Секретные войны Советского Союза - Александр Окороков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти и многие другие вопросы и противоречия рассматриваемого периода, по мнению многих исследователей, свидетельствуют о преднамеренности действий властей Южной Кореи, "как бы обещающих противнику легкость вторжения", а также об участии в "игре" некой третьей силы.
В это время на мировой арене было два основных игрока – Советский Союз и Соединенные Штаты Америки. Как уже упоминалось выше, СССР в это время относился к объединению Кореи весьма индифферентно, во всяком случае-до конца 1949 года. В корейском Генеральном штабе, при непосредственном участии главного военного советника генерала Васильева, разрабатывались планы на случай войны, отстраивались вооруженные силы КНДР. Поддерживая Корею, советский Союз тем самым старался укрепить свои завоеванные после Второй мировой войны позиции в Восточно-Азиатском регионе. Однако КНДР рассматривалась Кремлем в этот период как буферное государство между СССР и капиталистическим миром. С тем чтобы не спровоцировать потенциального противника и дистанцировать СССР от военных действий в случае их начала, Москва даже приняла решение ликвидировать свои военно-морскую базу и представительство ВВС в КНДР. Как говорилось в этой связи в Рекомендации по Корее, составленной 2 августа 1949 года, политически было бы целесообразно убрать наши военные объекты сейчас, чтобы продемонстрировать миру наши намерения, психологически разоружить противников и не допустить втягивания нас в возможную войну против агрессии южан [1122]. И только в мае 1950 года, после серии встреч и консультаций между советским и северокорейским руководством в Москве, Сталин дал свое согласие на проведение военной акции – фактически превентивного удара по агрессору, но с категорической оговоркой – без участия в войне советских регулярных войск.
Исследователи разных стран, занимающиеся историей корейской войны, приводят несколько версий, побудивших Сталина изменить свое решение. Однако, на наш взгляд, одна из главных причин связана с разделом сфер ответственности в международном коммунистическом движении между Советским Союзом и молодой, но быстро набиравшей авторитет в международном коммунистическом движении Китайской Народной Республикой. Отказ Сталина поддержать стремление Ким Ир Сена к объединению страны на фоне только что победившей китайской революции мог быть истолкован как сдерживание Москвой дела революции на Востоке. Это могло пошатнуть авторитет советского руководителя как лидера коммунистического мира, ослабить его влияние на колониальные и полуколониальные страны Востока и еще больше поднять престиж Мао.
Что же касается Вашингтона, то там были крайне заинтересованы в создании на Корейском полуострове такой социальной и геополитической обстановки, которая бы вполне соответствовала политическим и стратегическим целям США. Тем более в условиях уже развернувшейся "холодной войны", биполярного противоборства США – СССР. Юг Кореи необходим был США как плацдарм на Азиатском континенте.
Еще в июле 1945 года, как пишет в своих "Мемуарах" президент Трумэн, генерал Маршалл и адмирал Кинг в Потсдаме говорили ему о желательности "оккупировать Корею и Порт-Артур", о необходимости совершить десантную операцию и принять капитуляцию от японской армии в провинции Квантун (Маньчжурия) и Корее, до того как туда продвинется Советская армия. В середине августа Трумэн получил еще одно "пожелание", на этот раз от промышленных кругов – "быстрее оккупировать Корею и промышленный район Маньчжурии" [1123]. Однако в тот момент Соединенные Штаты не располагали в регионе необходимыми для реализации этого плана силами. Поэтому раздел Кореи на Северную и Южную стал для Америки своего рода подарком Сталина.
Весной 1950 года Совет национальной безопасности США утвердил специальную директиву СНБ-68, разработанную Госдепартаментом и Министерством обороны США. В директиве на основе развернувшихся событий в Китае, Центральной и Восточной Европе и в регионах антиколониального движения делался вывод об угрозе расширения геополитической экспансии Кремля, который, как утверждалось в документе, стремится "…удержать и укрепить свою абсолютную власть, во-первых, в самом Советском Союзе, а во-вторых, на подчиненных ему территориях… По мнению советских руководителей, выполнение этого замысла требует устранения любой эффективной оппозиции их правлению" [1124]. Для достижения этих целей, говорилось далее в директиве СНБ-68, Москва может пойти на осуществление целой серии "локальных агрессий" в различных регионах мира. По мнению американских аналитиков, потенциальными субрегионами, которым угрожает "советская экспансия", являются: Южная Корея, Япония, Ближний Восток. Соответственно, Пентагону было предложено внести существенные коррективы в дальневосточную стратегию и дипломатию США. Поэтому к началу корейской войны в июне 1950 года США были основательно подготовлены к активному политико-дипломатическому демаршу и прямому вступлению в локальную войну против "коммунистической агрессии". Однако об этой директиве, официально утвержденной Трумэном лишь 30 сентября 1950 года, знал только узкий круг американского руководства. Ограниченное число лиц знало и об утвержденном Пентагоном за неделю до начала войны плане "SL-17". В нем составители исходили из предположения о неизбежном вторжении на Юг Корейской народной армии, отступлении противостоящих ей сил, их обороне по периметру Пусана с последующей высадкой десанта в Инчхоне [1125]. Фактически разработка планов для разного стечения обстоятельств – обычное дело штабистов. Но накануне войны оно едва ли может быть расценено как плановая работа, тем более в свете последующего хода военных действий на первом этапе войны (июнь – сентябрь 1950 года), которые развертывались в полном соответствии со сценарием Пентагона.
