От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации - Борис Кагарлицкий

Администрация наваба теперь тоже содержалась за счет Компании. Первым итогом этой системы был управленческий хаос и повсеместная коррупция, в которой равно участвовали и британцы, и их индийские партнеры. Попытки Клайва навести порядок достигли лишь частичного успеха, и только в 1773 году его преемнику Уоррену Гастингсу (Warren Hastings) удалось создать более или менее эффективную администрацию, оказавшуюся, естественно, полностью в руках британцев.

Политические и юридические институты, на которые опиралась английская администрация в Бенгалии, были поддержаны местной буржуазией, они, говоря словами историка, «были привлекательны и соответствовали амбициям поднимающихся новых классов»[893]. Благодаря новой, европейской власти начавшаяся уже раньше неформальная приватизация прав и собственности в пользу новой коммерческой элиты, проходившая в индийском обществе, получала юридическое оформление. Компания предоставляла буржуазии защиту как против посягательств правителей и султанов, так и против неимущих классов, пытавшихся вернуть утраченную общинную собственность.

Индийская буржуазия сыграла ведущую роль в формировании колониального государства, и именно этим объясняется удивительная легкость, с которой Компания, ее администраторы и генералы добивались блистательных успехов, используя сравнительно небольшие силы. За фасадом британского колониального присутствия скрывались мощные коммерческие интересы вполне местного происхождения. Таким образом, констатирует Вашбрук, «государственную власть на территории значительной части Южной Азии удалось взять при поддержке и благодаря непосредственным усилиям этих групп», а «колониализм оказался логичным итогом развития капитализма, происходившего в самой Азии»[894].

Каждый успешный завоевательный поход Ост-Индской компании завершался примирением с побежденными и включением их в формирующуюся политическую систему. Как и в Шотландии, где после подавления якобитского восстания 1745 года, сперва элиты, а затем и более широкие слои общества превратились в сторонников открывающей для них новые перспективы империи, так и в Индии бывшие противники один за другим превращались Компанией в сторонников. Маратхи, привлеченные жалованьем и перспективой продвижения по службе, массово вступали в ее войска. «Сложились новые правила войны. Компания не только разделяла и властвовала, но и вербовала своих бывших противников. Побежденные гуркхи после 1816 года из разбойников превратились в солдат, зарекомендовав себя наилучшим образом. Так же произошло и с сикхами, которые стали записываться в армию после 1850-х годов»[895]. Не только военную, но и гражданскую службу активно пополняли представители коренного населения, без которых завоеватели в Индии и шагу ступить не могли. Благодаря их участию функционировали торговые предприятия Компании, собирались налоги, размещались заказы.

Речь явно идет не просто о сотрудничестве местных элит с иностранным правительством, а о равноправном партнерстве, особенно если учесть, что торговый баланс между Англией и Индией складывался в пользу последней. Ежегодно британские торговцы оставляли в Индии серебро для покрытия торгового дефицита, в Бенгалии складывались огромные состояния, Калькутта процветала, производство и занятость росли.

В подобной ситуации бании вполне логично могли считать, что не имея (в условиях кастового общества) собственных политических и военных ресурсов, они используют английскую администрацию для защиты собственных интересов и достижения собственных целей. Английские авторы уже при жизни Клайва говорили о «бенгальской революции», а спустя столетие Маркс писал, что британское владычество произвело в Индии «величайшую и, надо сказать правду, единственную социальную революцию, пережитую когда-либо Азией»[896]. По существу индийская буржуазия с помощью англичан избавлялась от контроля традиционных и феодальных элит, от стеснявшего ее старого политического и государственного порядка.

Почему же в таком случае отношения радикально изменились к началу XIX века? Почему Индия, а затем и Китай превратились в «периферию» мирового капиталистического порядка, а торговые отношения Азии и Европы резко изменились не в пользу последней? Решающую роль несомненно сыграла промышленная революция в Британии. В то время, как индийская буржуазия с помощью солдат в красных мундирах и джентльменов в напудренных париках устанавливала у себя дома порядок торгового капитализма, в самой Британии складывался капитализм индустриальный.

