Пять имен. Часть 2 - Макс Фрай

После того, как был прочитан традиционный микчжим, мы все вместе вошли в кумирню и расселись по своим местам. Непосредственно вслед за сим ламы на особом подносе, напоминавшем носилки, внесли в кумирню приготовленную из теста фигуру обнаженного человека. Фигура эта называется линка и олицетворяет собою совокупность греховных качеств человека — клешей.[101] Ламы начали петь молитву, суть которой вкратце сводилась к тому, чтоб "все враги и препятствия превратились бы в прах". При начале третьей части молитвы джама — т. е. монах-повар — окурил линка особой зловонной травой и под монотонное пение других лам разрубил фигуру ножом на двенадцать частей, по числу читаемых ламами отдельных приказаний. Куски же раскрошенного таким образом теста были выброшены вон из кумирни. С окончанием этой части обряда лам приступили к служению, называемому "сор".

"Сором" называется высокая, треугольная и внутри пустая пирамида, приготовляемая из теста и окрашиваемая румянами. Резцом на ней вырезываются разные фигурки в роде цветов, кружков, огненных языков и проч., отчего вся эта пирамида представляется сквозною и общий вид ея походит на огненный, пылающий костер. На вершине пирамиды водружено было изображение головного черепа, также приготовленнаго из теста, за сим такие же черепа располагались по одному на каждой стороне трехугольника у его подножья. В средину пирамиды воткнута была стрела, увешанная хадаками и имеющую у пера небольшое изображение колеса-хурдэ. Когда возжжены были у сора лампады и благовония, ламы затянули особую молитву, в которой этому сору испрашивалась особая сила пожечь всех врагов и препятствия веры. По окончании чтения всех причитающихся стихов джама, все это время стоявший у левой стороны сора, взял с левой стороны два балина[102] и, перекружив их трижды, сначала с лева на право, а потом трижды с права на лево, перенес их и положил на правую от сора сторону, где в свою очередь взял также два балина, также покружил их и перенес на левую сторону. Каждое такое перенесение совершалось при звуках ламских инструментов и сопровождалось ударами в медный таз. Когда все балины были перенесены, мы покинули кумирню и отправились в степь для сожжения сора. Там, в степи у большого костра ламы начали чтение третьей части службы. Была уже глубокая ночь, светили звезды. Первенствующий лама поднял сор над головою, и монахи начали петь тарни.[103] Поначалу, уже привыкший к звучанию незнакомого мне тибетского языка, я не вслушивался в пение, но потом показалось мне вдруг, что я совершенно отчетливо понимаю значение молитвы. Прислушавшись внимательно, я явственно услышал сначала слова"…иже еси на небесех", а потом слова"…и крепкий херес". Голова моя кружилась. Первенствующий лама бросил сор в костер. Сноп искр поднялся к самым звездам, и я, теряя сознание, стал валиться на землю. Последнее, что я услышал, были совершенно понятные мне слова"…пора шептать Ом Мани Падмэ Хум".

На следующий день, пришедши в себя после столь досадного обморока, я первым же делом обратился к ширетую с просьбою показать мне текст той тарни, что монахи пели у костра. После длительных уговоров, сопровождаемых изрядными подношениями в монастырскую казну, ширетуй принес мне тибетскую книгу. Я знаю произношение тибетских букв, и поэтому сразу же понял, что в книге тибетскими буквами записано русское сочинение. У меня было достаточно времени, чтобы переписать книгу, что я и сделал. Первое же сочинение, столь поразившее меня ночью у костра, выглядело следующим образом (я привожу здесь тибетскую транслитерацию по системе Вэйли и мою расшифровку на русский язык):

kho-rab-la bya-ni-ha yungyi-zhe ye-si na ne-bhe-se-khashe-ptal 'i ya za bsya 'i bse-'hana kho-rab-le 'i kre-pkhy'i khe-resme-ne te-kel pe-resyung-'am raz-li-bal 'iz trekh khor-zinme-ne me-ne te-kel 'u-par-sinbil pri-gov-or chei ni bhum-bhumtak yung 'am khrab-chim yumpri-sha-la bre-khras-na-'ya na-'umpho-ra shep-tatom-ma-ni-pad-me-hum

Корабль пьяных юнг.Иже еси на небесех, —шептал и я — за вся и всех —на корабле, и крепкий херес —Мене, Текел, Перес —юнгам разливал из Трёх корзин —Мене, Мене, Текел, Упарсин —был приговор — чей? — ни бум-бум.Так юнгам кравчим [мать]пришла прекрасная Наумпора шептатьОм мани падмэ хум.

Отсутствие колофона не позволило мне определить дату составления книги. Имя автора также нигде не было указано. Текст написан был на обеих сторонах каждого листа и ограничен справа и слева небольшими полями. Плохо пропечатанных знаков было сравнительно немного, а на бумаге стоял штемпель фабрики Сумкина,[104] из чего следовало, что книга могла быть напечатана в Бурятии или в Монголии.

Все накопившиеся вопросы обрушил я на голову ширетуя, который отвечал уклончиво и неохотно. После долгих расспросов настоятель своей рукою написал всё же на сделанной мною копии название книги: "ni-kha-yung-sle'i man-su-ro-bha".[105] Он рассказал также, что предназначена книга сия для чтения при посвящениях в учения о Колесе Времени и Тайном Собрании.[106] Несколько раз упомянул ширетуй имена ламайских святых Падмасамбавы,[107] Субхути[108] и бодисаттвы Манчжушри,[109] рассказав мне легенду о том, как сей бодисаттва победил саму смерть и вынес из царства мертвых сутры, в которых повествуется о связи имен с вещами и устройстве времени.

Служение продолжалось еще три дня, а потом я срочно отбыл обратно в Иркутск".[110]

После возвращения из путешествия князь Ухтомский начинает работу над книгой "Путешествие на Восток". Работа над книгой продолжалась в общей сложности шесть лет. Сама книга выходила отдельными выпусками с 1893 по 1897 г. В 1896 году князь Ухтомский покупает газету "Санкт-Петербургские ведомости" и становится ее редактором и издателем. Именно с 1896 года в этой газете в отделе "Частное объявление" начинают время от времени публиковаться отдельные тексты из "ni-kha-yung-sle'i man-su-ro-bha", которые, как я уже говорили выше (см. примечание 11), получили, в соответствии с прочтением Э.Э.Ухтомского, название "Книга Юнглей Мансурова". Следует обратить особое внимание на несколько весьма странных обстоятельств: во-первых, князь Ухтомский публикует фрагменты среди множества объявлений частного характера, снабжая каждый такой текст подписью "Кн. Ю.М."; во-вторых, как удалось заметить, фрагменты появлялись только по воскресеньям; и, наконец, в-третьих, именно после прихода князя Ухтомского в газету название отдела "Частные объявления" потеряло свое множественное число. Интересно, что именно словами "частное объявление (явление, проявление)" можно было бы перевести обычно непереводимое на европейские языки тантрийское понятие «идам». По сути дела, идамом (тиб. yi-dam) в буддийском тантризме называют божество, которое, в силу тех или иных обстоятельств, становится персональным, «частным» божеством адепта. Это — хранитель и наставник; божество, которое созерцают и с которым сливаются в процессе тантрийской практики. Таким образом, можно предположить, что князь Ухтомский превратил отдел своей газеты в своеобразный "молельный флаг".[111]