Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга хотела привычно констатировать, что бога нет, но вместо этого предложила вновь поймать «ваньку» и отправиться прямо к ней домой, дабы торт не пропал. Достань Воробышка охотно согласился, попросив лишь немного обождать, пока закончит дела с милицией.
– Граждане сыскари и сами ничего не понимают, – присовокупил он. – Воры забрались в мой кабинет, перевернули все вверх дном, однако и там ничего не взяли, даже самопишущую ручку с золотым пером. Кроме одного… Вы не поверите, товарищи, что им понадобилось!
– Плакат «Наш ответ Чемберлену», – с невозмутимым видом предположил поручик.
– Почти угадали! – отчего-то обрадовался ученый. – Почти! Жулики утащили мою рукопись о дхарской школе. Я книгу готовлю, пытаюсь обобщить имеющийся опыт преподавания среди малых народов СССР. И вот…
– А может, они для дела, – наивно моргнула Ольга. – Семилетку, допустим, решили организовать при местном домзаке?
Когда все отсмеялись, Семен, внезапно став серьезным, поинтересовался, что особенного было в рукописи. Может, речь там шла не только о школе?
– Исключительно о дхарской школе, – твердо заявил Родион Геннадьевич. – И написано по-дхарски, я хотел дать рукопись кое-кому из наших стариков, они плохо знают великий и могучий…
– По-дхарски, – задумчиво повторил Тулак. – Не думаю, что местное ворье знает ваш язык. Может, они искали что-то другое и просто перепутали?
Достань Воробышка взглянул недоуменно, пригладил взлохмаченные волосы.
– Вы думаете? Последний месяц я работал над статьей, писал тоже по-дхарски, а позавчера отнес рукопись домой. Но… Помилуйте, кому могла понадобиться наша древняя магия?!
Глава 9
Мерзлая долина
1
– Трусость есть в каждом, – негромко проговорила Чайганмаа, допивая чай и ставя пиалу на войлок. – Только безумцы ее лишены. Вместилище трусости – между поясом и сердцем, это легко почувствовать, когда входишь в холодную воду. Главное – не поддаться слабости и не выпустить то, что там спрятано, на волю.
– Идеалистическая трактовка, – привычно, но без особого напора возразил Лев Захарович Мехлис. – Вам, товарищ Баатургы, не мешало бы познакомиться с современной естественнонаучной литературой. Ибо коммунист – это тот, кто…
– У меня диплом по химии, – улыбнулась девушка, но пламенного большевика это ничуть не смутило.
– У вас буржуазный, эксплуататорский диплом! Наука – столь же классовое явление, как и вся общественная идеология. Игнорировать это – значит впасть…
– Господин Мехлис, вам не предлагали место на железной дороге? – не вытерпел барон, в свою очередь ставя на войлок пустую кружку. – Допустим, рельсом поработать или даже семафором?
– Ваш намек, враг народа Унгерн, отвожу без обсуждения как провокационный!..
Иван Кузьмич Кречетов улыбнулся и прилег поудобнее, бросив взгляд в низкое, покрытое тучами осеннее небо. Еще один день позади. Прошли не так и мало, степная дорога пуста, холмы пологи, а главное – не встретилось ни единой переправы. Но вот травы становится все меньше, лошадям приходится выщипывать остатки среди придорожных камней. Еще неделю-другую можно продержаться, а дальше…
Степь кончилась, начались горы. На ночевку отряд разместился в ущелье – огромной расщелине с отвесными скалами, уходящими к самому небу. На дне шумел ручей, разбухший после недавних дождей, а впереди высилась огромная черная скала, с которой низвергался небольшой, но громкий водопад. На карте ущелье не имело имени, однако всезнающий Унгерн назвал его Мерзлой долиной.
Весь завтрашний день придется идти вдоль этих скал. Места здесь безлюдные, но товарищ Кречетов все равно без всякого доверия поглядывал вверх, в сторону неровного каменного гребня. Мало ли кто там гнезда вьет?
Между тем спор о высоких материях увял, так и не разгоревшись. Все устали, да и успели уже наругаться за долгую дорогу. В первые дни Иван Кузьмич всерьез опасался, что некоторых, особо горячих, придется, как это уже случалось, отливать водой. К счастью, обошлось. Сначала притерлись, потом привыкли…
– Виноват, господа! – барон резко встал, одернул халат. – Вынужден вас покинуть, самое время кормить птицу. Честь имею!..
