Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

Чем крепче становилось влияние в клане «безродного мальчишки Мориты», тем ближе он подбирался к убийце отца. Все раскопанные им улики, все поднятые с глубины минувшего следы вели к одному человеку…

И однажды дождливой ночью, когда Ёсио с Безухим Уэдой остались одни в небольшом кабачке-идзакая, тот обмолвился ненароком, как много лет назад расправился с одним бестолковым полицейским, задолжавшим клану кучу денег.

Уэда всё говорил и говорил, будто не замечая, как с каждым словом всё мрачнее становилось лицо его собеседника. Узнав правду, Ёсио стало горько от того, каким на деле ненадёжным человеком был его отец, связавшийся по дурости с якудза. И теперь, когда Ёсио сам оказался в рядах тех, кто отнимал жизни у таких же должников, он понимал: как только отец пришёл на поклон к клану Аосаки, вся его семья была обречена.

А Уэда, тот самый убийца, которого Ёсио ненавидел столько лет, просто выполнял свою работу. За убийством отца не оказалось никакой личной ненависти, ничего, кроме долга клану, которому Безухий – как и сам Ёсио – поклялся служить верой и правдой…

– Я ведь знаю, кто ты, – просипел под конец Уэда и опрокинул рюмку саке. – У тебя такой же злой взгляд, как у твоего папани.

Ёсио окаменел. У него было ощущение, что Уэда сказал не всё, что хотел, – так оно и оказалось.

– Можешь убить меня, только давай не здесь. Трактирщик – мой давний товарищ, он много труда положил на то, чтобы открыть эту идзакая. Если тут кого-нибудь пришьют, о заведении пойдёт дурная слава, и больше никто к нему не придёт.

При других обстоятельствах Ёсио мог бы счесть просьбу Уэды даже трогательной. Но теперь он не чувствовал ничего, кроме пустоты. Столько лет он ждал этого момента, столько раз представлял, как отомстит и, наконец, начнёт жить…

Но этому, похоже, не бывать.

– Я не стану убивать тебя, Безухий, – справившись с охватившим его ступором, проговорил Ёсио. – Но и забыть об этом так просто не смогу, уж не обессудь.

– Да что там, – на этот раз Уэда расхохотался в голос. – Будь я на твоём месте, парень, тоже не стал бы спускать такое с рук…

В ту ночь, когда Ёсио возвращался на съёмную квартиру, он понял для себя кое-что важное. Он столько лет пестовал свою месть, что теперь просто не мог отказаться от неё. Не представлял, как ему дальше жить, пока смерть всей его семьи остаётся неотомщённой.

Даже несмотря на то что Итиро Хаяси к тому времени уже поручил Ёсио управлять игорным домом, который открылся в «Толстом тануки», до Безухого ему было не добраться. Уэда занимал должность ва́ка-га́сира – был вторым человеком в клане после самого главы. И после развода с женой должность эта – после бутылки саке, разумеется, – была всем, что осталось у Безухого Уэды.

После разговора в идзакая жизнь Безухого больше не интересовала Ёсио. Он решил отнять то, чем Уэда дорожил так же сильно, как Ёсио когда-то дорожил своей семьёй. Должность вака-гасира должна была перейти к нему.

И сегодня вечером Ёсио собирался сделать ещё один шаг на пути к тому, чтобы добиться желаемого.

* * *

В усадьбе их встретила Томоко. Она места не находила от тревоги и всё мерила шагами веранду, прислушиваясь, не раздастся ли стук копыт и скрип колёс экипажа. Когда ворота раскрылись, пропуская внутрь коня с двумя всадниками, Томоко бросилась им навстречу.

Дежурившая у ворот охрана помогла снять Уми с коня. В дороге она заснула – да так крепко, что даже причитания домоправительницы не смогли разбудить её. Ёсио счёл, что это к лучшему. После всего пережитого Уми, как никому другому, требовался отдых.

Две молоденькие служанки выглянули из прихожей, и одну из них Томоко тут же отправила за водой и чистой одеждой. А со второй они поднялись наверх, куда охранники отнесли Уми. Она так и не проснулась, но с лица её спала мертвенная бледность, испугавшая Ёсио в балагане. Хоть какая-то радостная новость за весь этот поганый вечер.

Сбросив окровавленную одежду, Ёсио умылся и переоделся. Только теперь он заметил, что его всё-таки потрепал кто-то из одержимых: царапины на плечах защипало, когда на них попала вода. Но всё равно легко отделался – в отличие от одурманенных колдовством ведьмы горожан…

Вскоре вернулась Томоко: на подносе исходила паром пиала с горячим чаем. Пока Ёсио не выпил всё до капли, домоправительница не оставила его в покое.

– Ты не ранен? Я уже послала за лекарем, но…

– Со мной всё в порядке. Кровь не моя.

Томоко приложила руку к губам, глаза её расширились от ужаса.

– Да что же там у вас стряслось? И что с Уми? Почему она?..

– Я и сам толком не знаю, – покачал головой Ёсио. – Это всё ведьмины происки. Сейчас хоть начала шевелиться немного – я боялся, что с ней это теперь… навсегда.

Когда он нашёл в себе силы произнести эти слова, страх будто бы отступил. Но Ёсио знал, что это ненадолго. Страхи любили возвращаться в самый неподходящий момент.

В глазах Томоко заблестели слёзы.

– Ну-ну. – Ёсио неловко похлопал домоправительницу по плечу. Он не знал толком, кого утешает, Томоко или себя самого. – Мы должны верить в Уми. Она сильнее, чем кажется.

С этими словами Ёсио собрался было уходить, но Томоко ухватила его за рукав.

– Куда же ты?

– У меня есть ещё дела, – уклончиво ответил Ёсио и улыбнулся. Правда, судя по тому, как скривилась Томоко, улыбка его вышла болезненной и неубедительной. – Так что теперь твоя очередь присматривать за Уми.

«Не оставляй нас», – говорил испуг в глазах домоправительницы. Только теперь Ёсио заметил, как постарела Томоко: в смоляных кудрях стало заметно больше седины, у глаз прибавилось тонких морщинок…

– Здесь полно охраны, так что вам ничего не угрожает, – постарался успокоить Ёсио. Как бы ни было тяжело оставлять Уми, но до возвращения оябуна и остальных следовало кое с кем потолковать.

И никто не должен был узнать об этом разговоре.

Перед тем как покинуть усадьбу Хаяси, Ёсио заглянул в оружейную комнату. Назвать этот закуток «комнатой» мог лишь тот, кто ни разу за всю свою жизнь не был в богатом доме и о крытых татами полах знал только из сказок и преданий. Но здесь никогда никто и не жил, а оружию многого не надо.

Ёсио зарядил револьвер и спрятал его за пазухой. Пускать в ход оружие он не собирался,