Том 6. Дураки на периферии - Андрей Платонов

Она прижимает к себе перекати-поле и спрашивает его:

— Ты везде ходишь, ты всю осень, всю зиму бежишь по земле: где ты родился и вырос, где ты ходил на свете? Может быть, ты видел его, — скажи мне, бедный мой!

Перекати-поле молчит; Ольга прячет его себе за пазуху и застегивает ватник.

Поперек дороги, по которой идет Ольга, — выходит женщина; она везет согнувшись, как бурлак, перекинув лямку через плечо, санки с целой поленницей дров на них.

Ольга подхватывает веревку — позади напрягающейся женщины, — и обе они везут санки с дровами посреди пустой улицы, во тьме зимы.

Коридор дома. Женщина, везшая санки, несет в руках охапку дров; за нею, также с дровами на руках, идет Ольга.

В этом коридоре есть дверь, ведущая в комнату Пашкова, и Ольга, проходя с дровами мимо этой двери, узнает ее: она была здесь когда-то.

Комната Пашкова, — по-прежнему чистая, убранная, холодная, словно нежилая. Пашков сидит за столом, постеленным скатертью, на столе, среди прочих обычных предметов, стоит стакан и в стакане покоится искусственная челюсть, а Пашков сейчас с пустым беззубым ртом; он поет шепелявым фальцетом в одиночестве очередную арию, например: «Тебе единой посвятил рассвет печальной жизни бурной…»

И вдруг, встав сразу с места, Пашков произносит напевая, с ожесточением отчаяния и приплясывая при этом:

— А я старый и беззубый,Одинокий человек —Вот такой стервец на светеСуществует ничего, —Что он любит, что он плачет —Не узнает то никто!

Стук в дверь. Пашков враз выхватывает свою челюсть из стакана, засовывает ее в рот, а воду из стакана, поискав, куда ее вылить, и видя, что кругом чисто и прибрано, — плескает в потолок.

Пашков. да, пожалуйста, прошу вас, входите, я здесь!

Входит Ольга. Она печальна и смущена. Пашков растроган визитом, которого он никогда не ожидал.

Пашков помогает Ольге снять ватник и платок, хотя Ольга не уверена — нужно ей снимать верхнюю одежду или нужно уйти. Ольга кладет в угол смятый куст перекати-поля.

Пашков подвигает стул Ольге. Ольга садится. затем Пашков почти мгновенно, ловко суетясь, накрывает стол новой скатертью и уставляет стол закуской — консервами, колбасой, белым хлебом, ставит бутылку вина, — и он сидит против Ольги, удивленный ее посещением и счастливый, угощая ее изо всего усердия, со всей искренностью.

Ольга. Я ходила по делу, а на дворе вечер, я прозябла… Вы извините меня, Семен Гаврилович, что я нечаянно зашла к вам, я сейчас пойду, я ненадолго…

Пашков. Что вы, Ольга Васильевна, вы меня обидите, не надо — я умру без вас. Я сейчас печь затоплю, я вам патефон заведу.

Пашков поспешно наливает вино трясущимися руками, вино разливается на скатерть;

Пашков кладет угощение на тарелку Ольги; Пашков поспешно глотает консервы.

Пашков. Я пробую — свежие ли! Кушайте лучше масло. А то, знаете, консервы из другой державы, они дальние…

Ольга. Нет, зачем вы! Я скоро пойду, у меня дети одни спят…

Пашков (растерявшись). Так я их пойду посторожу! А вы…

Ольга. А я одна буду?

Пашков. То есть нет… А что ж тогда нам делать?

Ольга. Не знаю. Я согреюсь и уйду.

Пашков. Не надо.

Ольга. Что не надо?

Пашков. Я говорю — не надо согреваться… Нет, — вы понемножку грейтесь, вы долго… (Поднимает рюмку). за это — как сказать! — за добрые ваши руки и сердце — и за всю вашу жизнь!

Пашков, выпив, пытается поцеловать руку у Ольги.

Ольга прячет руки.

Ольга. Они у меня распухли и болят… заведите мне патефон!

Пашков открывает чемодан, вынимает оттуда патефон, заводит его. Играет патефон на столе.

Ольга. Остановите, я не хочу.

Пашков снимает мембрану с поставленной пластинки. Ольга выпивает рюмку вина и закашливается.

Ольга. Гадость какая…

Пашков. Что вы!

Он выпивает.

Пашков. Правда, гадость: слабая.

В тоске, во внутренней тревоге Ольга встает, обходит комнату, трогает безделушки, напевает что-то и умолкает. Пашков следит за ней удивленными, внимательными глазами, пытаясь угадать состояние Ольги и помочь ей.

