Новый мировой порядок - Анатолий Уткин

Об объединенном потенциале Европы мы говорили в предшествующей главе. Но и отдельные крупные европейские страны имеют ресурсы усилить свою значимость в качестве независимых центров.

Франция. Такие страны, как Франция (ВНП в 2006 году — два и двадцать восемь сотых триллиона долларов и население 61 млн. человек), традиционно подчеркивают свое противостояние Америке. Французы — признанные противники международной системы, держащейся на всемогуществе единственной гипердержавы. Париж готов участвовать в формировании контрбаланса. Биограф цитирует слова французского президента Ф. Миттерана: «Возможно, не все население Франции знает это, но мы находимся в состоянии войны с Америкой. Да, постоянной войны, войны не на жизнь, а на смерть, экономической войны, войны без конца. Да, они очень сильны, эти американцы, они поглощают все, они желают иметь неразделяемую ни с кем власть над миром»[946]. Подобные же идеи выражал многолетний премьер Лионель Жоспен. Президент Ж. Ширак превозносит будущую победу «европейских ценностей» над идеологией американского консерватизма.

Прежний министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин назвал Соединенные Штаты «гипердержавой» и огласил готовность своей страны стремиться к созданию надежного контрбаланса. Необходимость движения к нему Ведрин назвал «самоочевидной аксиомой»: «Не имея сдерживающего противовеса, Соединенные Штаты испытывают искушение проявлять себя гегемоном. Политика Франции заключается в том, чтобы способствовать созданию нескольких полюсов, способных обеспечить равновесие»[947].

Внутри страны в предстоящие годы грядет борьба между возглавляющим правый Центр аристократом Домиником де Вильпеном и намеренным возглавить левый центр Николя Саркози. Победитель станет наследником президента Ширака. Правые во Франции намерены осуществить программу приватизации.

Франция является лидером сил, борющихся против глобализации, ставя вопрос так: «англосаксонская глобализация» против сохранения национальных и культурных ценностей. Выражая подспудные страхи, пожелания и опасения других стран, политика Парижа воздействует на европейскую интеграцию и на международное антиглобализационное движение. Французы говорят не о потенциальных жертвах системы свободной торговли, не о компаниях, теряющих значение в мировом соревновании, а о глобальных заботах — защите окружающей среды, демократии, гражданских прав и культуры: глобализация отвратительна тем, что убивает само основание претензий Франции на существование в качестве одного из мировых центров — на уникальную французскую культуру. Наиболее влиятельная французская газета «Монд» подчеркивает, что «красные и желтые цвета «Макдоналдса» являются новым вариантом звездно-полосатого американского знамени, чья торговая гегемония угрожает сельскому хозяйству и чья культурная гегемония сокрушает все на своем пути, даже манеру питаться, — священные черты французской идентичности»[948].

Защита подобных идей, пишет французская исследовательница, «дает Франции возможность найти новую мировую роль в качестве лидера оппозиции глобализации. Поступая таким образом, Франция провозглашает себя защитником развивающегося мира. Французские интеллектуалы, ученые и политики с готовностью указывают на возрастающее неравенство богатых и бедных стран как побочный продукт глобализации и постоянно повторяют, что у Франции есть священная обязанность бороться с этими тенденциями ради наиболее обездоленных нашей планеты»[949]. В результате Франция получает пояс государств-последователей помимо традиционного круга стран-франкофонов.

Париж теперь уже изнутри военной организации НАТО — и частично поддерживаемый гласно и негласно Федеративной Республикой Германией — стремится подготовить переход от натовского единоначалия. Франция — как в старые голлистские времена — выступила главным выразителем западноевропейских интересов. «Франция, — полагают эксперты британской палаты общин, — придерживается той точки зрения, что формирование европейской оборонной идентичности должно быть независимым процессом, а не шагом в укреплении трансатлантического союза»[950]. Усилиями президента Ширака, показавшего прямое противодействие американцам, была сделана оговорка о «североатлантическом характере» НАТО, что снизило декларативную значимость объявления Североатлантическим союзом своего выхода за пределы традиционной географически ограниченной зоны. Президент Ширак «зарезервировал» возможность потенциального развития Западноевропейского союза как вооруженной организации Европейского союза. Главное, он отстоял возможность в гипотетическом будущем заменить американский контингент в западноевропейском регионе для решения сугубо европейских дел.

