Наемник - Флинн Винс

По привычке Льюис поджал губы и уставился в пустоту, обдумывая другие возможности. Он уважал Харли и относился к нему с симпатией, но его нельзя было назвать уравновешенным, душевно здоровым взрослым человеком. Кеннеди, с другой стороны, являлась одним из самых сдержанных и вдумчивых людей, с которыми он имел удовольствие работать. Прежде чем что-то предпринять, он хотел услышать ее версию происходящего.

– Я освобожу весь завтрашний день, – сказал Льюис, на самом деле еще не дав своего согласия. – Давай войдем внутрь. Я хочу есть, и мне нужно в туалет.

После того как Льюис облегчился и вымыл лицо, они нашли Кеннеди за кухонным столом, где та читала досье и ела лапшу. Льюис взглянул на не вдохновляющие макароны и нахмурился. Кулинария была его страстью, и он с болью смотрел на коллег, которые уделяли так мало внимания столь важной стороне жизни. Не говоря ни слова, он принялся искать в шкафу хоть что-нибудь подходящее для нормальной трапезы. Кеннеди и Харли обменялись быстрыми улыбками.

Льюис засунул нос в холодильник и, не оборачиваясь, сказал:

– Стэн, ты не мог бы принести бутылку вина из подвала? «Шато Доминик» меня вполне устроит. – Он вытащил пакет с курицей, захлопнул дверцу, шагнул к раковине, остановился и сказал: – Пожалуй, лучше две бутылки.

Когда Харли ушел, Льюис посмотрел через плечо на Кеннеди и жестом попросил ее подойти к раковине.

– Итак, – начал он, – Стэн не в восторге от твоего новобранца.

– Ему нелегко угодить.

Доктор открыл воду и начал мыть курицу.

– Он думает, что ты его подставила, – с насмешливой улыбкой сказал он.

Кеннеди закатила глаза.

– Это тот парень, о котором ты мне рассказывала? Из Сиракуз?

– Да.

Льюис расправил курицу, продолжая промывать ее водой.

– Ты ничего не говорила о его умении драться.

Кеннеди застенчиво пожала плечами.

– Я и сама не знала.

– Но это очень существенная деталь. – Льюис посмотрел на нее. – Я тебя не упрекаю.

– Я не горжусь собой. Но разве в конечном счете это не является плюсом?

– Может быть, да… а может быть, и нет.

Кеннеди рассказала все, что ей было известно о Рэппе, надо признать, не слишком много, но заметила, что чистая доска – это не так и плохо. И что у них есть возможность создать из него такого агента, какой им требуется. Она закончила устный доклад, когда Харли вернулся из подвала. Льюис попросил ее приготовить салат, а сам принялся кипятить лапшу, нарезать курицу и готовить белый сливочный соус. Харли осталось открыть красное вино.

Пока психолог заканчивал готовить основное блюдо, Стэн и Айрин начали все сначала. Они перебрасывались репликами; каждый старался настоять на своей версии того, что произошло, постоянно повторяя, что другой все испортил. Как и всякий хороший психиатр, Льюис прекрасно умел слушать и великолепно играл свою роль. Ему помогало то, что Харли и Кеннеди очень редко бывали скучными. Стэн принадлежал к числу пациентов, что встречаются раз в жизни, из тех людей, за общение с которыми Льюис мог бы и сам заплатить. Конечно, иногда Харли кое-что преувеличивал, но психолог сам был свидетелем некоторых его подвигов и знал, что бо́льшая часть историй правдива.

С Кеннеди дело обстояло иначе. Она никого не поносила, в ней отсутствовал гнев, она не была склонна к энергичной жестикуляции, которая сопровождалась гримасами в стиле греческой трагедии. Ее речь отличалась спокойствием и интеллектуальностью, что позволяло собеседнику расслабиться. Она никогда не спешила с ответами и тщательно обдумывала свои слова, не атаковала и не имела склонности к преувеличениям, когда пыталась объяснить свою точку зрения. Они отличались друг от друга практически во всех аспектах, но у них имелись общие качества, которые усугубляли разногласия. Оба относились с глубоким подозрением ко всему, с чем им приходилось сталкиваться, и не любили соглашаться с совершенными ошибками. Ко всему прочему, долгая история их отношений приводила к тому, что во время споров в них всплывали как лучшие, так и худшие стороны. Льюис никогда не признался бы в этом в разговорах с ними, но их споры стали для него одним из самых сильных профессиональных удовольствий: словесный поединок на уровне олимпийцев.

