Каллгира. Дорога праха - Рут Хартц

В ответ самый глубокий вздох.

— А что с ним случилось? — Ну да, какое правдоподобное удивление. — Ты сейчас разве не должна готовиться к заданию, переговорить с…

Бионические пальцы сомкнулись вокруг её собственного мягкого запястья с такой силой, что какая-то косточка хрустнула.

— Сейчас я должна понять, мне ты врёшь или себе, — бросила Каз в запале и уставилась на Вегарда. Плечом он упёрся в балку, поддерживающую крышу палатки. Напряглись желваки на скулах и верхняя губа, как у скалящегося пса. Снова и снова, одно и тоже. Только теперь Каз считала, что стала ближе к нему и не получит в ответ эту гримасу.

— Я не понимаю, о чём речь, — безразлично бросил Вег.

— Из тебя отвратительный лгун.

Он приподнял брови. Выжат, обессилен, нашла же время…

— Если ты до сих пор не заметил, у меня проблемы с доверием. Так будь добр. — Каз заставила себя смягчить тон, отвести укоряющий взгляд. Он не преступник. Он не на допросе. Он никогда ничего тебе не обещал, просто перестал соответствовать образу, который ты себе придумала. — Почему ты убил Фритьофа?

— Шесть ножевых недостаточно? — Холодный, непробиваемый голос. Все эмоции закончились ещё там, в больнице, у койки еле живой Казимиры.

Она помолчала, ища ответ на носках своих ботинок.

— Почему не сказал мне?

— Зачем? — Вегард на секунду нахмурился и бодрым тоном проговорил: — О, доброе утро! Ты, наконец, проснулась после трёх дней в отключке, когда мы не знали, выживешь ли ты. — Вег указал рукой в сторону. — Кстати, последние новости, я прирезал в подворотне того уёбка, который пытался тебя убить. — И голос вновь стал колючим, как мороз, вгрызающийся в голые щёки: — Так что ли?

— Прирезал в подворотне? — Воображение уже рисовало самые поганые картинки, самые худшие исходы. Охрану шатра, с которой он один бы не справился, ножи, от которых не защитил бы пеалин, городскую стражу…

Каз зажмурилась, надавила большим и указательным пальцем на глаза, чтобы под веками остались только цветные круги.

— Кохрэ, о чём ты думал…

Ответом служил шумный прерывистый вздох, словно Вегарду было что ответить, но он не стал.

— Почему это такая большая проблема? — только спросил он. — Почему, когда убиваешь ты, — это норма, а меня нужно отчитывать? Ты этим зарабатываешь, а меня — осуждаешь.

Казимира уставилась на Вега. Ты ещё спрашиваешь? Серьёзно? Это неразрешимая загадка?

— Потому что ты не должен мараться в этом дерьме. Ни из-за меня, ни из-за Ариана, ни из-за кого-то ещё, — ответила она глухо. Если бы повысила голос, тот зазвучал бы жалко, Каз бы себе этого не позволила. — Я так зарабатываю, да, и хер я кому пожелаю такую работу. Я жестокая, неуравновешенная и насилие — единственный язык, который я понимаю. — Казимира уже тараторила. Если не выговорит ему всё, что не может признать наедине с собой, то взорвётся. — Это, блять, не то, чего я хочу, не то, что помогает мне уснуть по ночам, не то, чем я мечтаю заниматься до старости. — Каз уставилась на Вегарда, хотя до того, не могла поднять взгляда от пола. — Я помню всех своих случайных жертв, всех, перед кем стоял выбор «они или мы». Ни хера эти условия не меняют. Сегодня я буду убивать мальчишек-солдат, не старше Ана, сегодня я буду убивать престарелых капитанов, которым бы внуков нянчить, а не этим всем заниматься. Нормально это, что ли? — Она остановилась перевести дыхание, прижала ладони ко лбу, убрала назад волосы, сцепив пальцы на затылке. Пока руки дрожали от напряжения, пока дышать было тяжело, пока взгляд ни на чём не фокусировался, только так Каз чувствовала, что держит себя под контролем. С рваным выдохом она заставила себя сказать: — Никто не должен таким заниматься. Ты не должен таким заниматься. — Вег уставился ей под ноги, помрачневший, но уже не злой, а… Будто пристыжённый? — Ты хороший человек, и это ёбанная редкость. Ты говорил, что… Что не хочешь становиться таким, что тебе не плевать. У меня всю жизнь перед глазами примеры убийц, которые думали, что ничего такого страшного не делают. Всего лишь работа. И как их это с ума сводило я видела, и в каких параноиков, психопатов и алкашей превращало. Потому что нельзя с этим спокойно жить. И я не буду смотреть, как всё это… перемолет тебя, выплюнет и сделает очередного…

— Я убивал и раньше, — глухо перебил Вегард, не моргая несколько секунд.

В ушах зазвучал голос, как змеиное шипение: «Смею тебя заверить, он даже был младше, чем ты на своём первом задании».

Горло пережало, но Каз выдавила из себя:

— Расскажешь?

Его смешок пропитался отвращением.

— Хочешь послушать?

Он даёт шанс отступить. Подумай ещё раз.

— Хочу.

— Тебе не понравится.

Прикрыв глаза, Вегард размял шею, только и тянул время. Казимира прислушалась к происходящему снаружи — отдалённые голоса солдат, ржание коней — кажется, её ещё никто не искал. Носком правого ботинка Вегард упёрся в пол, качнулся вперёд-назад и резко заговорил:

— Ариану было семь. Мне пятнадцать. — Каждую фразу отсекал, будто бросал себе под ноги ножи. — Я решил бежать из храма, его забрать с собой не мог. Куда, блять, — огрызнулся Вег, будто Казимира о чём-то спрашивала, — слоняться от деревни до деревни, побираться? Ему ничего не сказал. Собрался бросить там. Старший брат, ага. — Каз услышала, как он скрипнул зубами. — Короче, я не знал, что он попрётся за мной.

Если бы тело слушалось Казимиру, она бы поёжилась.

— В ограде храма тогда была лазейка. — Вегард продолжил, но голос стал отстранённым, как если бы он рассказывал чужую историю столетней давности. — Старшие парни ночами через этот лаз пробирались к девчонкам в город. Младшим обещали, если кто проболтается, — ему переломают ноги и руки. Через этот лаз я и должен был уйти. — Тыльной стороной ладони Вег пригладил взъерошенную бороду, раздумывал о чём-то с секунду. — Какие-то пацаны, выпускники, меня застали, решили, что тоже иду к подружке. Они пьяные были, кто-то тупо пошутил, я кому-то тупо ответил, кто-то толкнул меня, не помню. Короче, Ан на это смотрел из кустов, решил, что один я не справлюсь. Хер его знает, где он достал нож. Одного пацана Ан ударил в бок, сильно вроде. Другой врезал ему по лицу, нож этот выбил, меня тогда уже на траве пинал кто-то. — На выдохе, едва слышно он добавил: — И я с места двинуться не мог. — Пауза затянулась, пока он жевал губу, погрузившись в воспоминания. Костяшки сжатого кулака побелели. — Плохо помню, что было дальше.