Современная венгерская пьеса - Йожеф Дарваш

Т а м а ш. Потому что не только я тебя люблю, но и ты, ты меня любишь.

Е в а. Нет, теперь уже не люблю. Наша любовь, тлевшая под пеплом мелких житейских радостей, давно угасла.

Т а м а ш. Ева, раз уж ты так настаиваешь… я продам машину… Даже с Понграцем поговорю. Так и быть, обещаю тебе! Начнем все сначала, с нуля.

Е в а. С тобой мне уже ничего не хочется. Ты не способен стать другим, ты никогда не изменишься. Ты всегда будешь стремиться низвести меня до жалкой роли пешки — ушебти. Ты не преминешь позаботиться, чтобы при погребении твоих останков не забыли положить рядом с тобой безответных ушебти. (Уходит.)

Т а м а ш (кричит вслед). Ева!.. Ева!..

Е в а, даже не обернувшись, уходит.

Тамаш растерянно стоит посреди комнаты. Свет вокруг него постепенно гаснет.

З а н а в е с.

Миклош Дярфаш

ЛАЗЕЙКА{163}

Комедия в двух частях

Авторизованный перевод Г. Лейбутина.

Действующие лица

О р б о к.

О р б о к н е.

Д ю л а.

К а р о л а.

Т е т я  Т о н и.

М а р и.

Действие происходит в наши дни в Будапеште.

Место действия и действующие лица

Задняя стена дома — частично каменного, частично деревянного, наполовину старого, наполовину обновленного, местами ярко покрашенного, местами серого. На первом этаже справа закрытые решетчатыми ставнями окна, посередине — вход на террасу. На втором этаже, над террасой — балкон. Рядом с балконом — также окно со ставнями. На крыше выделяются пятна новой ярко-красной черепицы.

На террасе — плетеная мебель, различный садовый инвентарь, лейки, на полу — стремянка. На подоконнике — цветы. Справа от террасы — сарайчик, где размещается мастерская хозяина дома. В глубине — изгородь, ворота, улица, дома.

О р б о к — чуть старше пятидесяти лет, сильный, с мужественным лицом.

О р б о к н е — его жена. Ей сорок два года; это красивая женщина, которая и без косметики выглядит молодой.

Д ю л а — их сын, двадцати одного года, модный, хотя одет во все обычное.

К а р о л а — двадцати двух лет, грациозная, говорит с милым провинциальным акцентом.

Т е т я  Т о н и — стройная, с белоснежной, ухоженной кожей женщина, хотя ей уже семьдесят.

М а р и — двадцати лет, буфетчица, у нее «несовременное» лицо, но это вполне компенсируется модной прической.

Часть первая

1. УВЕРТЮРА

Ранее летнее утро. Звучит бодрящая музыка. Из глубины сцены, на улице, появляется  Д ю л а. Подойдя к воротам, он достает ключ, осторожно отпирает калитку; войдя, запирает ее, бесшумно поднимается на террасу. Крадучись, подходит к окну на первом этаже, распахивает ставни и хочет влезть в комнату.

Т е т я  Т о н и (появляясь на балконе). Дюла…

Д ю л а (шепотом). Целую ручку, тетя Тони. Так рано, а вы уже на ногах?

Т е т я  Т о н и. Как же рано? Без пяти шесть!

Д ю л а. Значит, мне и поспать не придется. К восьми на работу. Потрясное на вас платье, тетя Тони.

Т е т я  Т о н и. Нравится?

Д ю л а. Эпохальное!

Т е т я  Т о н и. Вчера купила.

Д ю л а. Прибыли пенсии?

Т е т я  Т о н и. Прибыли.

Д ю л а. Из Канады?

Т е т я  Т о н и. И оттуда тоже.

Д ю л а. А французы на этот раз не опоздали?

Т е т я  Т о н и. На этот раз не опоздали.

Д ю л а. Спасибо, тетя Тони.

Т е т я  Т о н и. За что же, Дюла?

Д ю л а. За то, что вы никогда не браните меня.

Т е т я  Т о н и. Не имею права: я же не член вашей семьи.

