История любви - Эрик Сигал

Я поднялся по ступенькам.

— Я сейчас лягу спать, ладно? — сказала она.

— Ладно.

Мы вошли в квартиру. Когда мы раздевались, она посмотрела на меня ободряюще.

— Я действительно так думаю, Оливер.

И это было все.

14

Письмо пришло в июле.

Его переслали из Кембриджа в Деннис-Порт, где мы, как всегда, подрабатывали летом в яхт-клубе «Пекод», так что известие дошло до меня с опозданием на день или два. Я сразу бросился туда, где Дженни присматривала за своими детишками, которые играли в мяч.

— Пойдем, — сказал я ей.

— Куда?

— Пойдем, — повторил я столь авторитетно, что она послушно встала и двинулась вслед за мной к воде.

— Что происходит, Оливер? Может, все-таки скажешь?!

Я продолжал шагать по причалу.

— На борт, Дженнифер, — скомандовал я, указывая рукой с письмом в направлении нашей яхты. Но Дженни не замечала письма.

— Оливер, мне же надо смотреть за детьми, — запротестовала она, но послушно вступила на борт.

— Черт побери, Оливер! Ты наконец объяснишь, в чем дело? Мы уже были в нескольких сотнях метров от берега.

— Мне надо тебе что-то сказать.

— А на суше ты этого не мог сделать? — крикнула она.

— Не мог, черт побери, — крикнул я в ответ. (Мы вовсе не ссорились — кричать приходилось из-за сильного ветра.) — Я хотел сказать тебе наедине. Смотри, что у меня есть.

Я помахал перед ней письмом. Она сразу же узнала фирменный бланк.

— Гарвардская юридическая школа! Тебя что, выгнали?

— Не угадала, сучка-оптимистка, — проорал я. — Попробуй еще.

— Ты стал первым на курсе! — воскликнула она. Теперь мне было почти стыдно сказать ей.

— Не совсем. Третьим.

— О, — протянула она. — Только третьим?

— Послушай, это все равно означает, что мое имя попадет в «Юридическое обозрение»! — крикнул я. Она сидела без всякого выражения на лице.

— Бог мой, Дженни, — почти проскулил я. — Ну скажи что-нибудь.

— Не раньше, чем я познакомлюсь с номерами первым и вторым.

Я смотрел на нее в надежде, что она все-таки не сдержит улыбки.

— Кончай, Дженни, — взмолился я.

— Я ухожу. Прощай, — сказала она и прыгнула в воду. Я тотчас нырнул за ней, и в следующее мгновение мы уже уцепились за борт яхты и хихикали.

— Слушай, а ведь ты из-за меня за борт бросилась, — я был редкостно остроумен.

— Не очень-то задавайся, — ответила она. — Третий — это всего лишь третий.

— Ну ладно, слушай, сучка! — начал я.

— Что слушать, засранец? — отозвалась она.

— Я тебе многим обязан, — искренне признался я.

— Врешь, засранец, врешь, — ответила она.

— Почему вру? — слегка удивился я.

— Ты мне всем обязан!

В тот вечер мы вышвырнули целых двадцать три доллара на ужин с омаром в роскошном ресторане в Ярмуте. Дженни по-прежнему воздерживалась от оценки моих успехов, пока не наведет справки о двух других джентльменах, которые, как она выразилась, победили меня.

Глупо, конечно, но я был так влюблен в нее, что, как только мы вернулись в Кембридж, я бросился выяснять, кто были эти двое парней. И с облегчением обнаружил, что первым был Эрвин Бласбенд, книжный червяк, в очках, который не занимался спортом и вообще был не во вкусе Дженни. Ну а вторым — точнее, второй — оказалась некая Белла Ландау. Это было и к лучшему — Белла Ландау была красивой, холодноватой на вид девицей (таких немало среди студенток Юридической школы), и теперь я мог поддразнивать Дженни, пересказывая ей детали того, что происходило в редакции «Юридического обозрения» после окончания рабочего дня! Довольно часто теперь я приходил домой и в два и в три часа ночи. Сами посудите — шесть лекций в день, потом редактирование «Обозрения» плюс моя собственная статья, которая потом была там опубликована (Оливер Барретт IV. Юридическая помощь малоимущим горожанам. Опыт исследования на примере района Роксбери в Бостоне. «Гарвардское юридическое обозрение», март 1966, стр. 861–908).

— Недурно написано. Очень недурно. — Так несколько раз повторил наш старший редактор Джоэл Флейшман. Честно говоря, я ожидал более членораздельного комплимента от человека, который должен был на следующий год начать работу с судьей Дугласом. Но это было все, что он сказал, вычитывая окончательный вариант рукописи. Зато Дженни сказала, что статья умная, глубокая и отлично написана. Неужели Флейшман не мог придумать что-нибудь в том же духе?

