Цитадель тамплиеров - Михаил Попов

Анаэль послушно заглянул туда и ощутил мощный смрад.

— Там кто-то есть.

— Перетащи его в угол, где деревянная колонна. Он не почувствует.

Перебарывая отвращение, Анаэль взялся за край подстилки и отволок тихо стонущего бородача куда было велено.

— Ложись на его место и вынь два кирпича из стенки.

Анаэль, превозмогая себя, брезгливо лег на еще теплый каменный пол, нащупал в переборке незакрепленные кирпичи… Образовалось окошко. «Король» спросил:

— Как ты проник к нам?

— Вы же велели…

«Король» зашипел:

— Я спрашивал твоего согласия и думал тебя научить… Тебя смотрел лекарь?

— И Сибр. Я показал им следы своих старых ожогов. Король пошамкал отсутствующими губами.

— Может быть, ты действительно болен? Тогда ты не нужен.

— Нет, ожоги воспалены. Так бывает.

Физиономия «короля» исчезла. Из его кельи доносились бульканье и покашливания. Анаэль никак не мог понять в чем дело! Что он сделал не так?! И чем это грозит?

— Ладно, — «король» всплыл из мрака, как спрут из подводной расщелины. — У меня нет выбора. Раз уж я выделил тебя… А знаешь, почему? Ты страшен. Тебе легко притвориться прокаженным.

— Понятно.

Старик отвратительно захихикал.

— Не спеши так говорить. Но то, что тебе надлежит понять, ты поймешь, клянусь ангелами, архангелами и престолом Господним.

— Слушаю вас, ваше величество.

— Ты притворяешься или поверил, что я — Бодуэн IV? Слова эти произнесены были свирепым свистящим шепотом.

— Да, ваше величество, верю.

— Ты поверил мне, я поверю тебе. Если ты умный, сам догадаешься, кто меня посадил сюда. На троне — двойник. Его научили ходить, как я, так говорить. А когда я заболел…

Старик замолчал, тяжело дыша. Отдышавшись, хихикнул:

— Они легко отделались от меня, но главного не получили, хотя отняли у двойника трапезную. Ты меня слушаешь?.. Сама трапезная ни при чем, — старик говорил все быстрее. — Однако под ней находились…

— Я слушаю, ваше величество, — прошептал Анаэль.

— Под ней находились конюшни царя Соломона, — теперь и он снизил голос до шепота. — А в этих конюшнях скрыты огромные ценности. Он и не сумели их отыскать. Тайник не дается псам. Это — скала! — Старик захлебнулся кашлем, его колотило. — Богатство у них под носом, они его чуют. А я отдам остаток своей никчемной вонючей жизни за то, чтобы кто-то увел сокровища.

— Кто они? — осторожно справился Анаэль.

— Те, кто держит в железной перчатке сердце Святой земли. Кем пугают паломников. Кто построил эту тюрьму под видом богоугодного заведения. Кто носит белый плащ — символ чистоты — с красным крестом, символом крови, пролитой за веру…

— Рыцари Храма…

— Тише! И среди умирающих есть шпионы. Может быть, их наймиты таятся и в шкурах ангелов Господних.

Вымолвив это, король замолчал. Анаэль его не торопил. Король спросил:

— Ты не христианин?

— Почему вы решили, ваше величество?

— Я богохульник, и всякий истинный христианин считает долгом вслух осудить мои речи, хотя бы он разделял мои чувства.

— Я не смел перебить вас и молча перекрестился.

— В самом деле, не мог иноверец попасть в тюрьму христианского лепрозория. Что же ты молчишь?

— Мне нечего сказать, Ваше величество, я жду, что скажете вы.

— Не лги своему королю. Ты должен страстно желать, чтобы я выдал тебе приметы… Тайник.

— Да, ваше величество, я желаю… И жду с великим смирением вашего благословения на подвиг веры.

— Ты притворяешься благочестивым, — уверенно сказал старик. — И притворяешься правильно. Стало быть, не слишком глуп. И я надеюсь, что ты их обманешь.

Король приглушенно захохотал. Так смеялась бы жаба-гигант, если бы кто рискнул ее щекотать.

— И не воображай, — сказал он, — что я тебя полюбил. Ты мне отвратителен, потому что здоров и можешь как-нибудь уцелеть, улизнуть отсюда и даже разбогатеть. Но они мне противны. Держи…

Король просунул в отверстие изувеченную болезнью руку, на ладони его лежала металлическая пластинка.

— Что это? — тихо спросил Анаэль.

— Объясню. Но сначала ты мне обещай…

— Что именно?

— Если доберешься до сокровищ, ты попытаешься меня вызволить. Это возможно. Везде, где тамплиеры, всем правят деньги. Придется потратить их много, но поклянись — ты сделаешь это!

— Клянусь!

