Голос погибшей планеты - Василий Попов

На ночевки я останавливался где-нибудь между барханами. Я ни в чем не нуждался. Вездеход был снабжен большим количеством пищи и воды.

По моим расчетам, до столицы я должен был добраться примерно за месяц. Дней через пятнадцать я предполагал расстаться с пустыней, где вездеход вяз в сыпучем песке и двигался медленно. Дальше начинались хорошие дороги.

Видимо, атомные взрывы произвели какие-то изменения в природе — над пустыней часто перепадали теплые и почему-то мутные дожди. Как-то, выйдя из вездехода, я с удивлением обнаружил, что бок песчаного бархана прошит зелеными ростками каких-то растений. Они были толстые и покрыты беловатой слизью. На этих неприятных, похожих на змей побегах пробивались мясистые серо-зеленые листья.

Людей в пустыне я почти не встречал. Раза два замечал вдали на гребне барханов верблюдов и человеческие фигуры, которые поспешно скрывались из пределов видимости. Уже на границе пустыни меня обстреляла группа солдат, как видно бредущих с какой-то базы. Они выпустили по вездеходу пару ручных ракет и удрали, когда я выстрелил в их направлении из пушки. Наверное, у них тоже было плохо со зрением, так же как и у всех пораженных лучевой болезнью, потому что ракеты взорвались далеко в стороне от вездехода.

Наконец, переехав мост через широкую, полноводную реку Зео, я расстался с пустыней. Теперь машина шла по отличной, но странно пустынной асфальтированной дороге. По сторонам ее расстилались поля с высокой созревающей кукурузой. Иногда на пути попадались деревни, тоже внешне целые и благополучные.

Но когда я в первой попутной деревне, соскучившись по живому человеческому голосу, остановил свой вездеход на площади и заговорил с прохожими, случилось нечто непонятное и странное.

— Здравствуйте! — окликнул я группу мужчин, стоявших около деревенского ресторанчика. — Скажите, как называется ваша деревня?

В ответ я встретил ненавидящие взгляды и угрозы:

— Убирайся вон, атомный убийца!

— Будь проклята твоя мать, породившая такого негодяя!

Я решил, что меня принимают за синего, и закричал:

— Вы ошибаетесь! Я — свой! Я офицер армии нашей Фиолетовой республики…

— Тебе сказано — пошел вон, проклятый! — прорычал рыжебородый мужчина, хватая какой-то шест и замахиваясь им.

— Какая разница — фиолетовый, синий или в крапинку? — прошамкал благообразный старец. — Все равно ты один из тех, кто развязал эту проклятую войну…

Мимо меня просвистел камень.

Я торопливо опустился на сиденье и захлопнул люк, потому что рыжебородый изо всей силы грохнул своей дубинкой по тому месту, где только что была моя голова.

Следующие населенные пункты я проезжал не останавливаясь.

Еще — пара сотен километров — и мне снова стали встречаться еле бредущие, качающиеся как пьяные люди с заплывшими белой слизью глазами.

А потом на горизонте появились очертания многоэтажных зданий, заводских труб, церквей. Я приближался к Куго — второму по размерам городу моей страны.

С волнением и тревогой я всматривался в приближающийся городской пейзаж. Никаких признаков бомбежек, ни простых, ни атомных, я не заметил. Буйно цвели сиреневыми сережками деревья по обочинам дороги. Странным было только отсутствие людей и то, что ни одна из заводских труб не дымила.

И вот окраинная городская улица. Она выглядела совсем мирной и обычной, если бы на тротуарах, на мостовой, в сквериках не валялись уже вздувшиеся человеческие трупы.

Было видно, что смерть была молниеносной и неожиданной — она настигла людей внезапно.

За поворотом улицы я резко затормозил, чтобы не наехать на распростертых на мостовой мертвых ребятишек. Очевидно, они бежали через улицу строем, направляясь к крутой лестничке в подвальное помещение, над которым была вывешена белая табличка с крупными буквами «Бомбоубежище». Они лежали на мостовой парами, так и не разжав рук, маленькие и жалкие. И рядом с этой двойкой цепочкой детских тел лежала молодая женщина, наверное учительница. Лицо ее уже было обезображено разложением, но волосы — мягкие, русые, все еще были прекрасны. Рядом с нею валялись разбитые роговые очки.

Чтобы высвободить проезд для машины, я был вынужден оттащить с мостовой несколько мертвых ребятишек. Они были как деревянные, и у одной девчушки с тонким, словно мраморным лицом вся левая ладошка была измазана чернилами…

Рывком бросая вперед машину, я постарался как можно скорее отъехать от этой страшной цепочки.

Уже на следующей улице, широкой и нарядной, блистающей вереницей зеркальных магазинных витрин, я подумал: если в городе были заранее оборудованы бомбоубежища, значит, здесь могут оказаться живые люди.

Надпись «Бомбоубежище» я увидел сбоку огромного бетонного здания почтамта. Массивная металлическая дверь была наглухо заперта зажимами изнутри. Но сбоку имелась ниша с кнопкой аварийного открытия.

Я несколько раз нажимал сигнал переговорного устройства, но маленький черный ящичек репродуктора молчал. И тогда я включил аварийное открытие. Оно действовало. Через минуту дверь открылась, и я оказался у входа в просторный тамбур, в котором было совершенно темно. Пришлось сбегать в вездеход за фонариком.

Внутренние двери я открыл с соблюдением всех правил атомной защиты: задраил за собой наружную дверь, обработал себя и тамбур дезактиватором, бьющим через сетки потолка, и только после этого открыл внутреннюю дверь.

На меня пахнуло могильным холодом большого подвального помещения. Там было тоже совершенно темно, но оттуда доносились какие-то звуки — не то шорох осторожных шагов, не то чей-то шепот.

— Кто здесь есть? — крикнул я, и мой голос раскатился по подземелью.

Мне никто не ответил, но таинственная, почти бесшумная возня продолжалась.

Я включил свой фонарик. Он осветил груды мертвых тел — на скамьях, на полу, на столах. И между ними живыми искорками переливались сотни глаз.

Это были крысы, бесчисленные полчища наглых, разъевшихся крыс, недовольных тем, что я своим вторжением прервал их пиршество.

Вот эти живые бусинки шевельнулись и медленно, точно подчиняясь какой-то единой команде, двинулись ко мне…

Я с грохотом захлопнул тяжелую металлическую дверь, задыхаясь от омерзения и ужаса, открыл наружный выход и выскочил на залитую солнцем улицу. Успокоился я, только забравшись в свой вездеход и закрыв за собой люк.

«Что за страшная смертельная сила погубила даже тех, кто спасался в надежном бомбоубежище? Отравляющие вещества еще невиданных свойств и концентрации? Но тогда погибли бы и крысы. А эти мерзкие животные благоденствуют…»