Дочь Монтесумы. Сердце Мира - Генри Хаггард

«Посмотри, отец, как много золота!»

«Это только позолота, а не золото! Я знаю, как это делается, но у нас она употребляется только на крыши и купола… Что бы сказал этот седовласый тиран, если бы знал, что в любом нашем храме имеется больше золота, чем нужно, чтобы пять раз наполнить эту комнату от пола до потолка!»

«Тише, отец! – остановила его дочь. – Здесь и стены могут иметь уши. Только притворяясь, что мы ничего не знаем, можно рассчитывать на спасение!»

– Ну и что же ответил Зибальбай? – спросил сеньор. – Вы, кажется, сказали, что старика зовут Зибальбаем? – попытался он поправить свою неосторожность.

– Зибальбай?! Нет, я ни разу не произносил этого имени! – подозрительно возразил дон Педро. – Ничего не ответил старик. На следующее утро, когда я пришел в клетку, птички уже улетели. Очень досадно, а то я спросил бы у старика, действительно ли его зовут Зибальбаем. Я думаю, что индейцы открыли ему двери и способствовали его бегству!

– То есть как это, дон Педро? Вы только что сказали, что они еще у вас в доме?

– Разве? Значит, я ошибся, как и вы относительно имени. Вино очень крепкое, и оно ударило мне в голову. Теперь выпьем, сеньор, по чашке кофе!

– Благодарю вас, дон Педро, но я никогда не пью кофе на ночь. Оно не дает мне заснуть!

– Все-таки отведайте нашего. Мы его сами производим и гордимся кофе с наших плантаций!

– Для меня это яд, и я не хочу выпить даже одной чашки. Но позвольте спросить: на плантациях работают эти джентльмены, которых я вижу за столом?

– Да-да! Они собственноручно выращивают плантации кофе и какао, занимаются при случае и еще кое-чем другим. А сердца у них самые нежные. Вы не смотрите на их немного грубые лица: сердца у них золотые, и меня они любят, как отца… Впрочем, от вас я не стану таиться. Мы устраиваем здесь самые различные дела… Хорошие времена миновали безвозвратно, но и теперь случается, что милостью Провидения нам кое-что перепадает, и мы бесконечно благодарны Небесному Промыслу!

– Вроде двух американцев, которые напились пьяными и убили друг друга! – сказал сеньор, не всегда умевший держать язык за зубами.

Лицо дона Педро мгновенно омрачилось, оживление от выпитого вина исчезло, сменившись прежним угрюмым взглядом.

– Я чувствую усталость, сеньор, и вы, вероятно, также. Я выкурю еще одну сигару и отдохну в своем гамаке, а вы побеседуйте с остальными джентльменами.

Дон Педро ушел на старое место, а его сын и американец Смит, оба немного выпившие, подошли к сеньору с предложением сыграть партию в карты. Вероятно, они хотели убедиться, сколько у него спрятано денег, но Стрикленд притворился пьяным и сказал, что он потерял большую часть денег на пароходе.

– Вы хотели сказать, что обронили их на дороге, друг, так как забыли о щедром подарке матросам с «Санта-Марии»? Впрочем, в этом доме не в обычае принуждать к игре. Мы можем беседовать и смотреть, как играют другие.

– С удовольствием! – ответил сеньор, присаживаясь к столику играющих.

С виду игра велась совершенно безобидная, на бобы какао, но, судя по тем ругательствам, которыми сопровождались все ставки, было правильнее предположить, что под бобами скрывалось золото. Я продолжал сидеть в стороне, наблюдая и думая про себя о предстоящей нам участи. Меня вывел из задумчивости дон Смит, со смехом говоривший своим товарищам:

– Посмотрите на этого индейца, который нахохлился, как индейский петух! Не напоминает ли он того идола, которого мы видели с тобой, Хосе, в прошлом году в тех развалинах, где мы так весело кутили?.. Идол, не выпить ли нам?

– Gracias[51], сеньор, я уже пил! – ответил я.

– Так выкури сигару!

– Gracias, сеньор, я больше не буду курить!

– Мой господин касик, верховный повелитель всех здешних индейцев, не хочет ни пить, ни курить, так мы воскурим ему фимиам!

Он насыпал на тарелку сухого табаку и, поднося ко мне, зажег кусок папиросной бумаги. Меня всего обдало дымом, но я терпеливо молчал.

– Принесем ему жертвоприношение, – продолжал дон Смит. – Помнишь ту девушку, которая пыталась бежать прошлой ночью и которую мы поймали с собаками? Она…

– Оставь свои шутки на сегодня, не забывай, что у нас гость… Хотя, говоря откровенно, я был бы не прочь из этого черта-индейца сделать жертвоприношение ему самому! Он оскорбил на пароходе меня, моего отца и мать…

– И ты это спокойно сносишь?! На твоем месте я бы из него сделал решето, чтобы выветрить всю его ложь!

– Я это и собираюсь сделать! – воскликнул дон Хосе, выхватывая нож и замахиваясь на меня.

Я не шевельнул бровью, так как знал, что если проявлю хоть тень страха, то мне несдобровать. Поэтому я спокойно ответил:

– Вам угодно шутить, сеньор, и ваши шутки несколько грубоваты, но я не обращаю на них внимания, так как знаю, что я ваш гость, а личность гостя священна для всякого джентльмена, каким является почтеннейший дон Хосе. Иначе это был бы не джентльмен, а убийца…

– Побей эту свинью, дон Хосе! – крикнул Смит. – Он тебя опять оскорбляет!

Дон Хосе опять приблизился ко мне с обнаженным ножом, но в это время к нему бросился сеньор Стрикленд.

– Постойте, друг мой! Шутка шуткой, но вы заходите слишком далеко!

С этими словами он схватил его за плечи и со всей своей необыкновенной силой отбросил далеко на землю. К нам, быстро перебирая ногами, приближался проснувшийся дон Педро.

– Тише, дети, тише! Не забывайте, что это наши гости… А вам, джентльмены, пора спать, вы должны отдохнуть. Завтра вы почувствуете полнейший покой!

– Принимаю ваше любезное пожелание! – с принужденной улыбкой ответил сеньор. – Пойдем, Игнасио, отсыпаться от выпитого славного вина. Желаю вам, джентльмены, приятных сновидений!

Уходя и закрывая за собой дверь, я еще раз оглядел всю компанию и заметил, что все опьянение сошло с лиц присутствующих. Смит о чем-то говорил на ухо дону Хосе, продолжавшему держать нож в руке. Остальным что-то сообщал дон Педро, очевидно, отдавая приказания на следующий день.

В отведенной нам комнате мы застали дожидавшегося нас Моласа.

– Разве сюда не приносили ужин? – спросил сеньор.

– Нет, та женщина принесла мне поесть… Слушайте лучше, и вы, сеньор! Ваши опасения совершенно основательны. Есть план убить нас сегодня, в этом женщина уверена – она услышала несколько слов, сказанных доном Педро и тем белым, которого зовут Смитом. Она также видела, что один метис брал лопаты из сарая, чтобы вырыть нам могилу под тем самым полом, на котором мы теперь стоим!

У нас сердце упало, наша участь была решена, и близкая смерть казалась неизбежной.

– Наше прибытие сюда было безумным поступком, – сказал я своим товарищам, – и нам предстоит заплатить за это ценой жизни!