— Ты поспешил ответить. А стоило бы подумать. Ведь если обманешь, я тебя прокляну. А проклятия прокаженных всегда сбываются. Тем не менее ты?..

— Клянусь!

— Ну, так слушай. Ты знаешь Сионский холм в Иерусалиме?

— Я не бывал там.

— Это неважно, всякий его покажет. На нем стоит здание их капитула. Проникни на территорию. Остальное — на этой табличке. Пометки процарапаны иголкой. Это — тонкое серебро. Если что, сверни ее в пальцах и проглоти. Но уж испражняйся тогда в укромном месте.

Анаэль принял табличку, она была меньше лепестка мака. И что на ней можно изобразить?..

Старик отвалился от амбразуры и тяжело дышал.

— Жаль, — сказал он в темноте.

— О чем вы, ваше величество? — снова припал к проему в стене Анаэль.

— Не представляю, как ты уберешься отсюда. — Но даже если у тебя получится, во что я, признаться, не верю, и ты войдешь в Святой город, ты не попадешь в капитул. Правда, есть столб. Единственный.

— Какой же, Ваше величество?

— Не кричи так, а то кое-кто удивится, услышав наш разговор. А чтобы наверняка войти в капитул, придется тебе стать тамплиером.

— Но здесь, по-моему, не принимают в рыцари Храма, — сказал Анаэль.

Королю понравилась шутка подданного, он захихикал. Но Анаэль не шутил. Он пытался представить толщу преград, загородивших путь к свободе и поиску сокровищ, в существование которых хотелось верить. Могло статься, что он до конца жизни будет мечтать о них, валяясь, в компании заживо гниющих арестантов. Постепенно он задремал. Его разбудил свистящий шепот старика:

— Послушай, дикарь, у меня предчувствие. Что-то случится. С тобой, со мной — я не знаю. Какая-то перемена.

— Не понимаю.

— О, дьявол! Я сам не понимаю, я чувствую. Быстро тащи на место того бородатого… И уходи отсюда подальше, в любую свободную келью. Ты понял?..

— Я понял, — сказал Анаэль.

Глава XI. Разговор на рассвете

нового места подняли его до зари два стражника. Они связали ему сзади руки и молча вывели за ворота.

Занимался рассвет. После теплой вони сарая воздух казался холодным. Анаэль решил, что его казнят. Ну и пусть. Хорошо, что успел проглотить серебро. Правда, насухо, и оно оцарапало что-то внутри. Пищевод?..

С мертвой равнины моря поднялся и наплывал на крепость липкий туман. Час тумана — лучший для нападения на обитель Святого Лазаря… Хорошо бы, напали сельджуки…

Анаэля вели не к конюшням, где виселицы и эшафот, а почему-то в собор, из которого слышалось пение монахов. Навстречу медленно отворились широкие двери и вышли десятка два согбенных послушников в опущенных на глаза капюшонах.

В соборе было темно. Стражникам темнота не мешала. Держа Анаэля с обеих сторон за предплечья, они провели его к алтарю и втолкнули в дверь слева от возвышения.

В хорошо освещенной комнате перед распятием на коленях стоял молившийся человек. Не развязав Анаэлю рук, оба стражника испарились.

Человек поднялся. Анаэль вспомнил и замок Алейк, и Агаддин. Он напрягся, предчувствуя разговор, который снова ввергнет его в кошмар.

Новый хозяин его судьбы оказался огромен. Лицо его закрывала белая маска. Анаэль приготовился ко всему. После улыбки короля Иерусалимского его вряд ли что-то могло потрясти. Но все же вздрогнул.

Белолицый великан молча рассматривал Анаэля сквозь прорези маски.

— Как тебя зовут? — спросил он наконец хрипловато. — Впрочем, я знаю. Ты — Анаэль.

— Я Анаэль, — подтвердил тот, поклонившись. Поклон не бывает лишним.

— А меня зовут брат Ломбарде. От меня здесь зависит многое, если не всё.

Анаэль пошевелился. Кисти его рук затекли, теперь стали неметь предплечья.

— Неудобно? — участливо спросил брат Ломбарде. — Потерпи. Я задам тебе один вопрос. Догадываешься, какой?

— Нет.

— Нет? — белое полотно колыхнулось, брат Ломбардо, видимо, усмехнулся. — Ты не прост, хотя и стараешься. Где тебя изувечили?

— Был пожар…

— Не хочешь ответить. В конце концов, не мое дело. Меня интересует другое — зачем ты выдал себя за прокаженного? Я давно за тобой присматриваю.

Анаэль не имел никакой убедительной версии, поэтому предпочел молчать.

— Ну же? — в голосе маски проявилось раздражение. — Ответь. — Было так тихо, что слышался треск горевшего в светильнике масла. — Скажешь, вправду подумал, будто тебя прихватила наша болезнь?