Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - Альберт Шпеер

Едва я узнал – опять-таки окольными путями – о реакции Гитлера на мое письмо, как из Оберзальцберга позвонил Геринг. Он, мол, услышал о моем намерении подать в отставку, но должен сообщить, что только фюреру решать, когда его министр может покинуть службу.

С полчаса мы разговаривали на повышенных тонах, пока не пришли к компромиссу. Я предложил следующий вариант: я не стану подавать в отставку, но постараюсь болеть подольше и потихоньку перестану выполнять свои обязанности.

Геринг обрадовался: «Да, прекрасное решение. Так мы и поступим. Уверен, что фюрер согласится».

В неприятных ситуациях Гитлер обычно старался избегать конфронтаций. И сейчас он не осмелился вызвать меня и открыто сказать, что после всего случившегося принял решение и должен просить меня уйти в отставку. Через год, когда наши отношения окончательно испортились, он снова проявил малодушие и даже не попытался снять меня с должности. Обращаясь к прошлому, я должен признать, что Гитлер в приступе ярости, наверное, мог отправить кого– либо в отставку, но его приближенные уходили по своей воле.

Какими бы ни были мои мотивы в тот период, мысль об отставке мне понравилась. Я не мог не замечать грозных признаков окончания войны: почти каждый день в голубом южном небе вызывающе низко над гребнями Альп проносились бомбардировщики 15-й воздушной армии США. Со своих итальянских баз они летели бомбить наши промышленные объекты в Германии. Не было видно ни одного немецкого истребителя, не было слышно стрельбы зенитных батарей. Это свидетельство полной беспомощности производило на меня большее впечатление, чем любые сводки. Я уныло думал о том, что перед лицом столь мощного наступления противника мы скоро не сможем возмещать потери вооружения, как это удавалось до сих пор. Какой соблазнительной могла показаться линия поведения, подсказанная Герингом: учитывая неминуемо приближающуюся катастрофу, покинуть ответственный пост и тихо исчезнуть. Однако мне и в голову не пришло бросить порученное мне дело и тем самым ускорить падение Гитлера и его режима. Несмотря на все наши разногласия, я не думал об этом тогда и, возможно, в подобной ситуации не подумал бы и сегодня.

20 апреля визит одного из моих ближайших сотрудников Вальтера Роланда прервал мои мрачные размышления. Среди промышленников распространились слухи о моем намерении уйти в отставку, и Роланд приехал уговаривать меня остаться. «Вы не имеете права бросить промышленников, которые верно следовали за вами, на милость своих преемников. Легко можно представить, кто это будет! Сейчас самая главная наша задача – сохранить ядро промышленного потенциала, чтобы преодолеть тяжелые последствия проигранной войны. И чтобы помочь нам в этом, вы должны остаться на своем посту!»

Насколько я помню, именно тогда замаячил передо мною первый призрак «выжженной земли»: Роланд сказал, что отчаявшиеся руководители рейха вполне могут приказать до основания разрушить все промышленные предприятия. Именно в тот день я отделил свой долг перед Гитлером от долга перед своим народом и своей страной: я понял, что должен сделать все от меня зависящее, дабы спасти основы выживания нации после войны. Правда, в тот момент это чувство было еще весьма смутным.

Всего через несколько часов, ближе к часу ночи, появились фельдмаршал Мильх, Карл Заур и доктор Френк. Они выехали из Оберзальцберга еще днем и проделали долгий путь. Мильх передал мне устное послание Гитлера: фюрер передает, что он высоко меня ценит и его отношение ко мне не изменилось. Это прозвучало как признание в любви, правда, через двадцать три года Мильх сознался, что практически принудил Гитлера к этому заявлению.

Получи я столь верное доказательство благосклонности фюрера несколькими неделями ранее, я был бы тронут и счастлив. Теперь же я твердо ответил: «Нет, я болен. Не желаю больше иметь ко всему этому никакого отношения!»[231]Мильх, Заур и Френк принялись меня уговаривать. Я сопротивлялся довольно долго. Поведение Гитлера казалось мне глупым и безответственным, но уходить с министерского поста не хотелось, ибо Роланд помог мне осознать, в чем состоит мой долг. И вот после многочасового спора я согласился на том условии, что Дорш снова будет мне подчиняться и восстановится прежняя система руководства. Я даже готов был уступить в вопросе со строительством огромных подземных заводов, ибо чувствовал, что это уже больше не имеет значения.

Буквально на следующий день Гитлер подписал приказ, проект которого я набросал в ту ночь: отныне Дорш будет строить подземные заводы под моим контролем, но его программа останется приоритетной[232].

Однако через три дня я осознал, что впопыхах принял совершенно неприемлемое решение. Единственное, что мне оставалось, – снова написать Гитлеру. Согласованная программа отводила мне неблагодарную роль. Если я поддержу Дорша в строительстве подземных заводов, снабжая его строительными материалами и рабочей силой, то буду вечно испытывать трудности в осуществлении всех других проектов. С другой стороны, если я стану ему мешать, то на меня посыплются жалобы и бесконечные «сопроводительные письма». Поэтому я предлагал Гитлеру возложить на Дорша ответственность и за все строительные проекты, конкурирующие с подземными заводами. В нынешних обстоятельствах, делал я вывод, наилучшее решение – отделить все промышленное строительство от производства оружия и боеприпасов. Теперь я предлагал назначить Дорша генеральным инспектором по строительству и напрямую подчинить его Гитлеру. Любое другое решение еще больше осложнило бы мои личные отношения с Доршем.

Написав это, я разорвал письмо, ибо понял, что с таким вопросом необходимо обращаться к Гитлеру лично. Я решил лететь в Оберзальцберг, но тут возникло препятствие: доктор Гебхардт напомнил мне, что поставлен следить за моим здоровьем и безопасностью, а потому не разрешит мне покинуть Меран. С другой стороны, всего несколько дней назад доктор Кох сказал мне, что никаких противопоказаний к перелету нет[233]. В конце концов Гебхардт позвонил Гиммлеру, и тот разрешил мне лететь при условии, что я побеседую с ним до встречи с Гитлером.

В подобных ситуациях всегда полезно заранее знать расстановку сил. Гиммлер говорил со мной откровенно. Из его слов я понял, что по этому вопросу уже велись переговоры с участием Геринга и было принято решение организовать для контроля за строительством отдельное управление, совершенно независимое от министерства вооружений и возглавляемое Доршем. Гиммлер попросил меня не создавать дополнительных трудностей. Конечно, подобные договоренности без моего ведома представляли образец вопиющей наглости, но поскольку я сам пришел к подобным выводам, разговор прошел вполне дружелюбно.