Жертвы дракона - Сергей Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А тебя вот не съел, — настаивала Элла по-прежнему насмешливо.
— Если бы был Рек, — вмешалась Илеиль, — дышал бы огнем.
— Дышал огнем, — тотчас же откликнулся Дило. Он не стал спорить против этой новой подробности. Его собственное неверие исчезло без следа. И он готов был поверить во все сверхъестественное. Теперь ему действительно казалось, что страшный зверь дышал огнем.
Альф Быстроногий пожал плечами и сказал:
— Гора… Дышит огнем… Приснилось ему…
Он полагал, что Дило заснул и видел во сне огнедышащую гору. На восток от Анакской земли была гора Музач, которая дышала огнем. И иногда скитаясь в той стороне, охотники видели в ночные часы тусклое зарево над ее вершиной. Но в этой местности не было гор, дышащих пламенем.
— Я не спал, — угрюмо возразил Дило. — И совсем не гора. Зверь — как гора. Спина из плит. В глазах огонь и камень. Лапы и пасть. О, какая пасть! Схватил большого Буа, и кости хрястнули…
Альф посмотрел на него недоверчивым взглядом.
— Это не сказка? — спросил он подозрительно. — Ты мастер на сказки… Где это было?
И Дило отвернулся от него и еще угрюмее сказал:
— Не знаю, отстань!..
Юн Черный, стоявший поодаль, слушал внимательно. Теперь он тоже подошел и спросил:
— А какое у него было лицо?
— Такое, каменное, — тотчас же ответил Дило.
— Белое?
— Да, серое, — Дило кивнул головой.
— Серебристое, мерцающее?
Мальчик кивнул головой с новой готовностью. Вопросы Юна совпадали с настроением того дикого ущелья и голых камней, грязно белых, ало мерцающих, странных.
Юн немного помолчал и потом сказал:
— Это Месяц.
Спанда тоже приблизился. Два колдуна стояли друг против друга с хмурыми лицами.
— Какой Месяц? — проворчал Спанда. — Я не понимаю.
— Лунный Дракон, — твердо сказал Юн. Племя стояло и ждало разъяснения.
— Вы знаете, — сказал Юн, — что в темные дни, после ущерба, Месяц приходит на землю и становится Драконом.
— Что ты говоришь? — сказал с удивлением Спанда. — Месяц вон там, на месте своем.
И, будто в подтверждение, на горизонте разорвались тучи; вышла полная луна и белым глазом своим посмотрела на Анаков.
— Место его на земле и на небе, — сказал Юн упрямо. — Ходит, где хочет.
— Зачем бы ему приходить? — усомнился Спанда снова.
— Мы обещали ему жертву и удержали ее, — сказал Юн. — Затем, должно быть, пришел.
— Ты обещал, — сказал Спанда с ударением.
— За племя обещал, — жестко возразил Юн. — За весеннюю добычу.
Анаки молчали.
— Теперь надо отдать, — сказал Юн. — Завет переступили.
— Кого отдать? — сурово спросил Спанда.
— Белой телицы замену, — сказал Юн бесповоротно, — чтоб хуже не было.
— Меня отдайте, — вдруг крикнул Дило. — Я переступил завет.
— Молчи ты, — крикнула Аса с испугом. Если бы раскрылся их маленький грешок во время праздника, рассерженные Анаки могли бы побить их камнями по старому обычаю.
— Ты дешево стоишь, — сказал Юн, — если он сам не захотел взять.
— Постойте, — сказал Спанда. — Вот завтра мы пойдем и посмотрим, какой Дракон и чего он хочет.
— Завтра праздник, — заговорили Анаки.
— Ну после праздника, — сказал Спанда, — утром. С бубнами пойдем и с дарами. И спросим его. Если он там и хочет, пусть скажет… Мы дадим.
— Мы дадим, — угрюмо подтвердил Юн, — чтоб хуже не было.
Глава 10
Праздник начался на другой день с рассветом. Женщины плотно завесили вход в пещеру и развели огонь. Своды пещеры наполнились дымом, пахучим и едким. В пещере было темно, и искры огня сверкали сквозь дымную завесу, как будто в сумраке ненастного вечера.
Около костра, на видном месте, устроили «гостей». Это были воскресающие звери. Главное место занимал Мамонт Сса. Он был представлен куском собственной шкуры, на которой лежали оба глаза, щепотка шерсти с подгрудка, частицы сердца и печени, крошки мозга, кусочки жира от почек. Мертвые глаза были круглые, матовые, с жилками пожелтевшей крови. Их повернули к огню зрачками, и дымное пламя слабо отразилось в их тусклом овале.
