Полный цикл мести - Евгений Ткаченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Форд согласился на кофе. Мэр услужливо хлопотал над чашкой, нахваливая турецкий кофе, который ему подарил посол во время дружественного визита. Аромат кофе был приятный. В рекламе обычно еще добавляют эпитет «манящий». Что ж, это действительно так.
Мэр протянул чашку и Форд сделал жадный глоток, не боясь обжечься.
«Чертовски хороший кофе!» – едва не сказал Форд.
Форд никогда не пил турецкий кофе. Может поэтому его вкус и показался слегка странным. Словно «отдавал» какими-то лекарствами.
– Вы, что же, кофе не пьете? – поинтересовался Форд.
– Мне после него трудно уснуть. А при стрессе, что я испытываю каждый день на работе, здоровый сон мне необходим, отмахнулся Мэр. – Итак, Вы считаете, что я виновен в этом чудовищном преступлении?
– Вы серьезно полагаете, что я буду с Вами это обсуждать? – отставляя чашку в сторону.
– А почему нет? Я перед Вами – открытая книга. И, откровенно говоря, только со мной Вы и можете говорить. Вы ведь больше не на службе, как я и предсказывал!
– Не без Вашей помощи!
– Да полно Вам! Я Вас нанял, чтобы Вы нашли убийц! А Вы указываете на меня, да еще и обвиняете в Ваших бедах! Кажется, я Вас переоценил. И, тем не менее, я Ваш единственный союзник. Или же! – глаза Мэра загорелись, лицо озарила улыбка. – Мы можем все обыграть как в старых американских детективах! Ну, тех, где герой приходит к злодею и выкладывает все карты на стол, разоблачая его! Что скажете? Я буду играть роль злодея!
Форд обдумал его слова. А думать ему давалось все труднее. Он с трудом отличал реальность от вымысла. И сейчас, бодрствующая часть его сознания уверяла, что вымысел и реальность поменялись местами. На самом деле мир кишит демонами. И сверхъестественное не таится за углом, а в наглую маячит перед глазами. Только он – Форд – идиот не замечает очевидного.
– Почему Вам так не терпится встретиться со свидетелем? – наконец спросил Форд.
– Он ведь остался без защиты. И Вы еще не выяснили, что он знает. Иначе, перешли бы активным действиям. А именно, пришли бы ко мне. Так как я уверен, что на меня он не укажет. Но раз Вы ничего не предпринимаете, то ничего и не узнали. Почему? Он не в себе? Или же – Вы? Неудивительно, после стольких смертей. – Он сокрушенно покачал головой.
– А зачем нужно было устраивать похороны в такой спешке? – Форд проигнорировал колкость в его сторону.
– Глупость! Беспросветная глупость моих рьяных и недалеких приближенных! Вы уже догадались о ком речь. Люди, которые Вам знакомы как Шеф и Лайка.
– Какая им выгода?
– Сущие пустяки. У всех есть слабости. Всем, что-то нужно. Шеф – нумизмат. У него это доходит аж до одержимости. А Лайка готова на все ради эксклюзивного материала. И где же его брать, как не в полиции у нашего дорогого Шефа? Они даже не в курсе происходящего. От них только и требовалось держать в тайне от посторонних все это дело и информацию о нем, а не бездарно зарывать его. Да и приглядывать за Вами было необходимо, чтобы только уберечь от глупостей. И тут они не только не преуспели, но умудрились натыкать палки в колеса! Мне пришлось использовать влияние, чтобы адвокат Вашего «горячего» друга, не подал иск против Вас. А вкупе со смотрителем лечебницы шансы упрятать Вас далеко и надолго были чрезвычайно высоки. А документы, не связанные напрямую с управлением городом я уже давно не подписываю.
«Никогда не приписывайте злому умыслу то, что вполне можно объяснить глупостью», – хотел было сказать Форд, но сдержался.[29]
– И только?
– Ну, да.
Форд вынул из кармана несколько фотографий и бросил на стол. Но одну все-таки придержал в руках.
– «Сражение при Нови 1799». Поразительное сходство, не находите?
Форд бросил фотографию картины девятнадцатого века, на которой был изображен Великий князь, на стол и повернулся к шкафу с книгами. Шкаф был заполнен отнюдь не трудами по юриспруденции, а вполне обычными работами знаменитых классиков.
В этот момент Мэр переменился кардинально, Форд увидел это в отражении стеклянной дверцы шкафа. Кожа стала серой, а на лице появился звериный оскал. Но когда Форд обернулся, никаких перемен в облике Мэра не рассмотрел.
– Умоляю Вас, лейтенант! Сходство действительно поразительное. Ведь это же мой портрет!
– Так просто? Сколько же Вам лет? – почему-то Форда это не удивило.
– Да разве упомнишь? А я Вас недооценил. И много же Вы обо мне узнали? Или Вы ограничились одной жизнью Великого князя?
На лице Форда отразилось замешательство.
– Одной жизнью?
– У меня было много имен.
– Перерождение? Так работает проклятие?
– И все же я Вас переоценил… Это не проклятие! Это свобода! Меня не стесняют рамки морали, законов и прочей ерунды.
– Убийства и групповые изнасилования – это свобода?
– Это власть! Я не испытываю жалости к людям потому, что могу изменить их судьбы в одно мгновение, не покидая письменного стола, в то время как у них уходит на подобное целая жизнь! Все это я делаю по одной причине – я могу это делать! Не забывайте, я многое повидал и многих пережил. Судьба людей с их страстями меня заботит чуть больше, чем споры обезьян за превосходство. И ведь заметьте, в период моей бытности Великим князем я совершал великие и добрые поступки.
Форд тем временем достал и начал листать сборник произведений Кафки.
– «Дьявольское иногда надевает личину добра или даже полностью перевоплощается в него», – прочитал он. – Парочка хороших дел не искупает все злодеяния.
– Зато одно плохое перечеркивает все доброе. Это лицемерие. Взять, опять же, мою бытность Великим князем. Стоило расползтись слухам о моем… рандеву с мадам Арауж…
– Рандеву?! – Форд в ярости стиснул зубы и захлопнул книгу. Он едва сдержался, чтобы не выхватить револьвер и не разнести к чертям башку Мэра. Как ни странно, с этой дикой историей он был знаком. – Это было групповое изнасилование! Вы с дружками надругались над бедной девушкой так, что в ее искалеченном и оскверненном теле едва ли осталась хоть одна целая кость!
– Вот так за секунду и рушатся тщательно выстраиваемые хорошие отношения, – вздохнул Мэр. – Но, я все еще протягиваю Вам руку помощи.
– Уж слишком часто мне ее протягивают!
– Я искренне желаю найти того, кто стоит за всем происходящим в городе.
– С чего я должен верить?
– Да бросьте! Я сознался только что в куда худших преступлениях, совершенных за тысячелетия. Да-да! Вы не ослышались – тысячелетия. И сейчас я пытаюсь убедить