Д ю л а. По праву старости. Отца моего, например, годы сделали вечно рыкающим львом. (Вздыхает.) Наверно, и я, как состарюсь, буду на всех рычать.

Т е т я  Т о н и. Возможно, и я когда-нибудь стану такой, но пока еще я не чувствую себя старой.

Д ю л а. Неужели?

Т е т я  Т о н и. Человек стар, когда ему в голову начинают приходить мудрые мысли. Я, слава богу, пока еще не могу на это пожаловаться.

Д ю л а. Ну что вы, тетя Тони? Вы, наверное, всегда были очень умной женщиной. Не зря же вы столько пенсий получаете из нескольких стран сразу. Я вот часто думаю: и откуда у вас столько пенсий? Я даже как-то у мамы спросил, но она лишь отругала меня: не твоего, говорит, ума дело.

Т е т я  Т о н и. Когда-нибудь, Дюла, я расскажу тебе. А сейчас, извини, я тороплюсь. На массаж. У меня очередь на семь часов.

Д ю л а. Неужели вы так и не побраните меня? Ну хотя бы самую малость?! Человек заявляется домой к утру. Взяли бы и пристыдили его.

Т е т я  Т о н и. Ну вот еще! Живи себе на здоровье хоть сто лет, не зная забот.

Д ю л а. Вы, тетя Тони, добрая, отзывчивая. Будто кукушечка.

Т е т я  Т о н и. Кукушечка?

Д ю л а. Ну да. А что? Ты ей: ку-ку. И она тебе в ответ: ку-ку. Красивая птичка. Никогда никого не обидит. Всем долгой жизни желает! Целую ручку, тетя Тони. (Залезает в окно и закрывает за собой ставни.)

Т е т я  Т о н и (обиженно). Кукушечка!.. Кукушечка! Ку-ку! (Чуть не плачет.)

О р б о к н е  со скатертью, салфетками выходит из дома; подойдя к плетеному столу, смотрит наверх.

О р б о к н е. Доброе утро, тетя Тони. Что вы там делаете в такую рань?

Т е т я  Т о н и. Да вот порхаю тут. Ищу поудобнее местечко. Сейчас куковать начну. Сколько вам раз кукукнуть?

О р б о к н е. Не понимаю, тетя Тони, о чем вы?

Т е т я  Т о н и. Говорю, что куковать собираюсь! Ваш сыночек Дюла в кукушки меня произвел.

О р б о к н е. Ужасный мальчишка! Разумеется, он опять заявился поутру? И что мне с ним делать? Грубит всем подряд, вот и вас теперь обидел.

Т е т я  Т о н и. Пустяки, Орбокне. Он же не знал, что это меня обидит. А я, между прочим, и есть кукушка: не сею, не пашу, но зернышки собираю. С миру по зернышку, набирается пенсия. Одна, другая, четвертая. (Уходит в дом.)

О р б о к н е (накрывает на стол, временами посматривая на окно комнаты сына). Ох-хо-хо…

О р б о к  на подносе выносит на террасу бутылку молока, хлеб, масло, чашки и тарелки.

О р б о к. Мы, кажется, немного опаздываем?

О р б о к н е. Нет. Еще только четверть седьмого. У нас еще уйма времени.

О р б о к. Да, но я еще должен успеть задать своему сыночку взбучку. Опять пришел только к утру.

О р б о к н е. Правильно, Пишта. Поговори с ним. За десять минут успеешь. У тебя ведь в этом такая большая практика.

О р б о к. Что ты хочешь этим сказать?

О р б о к н е. Ничего особенного.

О р б о к (ставит поднос на стол). Мне кажется, ты начинаешь усваивать дурные манеры Дюлы. (Идет обратно в дом, в дверях останавливается.) Беда наша в том, что мы подраспустили нашу молодежь. Знаешь, кто это сказал?

О р б о к н е (робко). Кто?

О р б о к. Товарищ Бодони. Вчера. Когда я вез его на совещание к министру.

О р б о к н е. А… в связи с чем он так сказал?

О р б о к. Скоро узнаешь, милая Эржи. Приготовься к самому худшему. (Уходит в дом.)