Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

Но за окном не было ничего, кроме ночи и темноты. Может, ему послышалось. Но нет, вот опять «рррн, рррн» разнеслось по полям. Потом еще дважды: сначала далеко, затем ближе. Ненамного, но ближе.

— Мам! — крикнул Билли, всматриваясь в темноту и представляя себе проложенную через поля современную магистраль. — Слышала?

— Ну да. — Голос у матери был усталый и безразличный. — Просто грузовик, дорогой. Не о чем волноваться. Том Даффи наверняка услышит.

Однако волноваться было о чем. Эти сигналы означали больше, чем если бы какой-нибудь старый дурак, найдя линялую и порванную старую карту, решил срезать угол от кратера с отметкой 124 до пункта US64, который, как не раз говорили люди, забредавшие в Памп-Хэндл, выдержал самый жестокий бомбопад.

«Бомбопад» — смешное слово, но для Билли именно так все и выглядело. Даже он запомнил, хотя ему в то время было около трех лет. Снаряды падали с неба как дождь. Небо роняло серебряные иголочки, и на земле все превращалось в кашу, тюрю, какую Билли делал у себя в тарелке во время ужина из картошки, овощей и мяса; густую вязкую массу неопределенного цвета. Коричневое, белое, зеленое — один цвет переходил в другой.

«Мы давно так не ужинали, — вдруг подумал Билли. — И давно никто не приезжал к ним в город. Но раз есть грузовик — а это точно он! — значит, здесь снова появились люди».

«Рррн» звучало как обещание жизни, возгласов «а вот и мы!», «посмотрите-ка на нас!». И грузовиков-то точно было больше одного. Как давно никто не проезжал через Памп-Хэндл…

— Может, они везут нам еду? Настоящую еду и… — В воображении мальчика замелькали образы разных вещей, которые могли поместиться в грузовиках. У него загорелись глаза. — И комиксы, мам! Может, они привезли нам комиксы?

— Грузовики здесь не остановятся, Билли. По своей воле здесь никто не делает остановку. И сюда больше не возят провизию, — сказала она. — Здесь незачем больше останавливаться, вот в чем дело. — На кухне что-то звякнуло. — И комиксов больше нет, Билли. Ты прекрасно это знаешь. С тех пор как началась война.

Билли осторожно посадил кролика, с которым играл, обратно в маленькую клетку, стоявшую на самодельном столе у кровати, вылез в окно и оказался на плоском козырьке. Вдыхая ночные ароматы жасмина и шиповника, он смотрел на небо. На западе, ближе к Мемфису, оно было черным и грозило дождем. А здесь пахло свежестью, чистотой и приключениями.

Сегодня все было не таким, как обычно. Повисло какое-то напряжение. Он принюхался: даже привычные запахи растений, почвы, травы, деревьев сегодня волновали Билли. Он запрокинул голову и улыбнулся звездному небу.

Что-то будет сегодня вечером.

Он ухватился за перила балкона рядом с окном и крикнул:

— Мам! Я пойду посмотрю, что там такое.

Билли спрыгнул на землю, и вот он уже бежит по траве, а голос матери гонится за ним, но не может догнать. Он бежит к лучам света, поднимающимся в ночное небо. То, что сегодня случится, приближается, уже петляет опасными дорогами вокруг холма Десмонд-хилл.

Билли добежал до края поля и остановился у ограждения, за которым начинался асфальт. Вообще-то, забор давно развалился и сгнил вместе с соломой, а кроме нее, на поле ничего не было. Так что если бы он захотел попасть на проезжую часть, не нужно было бы преодолевать никаких препятствий. И все же в том, что Билли здесь остановился, чувствовалась некая закономерность. Сейчас он вел себя так, как мог бы до бомбопада. Билли посмотрел налево, в сторону города, и увидел молчаливые фигуры других местных жителей. Они приближались. Справа слышался пока слабый, но усиливающийся гул моторов вперемешку с музыкой. Билли засмеялся и хлопнул себя по ноге.

— Супер! — крикнул он в безразличную ночь.

Похоже, действительно что-то будет. К их городку едут настоящие грузовики. И судя по грозному рычанию, с ними не соскучишься.

Когда первый грузовик, завершив последний виток вокруг Десмонд-хилл, выехал на дорогу, ведущую в Джингл-Бенд, Билли влез на остатки забора, замахал руками и заорал что было мочи. Сначала показался хлопающий на ветру брезент, потом блестящая черная кабина, и наконец он различил ветровое стекло, кузов и грузовик во всем его пыльном великолепии. Он напоминал о дальних краях и увлекательных путешествиях. От него пахло походными кострами и разноцветным дождем. И он был похож на зверя с раскосыми глазами. Истории про таких зверей рассказывал брат, когда боль не давала им уснуть. Вероятно, этот «роскошный экипаж» знавал и лучшие времена, но для Билли он был средоточием неведомых красок, звуков и запахов.