Франция стремится положить серьезное основание под подобные геополитические схемы. В XXI веке она будет продолжать развитие стратегической триады. Военный бюджет страны в 2000 году составил 27 млрд. дол. Министр обороны А. Ришар предложил соседним европейским странам расходовать на капитальное военное строительство 0,7 % от ВНП, что предусматривает значительное военное укрепление региона[951].

Британия. Британское правительство, очевидным образом опасаясь германской гегемонии в Европе, прежде традиционно стремилось сохранить привилегированные отношения с США, выступая в роли наиболее преданного и эффективного американского союзника в Европе. И в новые времена англичане поддержали фиксирование новой, «над-ооновской роли» Североатлантического союза, глобальное распространение его функции. Они не бросались на защиту интересов европейской половины блока, не предлагали своих проектов создания механизмов сдерживания американского влияния в Европе. Более того, они явственно выразили нежелание «рассоединения» двух частей НАТО, нежелание ухода американцев (особенно из Германии). И, конечно же, безоговорочно и действенно поддержали балканскую политику Вашингтона.

Но ветер перемен задул и в британские паруса. Британское самоутверждение базируется на двухпартийной основе: лейбористы в Британии сделали определенный крен в направлении западноевропейского центра, а часть антиамерикански настроенных тори выражают свое недовольство «вульгарной Америкой»[952]. Историк X. Тревор-Ропер и многие другие призывают консолидировать национальные усилия, а не поддаваться давлению сепаратизма, ослабляющего шансы возвышения страны как независимого международного центра. Историк обвинил премьер-министра Т. Блэра в том, что тот «не интересуется историей. Временами кажется, что он готов пустить по ветру историю последних 300 лет, представивших конструктивную альтернативу европейской централизации власти. Союз с Шотландией, который он расторгает, является частью пересмотра нашей конституции. Обе перемены более важны по своим последствиям, чем он себе представляет»[953].

Британия — с населением 60 млн. человек — имеет валовой внутренний продукт 2 и 34 сотых триллиона долларов. Она стремится набрать вес за счет денационализации и поощрения частного сектора.

Новые лейбористы стараются компенсировать национальную мощь более самостоятельной политикой. Пришедшие к власти в Лондоне в 1997 году лейбористы сразу же показали иной подход к проблеме на саммите ЕС в Портшахе (Австрия) в октябре 1998 года — упрекнули своих коллег в том, что их внешняя и оборонная политика отмечена «слабостью и смятением» и поэтому «неприемлема». Блэр начал говорить о нескольких возможных вариантах будущего развития Западноевропейского союза как военного крыла ЕС. Британский премьер к удивлению многих начал настаивать на создании современных и гибко действующих европейских вооруженных сил. Перемена в британской позиции подстегнула французов.

Выступая в Королевском военном институте, премьер-министр Блэр призвал Европейский союз к собственным европейским усилиям, чтобы быть готовым к вызовам XXI века. Британия также настороженно относится к процессу расширения НАТО и требует того, чтобы между первой волной вступлений и последующими состоялась пауза, которая позволит установить степень «усвояемости» новых членов.

Британия расходует в мирное время на военные нужды 589 дол. на жителя страны при общем уровне ЕС в 333 доллара (США — 1016 дол.). Доля расходов на собственно вооружения одна из самых высоких в Европе — 39,6 % военного бюджета[954]. Она содержит современные ядерные подводные лодки и хорошо подготовленную армию. О движении в этом направлении говорит новое желание Британии возглавить формирование коллективной военной политики, признание в Европе своего отставания в военной сфере — что ярче прочего продемонстрировала югославская операция. Бывший военный министр в британском консервативном кабинете М. Портильо видит в тяге к Европейскому политическому союзу политику, которая «в лучшем случае является не-американской и совершенно возможно станет антиамериканской»[955]. Но Британию «извиняет» ее роль наиболее верного союзника Америки в Ираке.