Публично же Южная Корея была исключена из пределов "оборонительного периметра США" [1126]. Об этом заявил в своем выступлении 12 января 1950 года госсекретарь США Дин Ачесон в Национальном пресс-клубе. "Моя речь, – вспоминал впоследствии Ачесон, – открыла зеленый свет для атаки на Южную Корею" [1127]. Согласно официальной версии, США вмешались в конфликт, потому что, как заявил президент Трумэн, вторжение Северной Кореи "поставило под угрозу основы и принципы Объединенных Наций". Так ли это?
Если принять версию о закулисной роли США в разжигании корейской войны, то события могли развиваться следующим образом.
В то время, как утверждают некоторые авторитетные исследователи, в Южной Корее сложилась взрывоопасная ситуация: режиму Ли Сын Мана грозил крах – против него, так же как и против американцев, выступало большинство населения в стране. Ширилось партизанское движение, особенно в горных районах южных провинций. Так, осенью 1948 года произошло восстание в южнокорейской армии, к середине 1949 года они проходили в 5 из 8 провинций Юга. В том же году на Север перешли в полном составе и со всем вооружением два батальона южнокорейской армии, два боевых и одно грузовое судно, перелетел военный самолет. О падении легитимности Ли Сын Мана наглядно свидетельствуют так называемые "всеобщие" выборы 30 мая 1950 года. Иностранные наблюдатели были вынуждены констатировать: итоги выборов могут быть интерпретированы как "демонстрация публичных настроений против президента и его сторонников, а также полиции" [1128]. В перспективе такое положение создавало для США угрозу потери своего влияния в регионе и объединения Кореи под эгидой коммунистов.
И тогда в узком кругу американского руководства созрел план, нацеленный на то, чтобы заставить Сталина и Ким Ир Сена ударить первыми, после чего мобилизовать мировое общественное мнение на осуждение агрессора и обрушиться всей военной мощью на Северную Корею. В результате такой комбинации режим Ли Сын Мана должен был укрепиться за счет действий законов военного времени и получить международную поддержку и признание. Одновременно укрепились бы позиции Вашингтона на Дальнем Востоке. Главным же виновником агрессии перед лицом международной общественности, по замыслам американских сценаристов, должен был стать Советский Союз. "Представители Госдепартамента заявили, – сообщил 24 июня 1950 года – за день до начала войны – вашингтонский корреспондент "Юнайтед Пресс", – что США будут считать Россию ответственной за войну коммунистической Северной Кореи против Южной Корейской Республики, которая была создана и получала поддержку от нашей страны и Организации Объединенных Наций…" [1129].
Дальнейшие события могли развиваться следующим образом. Южная Корея после массированной психологической обработки населения с целью нагнетания военного психоза в ночь на 25 июня 1950 года спровоцировала пограничный конфликт. Южнокорейский вооруженный отряд вторгся в районе Онджина с юга на север через 38-ю параллель и продвинулся в глубь северокорейской территории на 1 -2 км. Этот факт отражен в официальных заявлениях КНДР и свидетельствах советских граждан, живших и работавших в то время в Корее [1130]. Корейская народная армия отогнала неприятеля на юг и перешла в контрнаступление. Затем ситуация развивалась согласно плану "SL-17": южнокорейская армия под натиском КНА спешно отступила и откатилась на юг страны. В связи с отступлением интересно процитировать американского генерала Макартура, прибывшего 29 (30) июня на корейский фронт. После ознакомления с ситуацией он сказал сопровождавшим его офицерам: "Я видел много отступающих корейских солдат в ходе этой поездки, у всех оружие и боеприпасы, и все улыбаются. Я не видел ни одного раненого. Никто не сражается" [1131]. В то же время к этому моменту южнокорейская армия понесла фантастические потери: около 60% личного состава. По мнению Макартура, в случае непринятия срочных мер "полный коллапс" южнокорейской армии неизбежен [1132].