Шлиман. "Мечта о Трое" - Г. Штоль

Но самое чудесное в Калькхорсте — это колокольня. С нее видно далеко вокруг. Земля похожа на огромное озеро, волны которого, застыв, превратились в пастбища и леса, поля пшеницы и луга.

А если посмотреть на север, то видно море — двоюродные братья говорят, что летом туда можно ходить каждый день купаться, — бесконечное, серо-зеленое море, с белыми гривами волн и парусами рыбачьих лодок и больших кораблей, которые из Любекской бухты плывут в чужие страны, в Данию, в Швецию и в далекую огромную Россию. Еще дальше виднеется бело-зеленая пол осад берега с башнями и домами — это тоже чужая страна — Гольштиния. Она принадлежит королю датскому. Как огромен мир! В Анкерсхагене он даже не подозревал этого. И Троя стала вдруг намного ближе. Софи также всецело поддерживает намерение Генриха когда-нибудь раскопать Трою. Даже гордец Адольф вопреки опасениям относится к этому благосклонно и даже декламирует множество стихов, которые Генрих, к сожалению, все еще не понимает. Ибо господин Андрее любит порядок: заниматься греческим языком еще рано.

Но этому досадному невежеству скоро придет конец. Получив от Генриха рождественский подарок — длинное латинское сочинение о Троянской войне, отец тут же отвечает: «В этом году ты так прилежно занимался, что я сделаю все возможное, чтобы обеспечить тебе дальнейшее образование. Осенью 1833 года ты поступишь в гимназию в Нойштрелице. Лучше всего, если ты поедешь обратно вместе с кандидатом Андресом, который сразу же отведет тебя на квартиру, тебе предназначенную».

Так и случилось. Но здесь Генриха ждала большая неожиданность. Придворный музыкант Лауэ, у которого он поселился, приходится родственником семьи Майнке, и в доме его Генрих встречается с Эрнстом, братом Минны. Мальчикам даже разрешили жить в одной комнате.

Экзамен, которого он так боялся, проходит столь успешно, что двенадцатилетнего Генриха принимают сразу в четвертый класс. Опять приходится привыкать к новой обстановке, привыкать к совершенно новым впечатлениям, искать новых друзей.

С Эрнстом Майнке, правда, дружба не клеится, и очень часто по вечерам старый папаша Лауэ вынужден откладывать в сторону свой кларнет или рожок. Из-за ссоры на мансарде он у себя в комнате не слышит собственной игры. А ведь повод для ссоры ничтожен: оба они сидят за одним столом и делают домашние задания — каждый со своей маленькой, заправленной маслом лампой. Через некоторое время Генрих в целях экономии начинает подкручивать фитиль. Ведь лампы Эрнста вполне достаточно для двоих! Но Эрнст с недовольством смотрит на эту уловку бережливого Генриха. «Подлый скряга!» — кричит он и, вспылив, задувает свою лампу — и вот в ход идут уже кулаки.

Эрнст никак не может понять, что товарищ его по натуре вовсе не скуп. И все же он вынужден быть скупым: в Анкерсхагене дела идут день ото дня все плачевней. Похоже, что тянущееся годами разбирательство окончится не очень-то хорошо и отец останется скоро без средств к существованию. Тут нужно думать о каждом пфенниге, который можно на чем-либо сэкономить.

Эта вечная расчетливость и скупость вызывают осуждение не только со стороны Эрнста, но и со стороны других товарищей по гимназии. Нойштрелицкая гимназия пользуется хорошей славой, поэтому там должен учиться каждый мальчик, чьи родители дорожат своей репутацией. Естественно, что тон задают сынки придворных и дворян.

Генрих Шлиман очень одинок, хотя вокруг множество людей. Одинок, когда после обеда или по воскресеньям проходит через ворота зоопарка, украшенные большими бронзовыми оленями, одинок, когда купается в озере, одинок, когда строит свои грандиозные планы.

В Калькхорсте они становятся ему еще дороже, еще желанней. Пусть кандидат Андрее, находясь среди взрослых, и похож на чудаковатого нелюдима, который свою робость, свой лишающий дара речи страх не может преодолеть настолько, чтобы подняться на кафедру и сдать последний экзамен. Но с Генрихом он иной — наставник, что вводит юного Телемаха в большой мир, который он любит и знает, в мир античности. Да и что представляет собой Нойштрелиц? Резиденция герцога. Ничто по сравнению с Троей! А замок, которым так восхищаются? Собачья конура по сравнению с дворцом Приама! А старый герцог Георг при всем уважении к нему мог бы самое большее жарить божественному Ахиллесу мясо на вертеле!

Лихорадочное нетерпение снедает гимназиста. С невероятной жадностью поглощает он знания. В лесу и у озера, по вечерам при свет лампы Эрнста он уже теперь, после двух месяцев занятий в гимназии, самостоятельно изучает то, что будут проходить в классе лишь через год. Как это ему и не противно, он до тех пор вьется вокруг одного из старшеклассников, пока тот не обещает на пасху продать ему по дешевке греческую грамматику и Гомера. Ради этого нужно экономить с удвоенной решимостью и утроенным самоотречением. С пасхи он сможет приняться за греческий, а это явится, наконец, первой ступенью золотой лестницы, ведущей прямо на сияющий Олимп.

Десять лет понадобилось Зевсу, чтобы одержать победу над титанами. Десять лет сражались греки, чтобы обратить в прах Трою. За каких-то четверть часа темные силы судьбы одержали свою первую победу над двенадцатилетним Генрихом Шлиманом. Минуло ровно три месяца, как он поступил в гимназию, когда из Анкерсхагена приходит письмо. Разбирательство закончилось, отец уволен, хотя ему и разрешено уведомить через ростокскую газету, что в растрате он не повинен. Мечта разбилась! Ученью конец, греческий язык стал таким же недосягаемым, как отягощенные плодами ветви над головой Тантала.

Директор и учителя гимназии прискорбно качают головами. Да, весьма печально, у мальчика такие задатки и железная воля, но хочешь учиться — плати! Знания бесплатно не дают. Честно говоря, они рады такому исходу: разве вправе они требовать от именитых нойштрелицких господ, чтобы они позволили своим детям сидеть за одной партой с учеником, отец которого пользуется сомнительной репутацией? Разве мальчик в этом виноват? Конечно, не виноват, поэтому его и отчисляют из гимназии с множеством добрых пожеланий.

Но этот удар, несмотря на всю его тяжесть, можно пережить. «Без муки нет и науки», — говорит негромко кандидат Андрее, когда Генрих рассказывает ему о своем горе. Теперь он, добавляет Генрих, перейдет в реальное училище, где учиться дешевле.

В нем что-то надломилось, что никогда больше не заживет, но внешне он все такой же. Он привыкает к новой обстановке даже легче, чем ожидал. Здесь товарищи не кичатся богатством или титулом своих отцов, здесь он среди сыновей нойштрелицких ремесленников, сержантов, лакеев. Здесь никто не смотрит на него свысока из-за того, что его отца прогнали с должности пастора. Здесь никто не смеется над худыми подошвами башмаков или заплатами платья, если они чистые.