Билли только начал ходить, когда сбросили первые бомбы: Китай сдержал слово, пообещав ответить на агрессию со стороны Соединенных Штатов. А еще были Ирак, Иран, Турция и «прочие одержимые жаждой власти сукины дети, у которых хватает сил дышать и вонять», как сказал отец в одну из тех бесконечных ночей, когда ни на секунду не смолкал гром и повсюду клубился дым. Затем добавил: «Притом что изо рта и из задницы у них пахнет одинаково».

Стратегии воюющих сторон быстро менялись. Брат Билли, Трой, ночами рассказывал ему, что Британские острова затонули и Европу опустошили — сначала бомбы, затем пыльные смерчи, которые дуют со скоростью двести миль в час. И что материковая часть США, где жили Трой, Билли и их родители, теперь пустыня на тысячи миль с воронками вместо городов, покрытая травой неопределенного цвета, проросшей через много дней после того, как рассеялись последние облака пыли и перестало вонять горелым мясом.

Как-то раз, лежа в постели и глядя на звезды, Трой сказал Билли, что они легко отделались. А еще брат рассказывал, как они с папой стояли и смотрели на облако от первой бомбы. Красивое такое, переливалось всеми цветами радуги…

Но Троя больше нет. Папы тоже.

На мгновение Билли ощутил глубокую печаль и огромную пустоту, будто даже его кости стали полыми. Но тоска исчезла так же быстро, как появилась. Она пропала, как только на пыльной дороге появился первый грузовик. Из-под колес летели комья грязи и щебенка. Билли ударил кулаком в ладонь другой руки.

— Супер! — воскликнул он, стараясь перекричать надрывавшиеся моторы и ритмично пульсирующую музыку, от которой ему захотелось завертеться волчком прямо тут, на обочине дороги. Вдруг он понял, что уже мотает головой так, что она, того и гляди, отвалится.

Музыка заполнила собой поле, дорогу и, возможно, все, что раньше называлось графством… А вероятно, и весь мир. Ее разносили по свету отравленные ветры; звуки бледнели и слабели в пути, но не пропадали, не переставали существовать.

Билли вспомнил бродягу — при таких ожогах, какие были у него, другой бы уже обуглился, — пришедшего в городок с бутылкой, найденной в развалинах на месте бывшего Чикаго, обмотанной марлей и перевязанной засаленным шнурком. Билли спросил, что в ней, и бродяга ответил:

— Звуки последнего дня перед концом света, друг мой.

Он долго и громко смеялся, широко разинув рот, так что было видно, как из его десен сочится гной и капает на язык.

Обожженный аккуратно вытащил из бутылки пробку, и Билли услышал сотни — нет, возможно, тысячу или даже миллионы — голосов, и это все были предсмертные вопли. Тогда он убежал подальше от бродяги с диким взглядом, пытаясь заглушить в себе эти отчаянные крики и смех. А обгорелый продолжал хохотать, обматывая свою бутылку марлей.

— Ни один звук не умирает! — крикнул он вслед убегавшему Билли. — Особенно когда звучит сама смерть.

Лунный свет залил пыльный панцирь кабины. Тормоза завизжали, и грузовик резко затормозил, внезапно вернув Билли Кендоу из прошлого в настоящее. Мальчик стоял, широко раскрыв глаза и разинув рот, и все его органы чувств молили о новых впечатлениях. Водитель смотрел на него в упор и жевал губами сигарету.

Грузовик остановился около Билли. Водитель в окно посмотрел на мальчика, затем по сторонам и на поля, где остался дом Билли.

— Эй, парень, где это мы? — спросил он, помахав перед носом Билли старой рваной картой. Потом бросил ее на пол кабины. — Какие-то точки на карте стоят, но названий нет.

— Памп-Хэндл, сэр, — ответил Билли, стараясь выговаривать слова так, чтобы придать им некую значимость. Как будто речь шла о Валгалле или, скажем, Вифлееме, а не о кучке задрипанных шатких домишек, которым самое место было бы в картонных городишках на пыльной оклахомской равнине лет сто назад.

Он показал вперед:

— До него еще около полумили. Но там, у поворота, дорога завалена упавшими деревьями и всякой дрянью… Вам может потребоваться помощь, чтобы проехать…

Мужчина кивнул:

— Ну что, хорошо. — Он повернулся к тощей и бледной женщине, сидевшей рядом. — Как тебе, Диди? По-моему, хорошо, а?

Женщина потянулась и зевнула так широко, что было удивительно, как у нее рот не порвался: