Вершины не спят (Книга 1) - Алим Кешоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гумар не замедлил прийти в дом Баташева — посмотреть на вернувшегося хозяина и послушать его. На лавках сидело уже немало народу. Были тут и Эльдар, и свояк, дед Баляцо, были и кузнец Бот, и Масхуд. Дед Еруль на этот раз ни о чем не оповещал, а сам развесил уши, стараясь и словечка не упустить из рассказов Астемира. И, может быть, один лишь Давлет, не последний человек в ауле, — один лишь он сразу же выделялся среди доверчивых и восхищенных слушателей самостоятельностью суждений.
Пришел наконец и Муса со своим приятелем Батоко. В дальнем углу с женщинами сидела Диса. Были и другие соседи.
Лю, прижавшись к матери, не сводил круглых и блестящих глаз с человека, на которого таким жадным взглядом смотрела Думасара; старая нана то и дело утирала слезы.
Гумар вошел с традиционным приветствием:
— Салям алейкум, Астемир!
— Здравствуй, здравствуй, — отвечал Астемир, сидевший за столом между самым юным своим другом Эльдаром и самым почтенным по возрасту Баляцо. — Здравствуй, Гумар, будь гостем.
Сильными коленями Астемир сжимал Тембота, гордого этой отцовской лаской.
— Как хранит тебя аллах, бродяга?
— Спасибо за доброе слово. Милость аллаха не оставляет меня.
— Милость аллаха безгранична там, где он заботится о мусульманине… Да распространится это на всех присутствующих!..
— Вон какой щедрый стал Гумар! — с добродушной усмешкой пробасил дед Баляцо. — Прежде он говорил: «Астемир, коли барана, я приду к тебе в гости». Теперь идет в гости и не требует угощения, а сам готов угостить… Не так ли я говорю, старшина?
— Я пришел не тебя слушать, старый дурак! Помолчи… А ты, Астемир, ничего из себя, такой же широкий в плечах, каким был. Лицом свежий. Видно, не голодал. Говори, Астемир, о себе, где был, что видел? Верно ли то, что говорит Давлет: что в русском государстве теперь правят большевики и первый правитель, Ленин, заключил мир с Германией, а солдатам дает в награду землю, как прежде царь давал князьям, а?
— Это все правда, и про царя, и про большевиков, — заверил дед Еруль.
— Да погоди ты, старый болтун, пускай сам Астемир рассказывает.
В таком духе шла оживленная беседа с человеком, который первым мог подробно и внятно рассказать крестьянам, что случилось в мире.
Никто — даже Муса или Давлет — не решался больше отвлекать внимание тех, кто слушал увлекательный рассказ Астемира.
— Город так велик, — рассказывал Астемир, — что по его улицам проложена железная дорога, а дома образуют как бы ущелье. И просто не поверишь, сколько окон в этих до мах. А люди бегут, бегут один за другим, наталкиваются друг на друга и опять разбегаются, словно муравьи у муравейника на краю дороги… А за городом дым из труб идет день и ночь. Трубы поднимаются еще выше домов. Каждая труба сама по себе, как высоченное дерево. Это фабрики…
Астемир рассказывал о своей службе сначала в мусульманском госпитале, потом в русском училище для богатых детей.
— Ах, хотел бы я, чтобы мои дети учились в таком училище, — вздыхал Астемир. — Чего только там не увидишь! Ученики и те одеты в форму с кантами и блестящими пуговицами…
— А где же ты коня держал? — спросил Гумар
— Не было у меня своего коня. К чему? — При этих словах Астемир все же с любовью вспомнил Поха и вздохнул. — Там и подковать коня негде, — как бы себе в оправдание добавил рассказчик. — Верно я говорю, Бот?
— Это он верно говорит, — заметил кузнец Бот, польщенный тем, что рассказчик обратился к нему. — Зачем в городе конь? Там и Жираслан пешком ходил бы.
— А где Жираслан? — заинтересовался Астемир.
— Где-то гуляет.
— Ну, теперь ему раздолье…
— Не знаю, Астемир, — спросил дед Баляцо, — правда ли это, но говорят, что ты ушел из аула потому, что Клишбиев собирался тебя на войну отправить… Так ли?
Кто-кто, а дед Баляцо знал, что это правда. Астемир не ответил ему, а Эльдар, до сих пор помалкивавший, сказал:
— О князьях еще будет время говорить. Послушаем, что расскажет Астемир про русскую революцию. Есть теперь такое слово.
— Ишь ты, — пробурчал Гумар, — глубоко загребает, но верно ли говорит?
Не одному Гумару разговор в доме Астемира пришелся не по душе.