Рядом с глазами стояла фигурка Мамонта, сделанная из жертвенных трав, истолченных и смятых в тесто. Это была душа Мамонта, — вторая, съедобная. Анаки съели ее вместе с мясом и заменили фигурой. Главная душа, не съедобная, незримо витала тут же. Рядом с душою Мамонта лежало тело мальчика Лиаса. Перед Мамонтом на шкуре лежала новая одежда: два пучка травы, тщательно подобранной, былинка к былинке, и перевязанной корою, и отборная пища — сушеный жир, лесные яблоки, ягоды. Это были дары гостеприимства высокому гостю.
Женщины и мужчины доставали из сумок символы других зверей и раскладывали на шкурах. Олени были представлены куском нижней челюсти с мелкими, недоразвитыми резцами, лошади — желтым копытом, волки — шкурой с лапы, медведи — черным обрезком кожи от носа. Здесь были также уши зайцев, крылья лебедей и гусей, кости крупных рыб. И хотя от каждой добычи была взята только небольшая частица, все вместе составляло значительную тяжесть. Анаки переносили ее на своих плечах вместе со своим несложным скарбом. Весь этот сбор нужно было непременно принести на Праздник Воскресения Зверей, ибо без этого звериная порода должна была иссякнуть и охотничье счастье споткнуться о камень неудачи.
Женщины разложили эти звериные мощи кругом Мамонта Сса, каждую породу особо. Спанда и Юн достали две кожи жертвенных бубнов, размягчили их жиром и натянули на деревянные ободья. Эти два бубна они повесили над гостями. Один назначался для Мамонта Сса, другой для младших гостей. Мужчины и женщины тоже натянули на ободья кожаные пленки и вооружились звонкими заячьими лапками, засушенными от долгого употребления и черными от копоти.
Женщины украсили свои плащи пучками разноцветной шерсти, окрашенной алой корой ольхи и черным дымом можжевельника. Старая Лото скрылась в женском шалаше. Она должна была выйти оттуда потом, в середине праздника.
Исса взяла бубен и стала обходить все углы пещеры, расселины, проходы, отверстия наружу. У каждой щели она останавливалась, постукивала в бубен заячьей лапкой и шептала: «Чужие, не входите». Это делалось для того, чтобы обезопасить церемонию от вторжения посторонних духов. Они могли расстроить переговоры с гостями, захватить часть жертвы и вообще нарушить великое празднество Анаков.
Женщины сели на корточки рядом, по левую сторону огня, лицом к звериным символам.
Мужчины встали с бубнами по правую сторону.
По знаку, данному Иссой, женщины завопили неистовым голосом.
— Пришли, пришли, пришли!..
— Привет гостям, — отозвались мужчины и ударили в бубны.
— Вы устали? — спрашивали женщины ласковым тоном. — Разденьтесь. Мы приготовили вам новые плащи. Вы озябли, погрейтесь у огня. Вот пища, питье. Вот постель, отдохните.
Мужчины изо всей силы колотили в бубны. Тугая кожа звенела. И в глубине пещеры отдавалось смутное эхо.
— Тсс, — сказала Исса предостерегающе, — гости спят.
Бубны и голоса разом смолкли. В пещере стало тихо. Женщины сидели, не шевелясь, и смотрели друг на друга напряженно-предостерегающим взглядом. Во время сна гостей нельзя было даже шелохнуться. Каждый шорох предвещал неудачу виновнице и оплачивался потом какой-нибудь легкой карой. Либо лопнет горшок для варки пищи, либо шакалы утащат плащ, либо ребенок заболеет. Без возмездия ни за что не обойдется.
Мужчины тоже стояли неподвижно. Только два колдуна прошли осторожно к месту гостей, сняли два бубна, посвященные им, и стали тихонько постукивать косточкой пальца в натянутую кожу. И эти скользящие, странные, слегка царапающие звуки успокаивали, как колыбельная музыка, и баюкали усталых гостей: «Дын, дын, дын…»
И даже пламя костра горело ниже и стлалось по земле, как будто убаюканное.
Неожиданно раздался густой и низкий храп: «Хррнх…»
— Гости просыпаются, — сказала Исса.
Этот храп был голос Сса, когда он вечером идет на водопой и призывает свою жену и семейство:
— Хрнхрр…
Лото вышла из шалаша с задней стороны и неожиданно появилась пред огнем. Она снова надела ту же странную шапку с меховой полоской спереди. Но теперь она должна была изображать уже не прародительницу Дантру, тетку Мамонта, а самого высокого гостя.
Женщины запели громкий, ликующий гимн:
Сса Помощник, он устроил землю.Реки прочертил, выкопал моря.
И под эти ликующие звуки Лото, белая колдунья, живое воплощение бога-зверя, торжественным шагом три раза обошла кругом огня, потом остановилась над маленькой фигуркой Мамонта и снова хрюкнула: «Хрнхрр…» с несравненным искусством.