Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как он сейчас выглядит?
— Хорошо, — ответила она, — я бы сказала, очень хорошо. Высокий, на висках седина, загорелый, полон сил. Помесь Джона Уэйна и Кэри Гранта. Хотя он на два года старше меня, до недавнего времени был заядлым планеристом! А ведь это требует невероятного мужества! Но ему несладко пришлось в жизни, а в последние годы особенно.
Давить на сострадание — старинная испытанная уловка.
— И жена его не понимает, — усмехнулась я.
— Да, в определенном смысле, — прямодушно согласилась Аннелиза. — И кто, как не я, способен на сочувствие, ведь Эвальд вынужден жить с хронически больной женщиной. Для меня самой последние годы с Харди стали прямо-таки мученичеством! Жена Эвальда не лучше. Страдающие ревматическим полиартритом вечно жалуются на боли, у них скверное настроение, они несправедливы к близким.
— Разве она скоро не умрет? — спросила я.
Аннелиза не уловила иронии.
— Об этом мне неловко было спросить, — ответила она, — но я боюсь, что этого не случится. Что это за кофточка на тебе? Красный цвет хорошо подходит к твоему вечному серому. Твои наряды давно пора было разбавить чем-нибудь ярким.
Подруга сняла травинки у меня со спины и усмехнулась: «Валяться в траве в одежде? Как это на тебя не похоже! Может, у леди было пикантное приключение?»
— Эвальд давно должен быть на пенсии, а вообще-то кто он по профессии?
Аннелиза хотела, чтобы я сама догадалась.
— Начинается на букву «м», — подсказала она.
Что ж, почему бы и не погадать? Я предлагаю вслух: мясник, музыкант, матрос и мельник.
— Машиностроитель, инженер, — объявляет она. — К сожалению, у всех мужчин, с которыми я имела дело, скучные профессии.
У меня тот же случай: Харди работал учителем в школе, Удо был специалистом по перевозкам. Да и мы сами в юные годы не смогли стать теми, кем мечтали. Аннелиза нашла место лаборантки в химической лаборатории, я до замужества проучилась пару семестров на учителя начальных классов.
— Перси торговал антиквариатом, теперь этим занимается Руди, — пришло мне в голову, — против этого ничего не скажешь. Почему ты сегодня не надела новые украшения?
Аннелиза пыталась увильнуть от ответа, но потом пробормотала:
— Еще будет время.
Это разожгло во мне любопытство.
— Если ты пообещаешь, что завтра будет фруктовый пирог и никаких оперетт, то я готова лично лицезреть твоего Джона Уэйна.
Какие фильмы могла посмотреть Аннелиза? Лично я не находила никакого сходства Эвальда с этими звездными актерами. Эвальд был высокий, но в остальном, если судить по ее описанию, сравнения с ними не выдерживал. Виски поседели, волосы поредели, и лоб изрезали морщины. В отличие от меня он все еще хорошо помнит былое время.
— Мы с тобой чаще всего танцевали медленный вальс, — сказал он мне. — Больше всего нам нравился «Я танцую с тобой…».
Случилось то, чего я боялась. Аннелиза, услышав название, тотчас завыла на высоких тонах:
На седьмое небо любви.
Я бросила в ее сторону такой сердитый взгляд, что она застыла. На самом деле то, что он говорит, неправда, мне это вообще никогда не нравилось. Видимо, Эвальд спутал меня с другой девушкой.
— А под какую песню танцевали мы? — спросила Аннелиза.
Эвальд считал, что это Tango nocturno, но не был уверен.
Я праздновала маленький триумф, потому что знала, что он мной никогда не интересовался.
— Как дела у вашей жены? — поинтересовалась я, чтобы сменить тему.
Аннелиза немедленно вмешалась:
— Раньше вы были на «ты», и было бы лучше, если бы и сегодня…
— Неужели? — удивился Эвальд. — В юности мы не церемонились с условностями, доходило прямо-таки до смешного! Впрочем, не возражаю, за твое здоровье, Лора! Жене, к большому сожалению, с каждым годом все хуже. Надеюсь, в этой клинике ей помогут!
Посидев с ними часок за кофе, я оставила Аннелизу с гостем наедине, пусть полакомится, не возражаю, для нее он вроде сладкого бисквитного рулета. Я так и не пришла к выводу, можно ли считать Эвальда симпатичным. Мы немного поговорили о планеризме, и Эвальд согласился, что в юности я могла бы стать пилотом.
— Нет ничего прекраснее, чем ощущение невесомости, — произнес он и посмотрел мне в лицо, как единомышленнице, правда, несколько дольше, чем допускали приличия.
Хочется верить, что Аннелиза не подцепила очередного любителя погладить по спинке.