Но были и такие суждения: «Слушают, развесив уши. А что тут слушать! Что хорошего может сказать Баташев? Каким был возмутителем, таким и остался. Всегда одно беспокойство». Кое-кто собрался уходить. Направляясь к двери, простучал своей палкой Муса. Поднялся за ним Батоко. Продолжал ворчать хриплым басом Гумар:
— Ну, Баташев — еще куда ни шло! А смотрите, да простит меня аллах, болван Эльдар лезет туда же. Объяснитель! Где он был, что видел этот парень? Что он знает? Спросите его: «С какой стороны ветер дует?» — так этот Эльдар не сумеет ответить.
И опять разделились голоса людей: одни вступились за Эльдара и Астемира, другие решительно осуждали их, третьи — и таких, пожалуй, было больше всего — помалкивали, скрестив руки на палках. А некоторые, как, например, Батоко, только похихикивали. Астемир помрачнел, потом, выждав, покуда одни ушли, а другие успокоились, сказал:
— Я не умею рассказывать все достаточно хорошо. Завтра или послезавтра к нам в аул при дет один человек. Это мой кунак. Русский мастер Степан. Послушайте лучше его. А пока смотрите. — С этими словами Астемир придвинул городской чемодан, с которым он пришел из Ростова, достал оттуда несколько книжек, толстых и тонких, в цветных переплетах и обернутых в бумагу, и, что особенно заинтересовало людей, листы толстой бумаги.
Все с любопытством придвинулись к столу.
Астемир бережно развернул листы, и люди увидели яркие изображения растений, животных, зверей, птиц и людей. На других листах были напечатаны разной величины и разных цветов буквы. На третьих — цифры и какие-то замысловатые значки.
Гордый общим восхищением, Астемир показывал:
— Вот это мне подарили учителя в ростовском училище, а это дал русский кунак Степан Ильич. Он придет, и вы сами услышите его.
На следующий вечер больше всех повезло Давлету, но сам он не сразу понял, какая удача давалась ему в руки.
Выпал легкий снежок, было не холодно, и, совершив омовение у своего колодца, Давлет пошел в мечеть. Он шел вразвалку, не спеша. Зачем спешить? Пусть спешат хлебопашцы с заготовкой семян. Пусть спешит Астемир, которому надо восстанавливать запущенное хозяйство. А Давлету спешить некуда.
С чувством собственного достоинства Давлет важно выбрасывал вперед свою палку, стараясь подражать мулле Саиду. Вдруг ему показалось — кто-то идет за ним. Достоинство не позволило Давлету оглянуться, когда он услышал за собою русскую речь.
— Скажи, человек, где дом Астемира Баташева? — И с Давлетом поравнялся прохожий, одетый по-русски в пальто и теплый кар туз, немолодой, лет за сорок, светловолосый, с подстриженными рыжеватыми усами. Что-то в нем было знакомое.
Косясь на него, Давлет обдумывал, как поступить. Закон запрещал мусульманину после омовения оскверняться произнесением русских слов. Ведь только что Давлет обещал аллаху, что сохранит чистоту, по крайней мере, до завершения намаза. Сказать русское слово — все пропало, начинай заново.
— Валлаги, не знаю, где дом Астемира, — по-кабардински отвечал Давлет, но тут же ужаснулся: ведь врать тоже нельзя. Стараясь исправить грех, Давлет показал палкой на соломенную, припорошенную снежком крышу, выглядывавшую из-за тополей, и сказал: — Мес!
Прохожий, видимо, понял значение этого слова, поблагодарил русским словом «спасибо» и быстрыми шагами направился к дому Астемира.
Прежде чем подойти к мечети, уже окруженной верующими, Давлет вынужден был задержаться у реки, по которой стелился пар, чтобы смыть скверну. Прихожане с любопытством следили за Давлетом, а он соображал, как объяснить свое поведение, и тут вспомнил, что Астемир ждет кунака, русского мастера из Пятигорска, и понял свой промах: ведь он, Давлет, мог стать первым свидетелем встречи Астемира с его русским кунаком! Благочестивое настроение исчезло. Не только Давлет, все старались поскорее закончить намаз, потому что Давлет всех взволновал новостью: только что с запада, должно быть, из Пятигорска, пришел русский человек, мастер, аталык[12] Астемира, но прежде чем войти в дом своего кунака и кана[13], он вошел в дом к Давлету с просьбой передать от него всем правоверным салям.
В главном Давлет не соврал: в самом деле пришел Степан Ильич Коломейцев.
Лю играл за воротами, когда увидел приближающегося к нему человека. На голове у незнакомца была не широкополая шляпа и не кабардинская шапка, а картуз вроде тех, какие носят русские солдаты. Лю на всякий случай приготовился дать тягу, когда вдруг человек ласково спросил его: