Следствие считать открытым - Дмитрий Туманов

Приглядевшись еще внимательнее, мы поняли, что та часть подземелья, куда мы так удачно выпали, являла собой нечто вроде храма — фантасмагорические рисунки людей и животных в изобилии украшали стены пещеры, а в ее центре около десятка грубо обтесанных каменных истуканов окружали массивную каменную плиту на постаменте. Судя по скверному качеству отделки и по стершимся очертаниям фигур, это было очень древнее капище, даже, наверное, не доисторических хиггов, а их первобытных прародителей.

Подойдя поближе, мы наткнулись на истлевшие человеческие останки — я, пробираясь между бесчисленных колонн сталагмитов, наступил на каменную глыбу, которая развалилась ошметками известкового наплыва и хрупкими пожелтевшими костями. Поверх всего этого в свете факелов тускло блеснул массивный, грубой выделки золотой браслет.

— Ух ты! Я первый увидел! — возбужденно воскликнул Штырь, тут же потянул к браслету свои загребущие ручонки и выразил бурное негодование, когда я оттащил его от «законной» добычи. — Э! Ты чего, в натуре? Кто цацку нашел, тот ей и хозяин!

— А ты не задумался, почему ее прежнего хозяина падальщики не тронули, хотя он и упокоился прямо у них в логове? — возразил я, осторожно пошарив в куче праха сталактитовой сосулькой и выудив оттуда потускневший армейский жестяной медальон — развернувшую крылья и острые когти черную летучую мышь. — Похоже, наш брат-диверсант, которому для приобретения стойкости к отравлениям приходится съесть уйму всякой дряни, к концу своей карьеры становится совершенно несъедобным. Шутки шутками, но дело здесь нечисто…

— Чуть подальше, у стены, мертвецы штабелями лежат, там их с полсотни и даже более, — сообщил Таниус, обойдя капище кругом. — И все — нетронуты хищниками.

Что же их убило? Скорее всего какая-то опасная и заразная болезнь, потому что соратники их не похоронили, даже не засыпали камнями, а просто оставили здесь умирать. Один из окаменевших трупов покоился прямо на алтаре, который, по-видимому, был жертвенным, с наклонными желобками-кровостоками. Этот покойник сжимал в одной руке огарок факела, а в другой — почти полностью исписанное угольное стило.

— Если есть стило, значит, где-то поблизости есть и то, на чем им писали, — предположил я, проверяя каждую впадину между известковыми столбиками. — Ищите надписи.

— Но здесь нет даже следов пергамента или бумаги, — разочарованно пробормотал Штырь, смахивая с плиты огарь, падавшую с факелов. — А если что и было, то в этой сырости все давно уж сгнило — у жмурика даже кожаные сапоги до дыр прохудились.

— К сожалению, ты прав, у него от воды целый панцирь на спине нарос — как у черепахи. Но надпись можно сделать на чем угодно, и в связи с этим у меня возникла занятная догадка. Я могу с уверенностью сказать, что настоящие диверсанты даже в самых ответственных случаях не пользовались бумагой (надеюсь, вы совершенно правильно поняли, что я имел в виду), поэтому писать будущий покойник мог только на камне. Судя по золотистому оттенку значка, который, испуская дух, зажал в зубах наш писатель, — это не просто диверсант, но еще и имперский офицер. Стало быть, писать он мог не иначе как по-имперски, то есть снизу вверх. А значит, своим телом он мог прикрыть часть написанного…

Как всегда, Таниус и Штырь поняли меня с полуслова. Я еще не успел завершить цепочку своих логических измышлений, а они, надев перчатки и обвязав лица платками, уже с осторожностью отрывали старые кости, местами вросшие в плиту. Ура, наш мозговитый расследователь Райен вновь оказался на высоте! Под заизвесткованным трупом обнаружились нечеткие и расплывшиеся, но еще читаемые руны:

«…Я достал его из черной могилы в центре некрополя, сняв с головы живого мертвеца. Оказавшись на мне, он пообещал бессмертие мне и моим людям, и я согласился, даже не подозревая, насколько страшной будет расплата. Я сдвинул его кольца так, как он просил, и с того часа зов мертвых преследовал нас во сне и наяву. Мы стали умирать заживо, наши боевые товарищи прокляли нас и покинули нас. Теперь те, кто грабил запретную могилу, и даже те, кто просто стоял рядом и не нашел в себе сил возмутиться этому позору, — все они лежат вокруг меня. Я, их безумный командир, осмелившийся использовать это, познал, какую страшную силу мы высвободили из плена тысячелетий, и понял, что, возжелав вечной жизни и абсолютной власти, я поставил все сущее на грань уничтожения. Может быть, сила веры и могущество Храма сумеют спасти наш мир от этого дара смерти. А я — не сумел, и в наказание за свое преступление против человечества я умираю последним, всеми проклятый и забытый…»

Что они нашли в могиле Черного Человека и о чем их потом заставили забыть? Что за артефакт, способный погубить мир? Понятие «дар смерти» — совершенно непонятное, его можно применить к чему угодно. Что здесь к чему? И я-то совсем ничего не пойму, да и наши «первопроходцы», наверное, вряд ли понимали, что именно попало к ним в руки. Нда-а-а, объяснил немой глухому…

Вечером того же дня мы наконец выбрались из-под земли. Пещера открывалась в узкое, зажатое скалами и сплошь заросшее терновником, барбарисом и акациями ущелье. Колючие кусты стояли непроходимой стеной — Таниус, отважно попытавшись продраться сквозь них, наглухо застрял уже на третьем шагу, и вытащить капитана удалось только с помощью веревки и ручной тяги.

Определенно, после наших диверсантов в эти дебри никто не хаживал, но искать ту тропу, которую они когда-то прорубили, не было никакого смысла — с той поры прошло немало времени, и та дорожка уже давно заросла. Были, конечно, здесь и звериные тропы, однако передвигаться по ним можно было только на четвереньках или ползком. Штырь попробовал пролезть этим путем, но вскоре вернулся в самом дурном расположении духа, весь исколотый и перемазанный глиной,

— Отсель мы не меньше недели брюхом по грязи проелозим, — хмуро заявил он. — Так не пойдет. Только прорубаться! Райен, расчехляй храмовую газонокосилку!

Какое жестокое оскорбление для боевого меча. Хотя что ему, железо есть железо, знай себе руби, и нет никакой разницы, что подвернется под лезвие.

Так оно и получилось — разницы не оказалось совсем никакой. Вытаскивая Серебристую Луну, я одним неловким движением ухитрился напрочь распороть ножны и прорезать носок своего башмака. Был бы это обычный клинок, я бы сейчас калекой стал. Но, с другой стороны, обычный меч и не разрезал бы стальные кольца стяжек ножен, как заточенный кухонный нож — свежие бублики.

Ну что ж, возьмемся за дело… Примерившись, я рубанул по ближайшему пучку акации, и клинок не встретил совершенно никакого сопротивления. А поскольку я еще и замахивался, аки дровосек топором, да и силушки в удар вложил прилично, меч пролетел намного дальше, походя рассек подвернувшуюся каменную глыбу и ушел в землю чуть ли не по рукоять. Пару секунд спустя мне на спину упала срезанная акация.