— Флейшман считает, что написано недурно, Дженни.

— Господи! Так я ждала тебя по ночам, чтобы услышать это? Он ничего не сказал о самом исследовании, о твоем стиле, вообще о чем-нибудь?

— Нет, Дженни. Он только сказал «недурно».

— Тогда почему ты так задержался?

Я чуть подмигнул ей.

— Были кое-какие дела с Беллой Ландау.

— Вот как? — сказала она.

Я не понял интонации.

— Ты ревнуешь? — спросил я напрямик.

— Ничуть. Ноги у меня гораздо красивее, — ответила она.

— А ты можешь подготовить дело к слушанию в суде?

— А она может приготовить лазанью?

— Может, — сказал я. — Как раз сегодня вечером она угощала нас в редакции. И, все сказали, что ее лазанья так же хороша, как твои ноги.

Дженни кивнула:

— Конечно.

— Ну, и что ты на это скажешь?

— А Белла Ландау платит за твою квартиру?

— Черт! — воскликнул я. — Ну почему я не могу остановиться, когда счет в мою пользу?

— Потому, подготовишка, — заявила моя любящая жена, — что такого не бывает!

15

К финишу мы пришли в том же порядке.

Иными словами, Эрвин, Белла и я стали тремя лучшими выпускниками юридической школы. Близился час триумфа. Приглашения на работу. Предложения. Мольбы. Всякая показуха. Куда ни глянь, со всех сторон мне махали флагами, на которых было написано: «Иди работать к нам, Барретт!».

Но меня притягивали лишь флаги цвета долларов. Я не был таким уж меркантильным, однако сразу отмел престижные варианты — вроде должности секретаря судьи или службы в министерстве юстиции — ради хорошего денежного места, которое позволило бы выкинуть из нашего с Дженни словаря гнусное слово «экономия».

Хоть я и был третьим, в борьбе за хорошую юридическую должность у меня имелось одно неоспоримое преимущество. В первой десятке выпускников только я один не был евреем. (А тот, кто скажет, что это неважно — сам еврей.) Существуют десятки фирм, которые готовы жопу целовать белому американцу англо-саксонского происхождения и протестантского вероисповедания, который сумел хоть как-то сдать экзамен на адвоката. А теперь посмотрите на вашего покорного слугу: тут вам и Гарвард, и «Юридическое обозрение», и спортивные регалии, и черт знает что еще. Толпы работодателей сражались за возможность нанять такого человека, да еще с таким именем. Мне все это очень нравилось.

Особенно интригующее предложение поступило от одной лос-анджелесской фирмы. Ее вербовщик, мистер Н. (имя не назову — еще засудит), все твердил:

— Барретт, мой мальчик, в наших краях мы получаем это все время. Днем и ночью. Можно даже сказать, чтобы прямо в офис прислали!

Не то чтобы нас с Дженни особенно влекла Калифорния, но хотелось узнать, что имел в виду мистер Н. Мы строили самые сумасшедшие догадки, однако для Лос-Анджелеса они, видимо, были недостаточно сумасшедшими. (В конце концов, чтобы отвязаться от мистера Н., мне пришлось сказать ему, что меня абсолютно не интересует загадочное «это». Он даже дар речи потерял.)

В общем мы решили остаться на Восточном побережье. Как выяснилось, у нас были десятки фантастических предложений из Бостона, Нью-Йорка и Вашингтона. Одно время Дженни ставила на первое место столицу («Ты мог бы присмотреться к Белому дому, Оливер»), но я склонялся в пользу Нью-Йорка. Наконец, с благословения жены, я сказал «да» Джонасу и Маршу, солидной фирме (Марш когда-то был генеральным прокурором штата) с сильным креном в сторону защиты гражданских свобод. («Можно делать добро и наживать его одновременно», — съязвила Дженни.) И потом, они меня так обхаживали. В смысле, старик Джонас сам приехал в Бостон, угостил нас обедом в лучшем ресторане города, а на следующий день прислал Дженни цветы.

Дженни потом целую неделю ходила и напевала песенку в три слова: «Джонас, Марш и Барретт». Я просил ее не спешить, но она сказала мне: «Не валяй дурака», ведь наверняка у меня в голове вертятся те же три слова. Надо ли говорить, что она была права.

Позвольте еще заметить, что «Джонас и Марш» положили Оливеру Барретту IV $ 11 800 в год — самое высокое начальное жалованье, предложенное кому-либо из нашего выпуска.

Как видите, третьим я был только по успеваемости.

16

Перемена адреса

С 1 июля 1967 года мистер и миссис Барретт проживают по адресу: Нью-Йорк, 63-я улица, дом 263