Он вынимает из чемодана хорошее платье, раскладывает его на краю стола и проводит по нему холодным утюгом.

Ольга отбирает у Пашкова утюг и начинает разглаживать платье сама.

Ольга. Кому это?

Пашков. Вам. Я хочу вам подарить.

Ольга. зачем? Оно мне не пойдет. Я стала такая худая, страшная, у меня нищий милостыни просить не станет.

Пашков. А вы испытайте, испытайте его на себе… Я вас прошу!

Ольга. Хорошо. Может, мне легче станет.

Ольга уходит за ширму. Пашков берет чайник и выходит из комнаты. Ольга появляется из-за ширмы, переодетая в чужое платье; платье на ней хорошее, но оно принадлежало женщине высокого роста, и Ольга в нем выглядит как девочка, надевшая одежду своей тетки.

Приходит Пашков с чайником, полным кипятка; он смотрит на Ольгу, приобретшую трогательный образ подростка в платье не по росту, и вновь хлопочет у стола, заваривая чай и прочее. Ольга стоит посреди комнаты беспомощная и немного смешная.

Пашков. А его можно уделать, ушить и укоротить.

Ольга. Нет, не надо ничего… зачем вы хлопочете, я не хочу пить чай, я не хочу носить чужое платье, — я не тем больна.

Пашков (рассеянно, желая угодить, чем только можно). Может, давайте, мы будем танцевать!

Ольга. Мне не хочется.

Пашков. Так что же тогда, я не знаю.

Он устало садится один за стол и кладет голову на свои руки. Ольга подходит к нему и касается рукою его волос, слегка поглаживая голову человека.

Ольга. до свидания.

Пашков, не подымая своей головы, берет руку Ольги и прижимает ее к своей щеке.

Ольга. Я согрелась у вас, я отдохнула, до свиданья, я пойду.

Пашков сидит один за столом. Из-за ширмы выходит Ольга в прежнем своем платье. Пашков встает.

Ольга, одетая в верхнюю одежду. Она подает руку Пашкову.

Ольга. Вам плохо было?

Пашков. Нет, хорошо.

Ольга. Отчего — хорошо?

Пашков. От вас хорошо.

Ольга ушла. Пашков остался один.

Пашков. Непонятно, но факт!

Лето. Кладбище. На могилах густая трава. Ветер колеблет траву и листья на деревьях.

Крест, под которым похоронена бабушка. К кресту подходит Ольга, и с нею дети — Петрушка и Настя. Ольга и ее дети одеты в износившуюся одежду; Петрушка босой. Ольга становится на колени у могилы.

Петрушка рвет возле могилы траву, не подряд, а выбирая, которая ему нужна, и складывает траву в подол. Настя, глядя на мать, также стала на колени. Ольга приникает лицом к земле, и Настя поступила так же.

Настя (подняв лицо от земли). Бабушка! Бабушка, пойдем домой.

Петрушка. Пускай лучше отец домой придет, отца нету. Бабушка и так долго жила.

Настя. Мама, а какой отец — как бабушка?

Ольга подымает лицо от земли и глядит на дочь.

Ольга. Как бабушка, он был похож на нее.

Настя. Как дядя Семен?

Ольга. А ты забыла отца?

Настя озадаченно думает.

Настя. А он какой?.. (К Петрушке). зачем ты траву рвешь? Тут бабушка живет.

Петрушка. А это щавель. Из него щи можно варить.

Ольга. Обождите, не надо шуметь.

Шумит трава, шелестят листья на деревьях, идут белые облака по небу, — это работает ветер в мире и напевает за своей работой. Ольга снова склоняется к могиле бабушки.

Дети садятся на траву. Петрушка застегивает пуговицу на платье у горлышка сестры и собирает травинки, приставшие к ее волосам.

Настя. Петрушка, а какой папа?

Петрушка. Такой, — его нету.

Настя. А какой?.. давай играть с тобой — нарочно ты папа, а я мама.

Петрушка подымается с травы.

Петрушка. Нам некогда играть… Мама, я за хлебом пойду, а то мягкий разберут, нам черствый будет.

Ольга, поднявшись с могилы, отпускает детей.

Ольга. Ступай и Настю возьми. Я скоро приду.

Петрушка берет Настю за руку, и они уходят. Ольга одна. Она начинает убирать могилу: обрывает бурьян и вкапывает старую плошку в землю до половины; в плошке теперь растет принявшийся и отросший за долгое лето цветок. затем Ольга вновь становится на колени перед могилой.

Ольга. Мама, мне худо без вас… Говорят, все забывается, а я не могу забыть ни вас, ни Алешу. Где Алеша — с вами или со мной? Я не могу больше без него, я обмираю по нем, и дети меня не утешают, и от работы я не устаю…