Но с другой стороны, в развитии индустриализации решающую роль сыграла сама логика глобального накопления, характерная для капиталистической миросистемы. Торгово-финансовые отношения Индии и Англии в XVIII веке не дают основания говорить об Индии — несмотря на военно-политическое присутствие иностранцев — как о «периферии». Но европейский капитализм развивался в качестве «центра» миросистемы, мобилизуя и перераспределяя ресурсы многих регионов планеты, а индийский торговый капитализм оставался сугубо местным явлением, подключаясь к глобальной экономике лишь в той мере, в какой он становился частью британской торговой системы, воплощением которой была Ост-Индская компания.

За военными победами последовали экономические. Провинциальная американская газета, восхищенно писала в 1769 году: «Чтобы понять насколько выросла ост-индская торговля за прошедшие 20 лет, достаточно посчитать число кораблей Компании. Если в начале данного периода их было не более 16, то сейчас имеется примерно 60 или 70 парусников. Территории Компании в Ост-Индии сегодня имеют протяженность в тысячу миль, а в ширину они составляют не менее 600 миль»[897].

Как часто бывает, успех привел к резкому изменению соотношения сил в лагере победителей. Индийские купцы и банкиры, финансировавшие Клайва, с лихвой вернули свои инвестиции, однако, говоря шахматным языком, «потеряли качество». Получив доступ к налоговой базе Бенгалии, Компания сделалась независимой от индийских банкиров, а устранив конкуренцию других европейских компаний, англичане обрели и возможность диктовать условия своим индийским партнерам.

Индийская буржуазия, сделав ставку на британский колониальный режим в качестве инструмента для осуществления собственных амбиций, недооценила возможности и силу государства, тем более — государства непосредственно включенного в управление мировыми процессами, государства-гегемона. Результатом стало социальное преобразование, но оно оказалось совсем не таким, на которое рассчитывали те, кто вкладывали деньги в лорда Роберта Клайва и его администрацию. Экономическая и политическая реконструкция бенгальского и позднее индийского общества подчинила его капиталистическое развитие нуждам внешнего, европейского накопления. Ключевая роль в организации экономики перешла, — заключает Вашбрук, — «из рук местных капиталистов в руки британцев благодаря тому, что последние обладали монополией на государственную власть»[898].

Спустя 20 лет после начала английской экспансии, индийские торговцы и ремесленники, которые первоначально приветствовали установление английского порядка, обнаружили, что новые правители, хоть и отличаются от старых, но не намного лучше их: «Компания диктовала ткачам южной Индии, как организовать производство, вытесняла с рынка местных инвесторов и предпринимателей. Ремесленники Карнатаки (Karnataka), радовавшиеся, что англичане избавили их от грабительских набегов маратхов, оказались отданы на произвол налоговых агентов Компании, которые обирали их почище разбойников»[899]. Англичане вместе со своими ближайшими партнерами из числа индусов и армян жестко навязывали свои коммерческие условия, не стесняясь прибегать к насилию и используя отряды сипаев для запугивания неуступчивых поставщиков. Получение взяток стало обычной практикой, как и вымогательство. Никто иной как Роберт Клайв, выступая в британском парламенте, предостерегал своих слушателей о распространении коррупции в завоеванной им стране и призывал реформировать управление, чтобы навести в нем хотя бы элементарный порядок. Клайв связывал надежды на реформу со своим преемником Уорреном Гастингсом, но последний оказался не в состоянии что-либо изменить. Гастингс был — по стандартам Бенгалии XVIII века — относительно добросовестным администратором, «более интересовавшимся доходами Компании, чем своими собственными», он принадлежал к числу людей, которым «интересна скорее власть, чем деньги»[900]. Его стараниями поступления в бюджет Компании заметно увеличились, но на какие-либо меры, ограничивающие произвол британских чиновников, губернатор не решился.