Сияющий вакуум (сборник) - Александр Бородыня

Осторожно, пользуясь только дистанционником, Филипп отвел экскаватор от пролома. Он расстелил коврик, помолился Ахану и только после этого заглянул в образовавшуюся дыру.

Филипп Костелюк даже прищелкнул языком, так же, как совсем недавно при виде обнаженной красавицы со сверкающим ятаганом. В свете фонарика он увидел изящно убранную большую комнату.

Мраморный камин в углу. Золотые часы на камине. Узкие двустворчатые двери. Узорный паркет. В центре комнаты стоял обеденный стол. На столе серебряные приборы, фарфоровые тарелки, а вокруг стола сидели скелеты. Судя по нарядным шелковым платьям и фракам мужчин, вся эта компания и обстановка принадлежали концу восемнадцатого — началу девятнадцатого века.

Как оказалась глубоко под землей усадьба князя Алтуфьева, как вся эта роскошь несколько столетий просуществовала под спудом гостиницы «Метрополь»? На все эти вопросы Филипп получил ответ лишь несколько месяцев спустя. И ответ был ужасен.

Но в самый момент находки беглец из прошлого, прячущий лицо под черным платком, просто возликовал. По новому федеральному закону, человеку, нашедшему в земле и сдавшему клад, полагалась четвертая часть стоимости этого клада.

— Миллион рублей! — крикнула Милада, бросаясь на шею Филиппу, когда он на следующий день после находки вернулся из банка с новенькой чековой книжкой в кармане. — Миллион! — Бывшая проститутка обслюнявила его всего и сорвала с лица черный платок. — Это гениально! Гениально! Пупсик, теперь ты сможешь обзавестись приличной машиной, взять нормальную квартиру, ты сможешь прикупить еще две-три жены, и я заживу как королева!

Филипп Костелюк был немного смущен неожиданно свалившимся на него богатством. Вознаграждение за подземную комнату составило ровно миллион рублей. По тому же федеральному закону, в добавку к деньгам он мог оставить у себя одну тысячную долю найденного клада. Филипп хотел взять мраморный камин, но вовремя передумал и ограничился небольшой фарфоровой тарелкой с изящным рисунком.

На тарелке была изображена молоденькая пастушка в красном сарафане и синем чепчике. На груди девушки посверкивал странный угловатый медальон с неразборчивой монограммой. В руке пастушка держала тоненький серебряный прутик, а возле ее босых ног мирно щипали ядовито-зеленую травку какие-то мелкие, но очень жирные овцы.

По счастливой случайности вдруг сделавшись богатым человеком, Филипп Костелюк тотчас уволился с работы. Он заплатил за пластическую операцию и навсегда избавился от черного платка. Он выложил почти полторы тысячи в военкомате, купив себе право не принимать участия в боевых действиях на следующие четыре года. Ведь по документам он был Илья Григорьевич Самуилов, младший лейтенант второй танковой бригады, и в любую минуту его могли попросить выйти на поверхность и сражаться с инопланетными захватчиками. А то и хуже, вместе с танковой бригадой его могли отправить куда-нибудь на Марс или на Венеру.

Только теперь Филипп с удивлением узнал, что космические зерна — лишь часть обрушившейся на человечество беды. Вот уже пять лет государства не воевали между собой, потому что возникла внешняя угроза. Прекрасно оснащенный военный флот, ворвавшийся в пределы Солнечной системы, беспрерывно атаковал все обитаемые планеты и спутники. И это были вовсе не зерна. Враги были самые обыкновенные и выглядели почти как люди. Их мир был до основания сметен прикосновением «негатива», но еще прежде они успели спастись бегством. Пришельцы в поисках пристанища вели кровопролитную войну и теперь овладели уже половиной Марса.

Избавив себя от военной службы, Филипп Костелюк купил престижную квартиру на Арбате. Окна его нового дома выходили в уютный дворик. Здесь были мощные кондиционеры и даже нормальные бронзовые зеркала. Почему-то запрещая все инопланетное, от продуктов питания до браков, правительство совершенно не возражало против иноземной мебели, и Филипп шикарно обставил все одиннадцать комнат. Тарелку с изображением пастушки новоиспеченный миллионер торжественно повесил над своим ложем. Когда наступала ночь и Милада открывала ставни, яркий луч фонаря высвечивал фарфоровую тарелку — символ богатства и счастья.