Ему недружно ответили, переглянулись, кто-то хмыкнул, но тоже без всякого энтузиазма. И к этому привыкли. Еще в Монголии, где-то на юге Халхи, Унгерн подобрал молодого филина с перебитым крылом. Выходил, выкормил и теперь вволю наслаждался его обществом. Филин, прозванный Гришкой, весь день гордо восседал на бароновом плече, изредка косясь на мир огромными желтыми глазами. К вечеру просыпался, требовал еды и время от времени пытался летать.
Иван Кузьмич привстал, огляделся и удовлетворенно кивнул. Порядок! Часовые на постах, народ у костров, кони нашли себе травяную лужайку. О всем прочем можно будет подумать завтра…
Ничего, разберемся!
Посольство было в дороге уже третий месяц. Вначале путь не казался трудным. Ехали по Монголии, земле хоть и вприглядку, но знакомой, к тому же в хорошей красноармейской компании. Кречетов вволю наговорился с Костей Рокоссовским, продемонстрировал ему Унгерна, заодно обсудив с товарищем Щетинкиным некоторые тонкие моменты в отношениях Монголии и независимого Сайхота. Петр Ефимович много не обещал, обходился больше намеками, прося потерпеть до следующей весны. При этом глядел многозначительно и улыбался. Оставалось поверить старому знакомому и набраться терпения.
А вот с товарищем Волковым повидаться не пришлось. Вместо него пришла телеграмма, извещавшая, что того задержали неотложные служебные дела. Всеслав Игоревич, передав наилучшие пожелания, сообщил, что догонит посольство при первой же возможности. Учитывая то, куда они направлялись, Кречетов не поверил, но почему-то ничуть не расстроился.
За всеми делами не заметили, как очутились на следующей границе, монголо-китайской. Предъявлять посольские грамоты оказалось некому – земли между Синьцзяном и Внутренней Монголией были дочиста выметены многолетней войной. Исчезла не только местная власть, ушло население, спасаясь от безжалостных разбойничьих шаек. Но и бандитов стало меньше – за последний год части Щетинкина вместе с «красными монголами» товарища Сухэ-Батора несколько раз переходили кордон, разбираясь с отрядами Джа-ламы. После гибели «земного воплощения ужасного Махакалы» его уцелевшие подельщики предпочли откочевать далеко на юг. Для верности отряд Рокоссовского еще три дня сопровождал посольство и только затем повернул назад, пожелав счастливой дороги и удачного возвращения.
И потянулись долгие недели пути. Степь, предгорья, горячая полупустыня, снова степь. Брошенные города, города, ощетинившиеся пулеметными стволами, сожженные в серый пепел кочевья, запуганные, никому уже не верящие люди. Дороги войны… Редкие гарнизоны правительственных войск встречали гостей без всякой радости, но мешать не пытались, то ли уважая древний обычай, защищавший послов, то ли не желая связываться с неплохо вооруженным отрядом. Разбойники тоже попадались, но вели себя не слишком нагло. Лишь дважды пришлось отгонять излишне настойчивых пулеметным огнем.
Впрочем, дело было не только в благоразумии местных головорезов. Во время последней встречи хитрый старик Хамбо-Лама обещал товарищу Кречетову «ковровый путь» до самого Такла-Макана. Объясниться подробнее его святейшество не пожелал, лишь намекнул на наличие полезных «друзей». Иван Кузьмич, проявив благоразумие, не стал расспрашивать, решив, что у Хамбо-Ламы свои дела с тамошними разбойниками. Пропустят без боя – и ладно.
Пока везло, однако пустыня Такла-Макан, царство Смерти, была уже рядом.
За время пути товарищ Кречетов успел приглядеться к своим спутникам, и лично им подобранным, и навязанным со стороны. Меньше всего хлопот доставлял второй посол, представитель его святейшества господин Чопхел Ринпоче. Монах по-русски не говорил и к общению не стремился. Его опекали четверо таких же молчаливых лам, готовивших послу обеды и каждый вечер разбивавших шатер для его ночного отдыха. Все прочие, спавшие у костров под открытым небом, пожимали плечами, но, естественно, не вмешивались.
«Серебряные» ветераны занимались своим привычным делом – неторопливо, основательно и даже въедливо, не нуждаясь ни в подсказках, ни в понуканиях. Охранение и караулы выставлялись вовремя и в нужных местах, оружие всегда было в полном порядке, разве что внешний вид, к явному неудовольствию барона, по-прежнему никак не соответствовал уставному. Бородатые таежники одним своим обликом были способны обратить в бегство шайку средних размеров.