9
Как известно, между совместно проживающими людьми частенько возникают ссоры. Нередко для них достаточно какой-нибудь мелочи, например, кто-нибудь оставит на краешке ванной неаппетитный след, кто-то не любит выносить мусор или не протирает пол в кухне после готовки. То же самое происходит в молодых семейных парах, поскольку распределение ролей перестало быть четким, как в мое время. Раньше мне и в голову не могло прийти, что между двумя умудренными жизнью домохозяйками тоже могут возникнуть трения на почве разного понимания своих функций.
Не стану спорить, у меня не было такой большой семьи, как у Аннелизы, и я не привыкла к педантичности в быту. Но разве так уж важно сортировать белье на то, которое нужно стирать только при тридцати градусах, и то, которое при шестидесяти, как это делает она, но при этом загружает в машину белые и разноцветные вещи? Уже после пары стирок мое некогда нежно-белое нижнее белье превратилось в серое, розовое, выцветше-голубое или желтоватое.
Меня раздражает, как Аннелиза обходится с серебряными столовыми приборами, беспощадно прогоняя их через моечную машину. Со временем я изъяла из обращения свои ножи, вилки и ложки, что, конечно, досадно. Я уже обдумала, что снабженные монограммой столовые приборы в стиле «Югенд» со временем передам сыну. Хотя знаю, что жена Кристиана тоже не станет ухаживать за серебром. Из практических соображений она предпочитает высококачественную сталь.
Волосы в умывальнике — наша вечная тема, над ней Аннелиза не устает иронизировать. Хотя она в чем-то права: я имею привычку рассматривать свои седые волосы, когда они разлетаются от расчески. А мне не нравится, что она не расправляет после себя душевую занавеску, отчего та долго не сохнет и покрывается налетом плесени.
Все это сущие пустяки, на которые можно было бы смотреть сквозь пальцы, особенно когда речь идет о двух женщинах с большим жизненным опытом. Но что мне действительно действовало на нервы, так это шум, однако я не затевала с Аннелизой разговор о невоспитанности. Из-за того, что не хватало на верхней челюсти нескольких зубов, подруга была вынуждена носить частичный протез. И он создавал ей проблемы со слюной, которую она, причмокивая, прихлебывая, причавкивая, собирала из глубин ротовой полости и с громким звуком проглатывала.
О других ее причудах я могу говорить открыто, да она и сама знает, что меня раздражает ее постоянно болтающее радио. В последнее время Аннелиза научилась принимать меня во внимание, но стоит мне скрыться в своих владениях, как она врубает приемник на дискотечную громкость; мне остается лишь удивляться, почему на нее до сих пор не пожаловались соседи. Но Аннелиза не терпит, когда я бесшумно передвигаюсь по дому. Она вздрагивает каждый раз, когда я возникаю перед ней.
«Ты меня чуть до смерти не напугала!» — жалуется она и упрекает, что нельзя к ней тихо подкрадываться. Что же мне из-за этого ходить в деревянных башмаках? Пусть мы обе не лишены курьезных привычек, из-за которых не вполне ладим. Однако по ходу жизни мы научились справляться в одиночку, да к тому же в доме достаточно места, куда можно отступить, уклоняясь от конфликта. Любопытно, а как выходят из положения люди, сподобившиеся в старости еще раз влюбиться, и им после долгих лет воздержания — что не исключено — предстоит спать в одной постели?
Что меня, собственно, навело на подобные мысли? Наверное, то, что сегодня Эвальд снова звонил. Мы с Аннелизой гадали, почему бы ему не оставить жену на попечительство врачей и не уехать домой? Что касается средств, то он, как мы поняли, хорошо обеспечен и даже может позволить себе шикарный отель в Гейдельберге.
Вечером, когда мы вместе с Эвальдом сидели в саду, Аннелиза прямо спросила его об этом.
— Дома на меня давят стены, — признался он. — А здесь у меня общество двух очаровательных собеседниц, и я будто возвращаюсь во времена юности. Или я уже начал действовать вам на нервы?
Мы поспешили разуверить его. Зазвенел мобильный Эвальда, он извинился перед нами и ответил. Звонила его жена, как я догадалась. Эвальд встал и отошел в сад на пару шагов. Вскоре и я стала замечать, что он прекрасно выглядит.
Мы с Аннелизой делали вид, будто нам не интересно, о чем он там говорит, но уши навострили. Эвальд отвечал радушно, разве что чуточку принужденно, и все же я уловила некий оттенок, словно он мысленно ругался. Хорошо, что Удо не придумал мне ласкательного имени, только когда мы были совсем молоды, он называл меня «дорогой», и то потому, что он был родом из Рейнской области. Интересно, к своей второй жене он так же обращается? Боже упаси, я не мечтаю вернуть Удо, однако при одной мысли об этом у меня начинается мигрень.