Но не все было так хорошо. Вредоносные по сути своей космические посевы являлись одновременно с тем и прямым доказательством бытия Ахана. Прямое знамение, повторяющееся ежесекундно, привело, увы, к повсеместному запрету на артезианство и массовым гонениям как посвященных Первого круга, так и Второго. Филипп Костелюк не мог никому открыться в своей истинной вере. И с каждым днем неприятное, тягостное чувство одиночества охватывало беглеца из прошлого. Жизнь казалась ему лишенной смысла и направления, и чего никогда не случалось с Филиппом раньше — долгими бессонными днями его стали посещать черные грешные мысли о самоубийстве.

Он искал выхода, и выход нашелся. Пожертвовав еще пять тысяч в фонд защиты инвалидов, беглец из прошлого стал членом одного из самых солидных московских клубов. Быстро он пристрастился к картам, дневному образу жизни и постоянным благотворительным мероприятиям. Он даже прослыл в городе одним из самых значительных борцов за права безруких и людей, страдающих от врожденного простатита. Вообще в середине двадцать второго века гражданин, не заботящийся об инвалидах, становился изгоем. Хорошим тоном считалось остановить свой шикарный лимузин перед светофором, выйти и перевести через дорогу оборванную старушку нищенку на пневматических костылях и лишь после этого продолжать свой путь.

Меланхолия отступила. Хандра прошла. Бывало, Филипп Костелюк возвращался домой уже далеко за полдень, благо машина со специальными защитными стеклами позволяла легко перемещаться по городу в любое время суток, а водителя он нанимать не стал, водил лимузин сам, хотя это и считалось неприличным.

Новая счастливая жизнь быстро набирала обороты, и пришло время опять жениться. Одним из постоянных партнеров Филиппа по преферансу оказался знакомый сутенер Эдуард Разин. Он-то и сосватал ему жену. Калым запросили непомерный. За шестнадцатилетнюю девочку из хорошей семьи пришлось выложить в семь раз больше, чем за потрепанную проститутку.

Но девочка стоила своих денег. Жанна была малословна, стеснительна. Она безропотно выполняла все требования Милады и никогда не поднимала глаз. Для новой жены Филипп устроил отдельную спальню.

Таким образом, из одиннадцати комнат четыре занимали спальни. Одна для Милады, одна для Жанны, одна для Филиппа и одна для гостей, так требовал его новый статус состоятельного человека.

Артезианство иссякало. Если сто лет назад храмы Ахана в Москве почти вытеснили православные храмы и мусульманские мечети, то теперь на месте жестоко взорванных святилищ истины росли клубы атеистов. Безверие стало хорошим тоном. И все-таки иногда, просыпаясь в середине дня, Филипп слушал, лежа в постели, как за плотно задвинутыми ставнями шумят деревья, не поврежденные адскими излучателями, и благодарил Ахана. В щемящем шорохе было столько покоя, столько счастья, что сердце замирало в груди беглеца.

Счастье было незаконным, краденым. И конечно, он ждал расплаты. Одно дело — простой шофер живет по чужим документам, а совсем другое — миллионер. Филипп Костелюк все время ожидал, что в ставни постучат снаружи, громко постучат в дверь, заскрипят начищенные сапоги, залязгают затворы и знакомый голос из прошлого спросит: «Филипп Аристархович, а у вас голова не болит?»

Шла война в космосе. Москва готовилась к выборам. А он все еще наслаждался жизнью. Но это были последние счастливые дни.

НОЧНОЙ ВИЗИТ

На календаре было 11 января 2144 года, когда в середине дня в окно, наглухо заложенное ставнями, негромко постучали. Квартира Филиппа находилась на седьмом этаже, и только в кошмарном сне могло привидеться, что действительно постучат в окно.

Филипп Костелюк только что вернулся в свою спальню, и на теле еще сохранялась легкая боль от остреньких сладких поцелуев скромницы Жанны. Недовольно он повернулся на спину и прислушался. После паузы стук повторился.

«Наверное, какой-то предвыборный трюк, — подумал Филипп. — Наверное, во все окна во всем городе стучат. А когда я подойду и спрошу, кто там, мне по секрету шепотом назовут фамилию одного из одиннадцати кандидатов в президенты. Все-таки завтра выборы».

Лениво он сполз с постели, расстелил коврик и помолился. Не помогло. В ставни опять постучали.

— Кто там? — спросил сонно Филипп.

— Откройте окно. Впустите меня, — прошептали снаружи. — Это Иван Лопусов. За мной гонится патруль. Если вы теперь же не откроете, они возьмут меня и я вас выдам.