего ему неслыханную удачу.

136 год от Р. Х.

В шестой день перед майскими нонами Марк Пинарий с сыном Луцием стояли в толпе придворных, заполнившей портики вокруг древнего Авгуратория на Палатинском холме. У алтаря сам император осуществлял авгурство по случаю достижения зрелости Марком Вером, который, наряженный в свою первую тогу, стоял в центре гравийного двора.

В пятнадцать лет, при всей зрелости ума, Вер еще не обзавелся бородой и нежными чертами лица походил скорее на мальчика, чем на мужчину. Борода и волосы Адриана совсем поседели, а лицо приобрело нездоровую бледность; Марк решил, что император выглядит намного старше своих шестидесяти. Поговаривали, будто Адриан тяжело болен. Он начал сооружать себе мавзолей.

К строительству привлекли Марка. «Все императорские гробницы уже полны, – сказал ему Адриан, – и я не намерен провести вечность в тесной колонне по соседству с Траяном». Здание задумали огромным и круглым, похожим на мавзолей Августа, но гораздо больше, а возводили его на берегу Тибра напротив Марсова поля. Иногда Марку казалось, что Адриану нет покоя без строительства чего-нибудь грандиозного. Теперь, когда храм Венеры и Ромы был наконец завершен, как и Пантеон с его величественным куполом, а заодно и просторная императорская вилла в Тибуре, – что еще возводить, как не мавзолей?