Стол был накрыт, вино разлито по бокалам, еда разложена по тарелкам. Кеннеди неспешно принялась за салат, а Харли и Льюис набросились на салат, курицу и феттучини в томатном соусе. Льюис ел молча, наблюдая за поединком Харли и Кеннеди. Он прерывал их трижды, но лишь для того, чтобы кое-что уточнить. Когда психолог доел все, что лежало на его тарелке, он налил себе второй бокал вина, отодвинул стул от стола и приготовился излагать свое понимание ситуации. При формировании их группы они решили, что Льюис должен иметь полный доступ ко всей информации.

Группу возглавлял Харли, но в Вашингтоне испытывали некоторые опасения из-за его ковбойского подхода. Нужно отдать должное Стэну – он понимал, что у него есть определенные слабости. Роль Льюиса не ограничивалась прополкой самых бредовых идей. Харли сказал ему когда-то: «Я не хочу слушать чушь, которую порют психоаналитики. Ты должен высказывать свое мнение, а не выдавать бесконечный поток "если"». Льюис не забыл эти слова.

– Я вижу две ошибки, – сказал он, поставив бокал на стол. – И вы оба знаете, в чем они состоят.

Кеннеди кивнула.

– Я вижу только одну, – заговорил Харли. – Она не проявила должного прилежания. А какова вторая?

– Ты считаешь, что сегодня не совершил ни единой ошибки? – спросил Льюис.

– Я не идеален, но здесь нет моей вины. – Стэн указал на Кеннеди. – Я ужасно занят – пытаюсь понять, есть ли у одного из новых парней необходимые нам качества. И не несу ответственности за дерьмо, которое она мне подбрасывает.

Льюис понял: придется смириться с тем фактом, что на Харли нужно надавить посильнее.

– У нас остается две возможности, – сказал он, откашлявшись. – Либо этот парень по-настоящему хорош, либо ты совершил ошибку. – Сделал пару глотков. – И что же имеет место на самом деле?

Харли стиснул челюсти.

– Я не совершал ошибок! – Затем он слегка смущенно добавил: – Я лишь недооценил его, вот и всё.

– Именно это и тревожит меня больше всего, – укоризненно сказал Льюис.

– Не беспокойся… такое не повторится.

– Боюсь, этого недостаточно.

Харли закурил.

– Не нужно делать из мухи слона, – небрежно сказал он.

– Чушь собачья! – Ярость Льюиса была искренней.

– Да брось ты… – сказал Стэн, пытаясь отмахнуться от доводов Льюиса.

– И не подумаю – поскольку сегодня ты все испортил, и испортил существенно.

Кеннеди откинулась назад, ее глаза были широко раскрыты; она не сумела скрыть удивления, которое вызвала у нее резкая реакция Льюиса.

– Давай не будем так остро на все реагировать, – по-прежнему небрежно произнес Харли, стараясь немного снизить накал беседы.

– Слишком остро. – Льюис подался вперед. – Я не уверен, что здесь вообще возможна слишком острая реакция, и сейчас меня больше всего беспокоит то, что ты это понимаешь, но слишком упрям, чтобы признать вслух.

– Но это еще не конец света.

Негодование Льюиса росло с каждым отрицанием Харли.

– Ты должен оставаться непогрешимым. Эти парни должны тебя бояться, испытывать отвращение, ненавидеть – но ты не можешь допустить, чтобы один из них поставил тебе фонарь под глазом. – Льюис указал на распухший глаз Стэна. – И ни при каких обстоятельствах они не должны побеждать тебя в поединках… в особенности через пять минут после того, как вошли в ворота базы.

– Он не смог меня победить, – прорычал Харли.

– Ну это спорный вопрос. Насколько я понял, он одержал победу, а ты вывернулся, нарушив правила.

– Да… жизнь несправедлива.

– Ты прекрасно знаешь, Стэн, что на данной стадии твои подопечные подобны щенкам. Ты не можешь нарушать правила, которые сам же и установил. Это дает им неправильный посыл.

Харли откинулся назад и упрямо скрестил руки на груди.