Я буду рядом - Кун-Суук Шин

– Арнольд…

Когда я запнулся, Миру закончила за меня:

– Арнольд Бёклин[8].

Миру, похоже, о чем-то глубоко задумалась. И вдруг сказала, что хочет посещать лекции профессора.

Я удивился:

– Почему вдруг человеку, который перестал посещать свое учебное заведение, взбрело в голову ходить на лекции в другое?

Хотя это не такая уж плохая идея. Возможно, лекции профессора помогут ей сдвинуться с мертвой точки. Я так хотел, чтобы она вернулась к нормальной студенческой жизни. Но когда я произнес это вслух, Миру огрызнулась: «Ты мне и слова не даешь сказать!» С каждым днем она все больше походила на свою старшую сестру. Она заявила, что сделает все возможное, чтобы найти пропавшего человека, которого не удалось разыскать ее сестре. Но разве можно отыскать того, кто умер? Каждый раз, когда Миру собиралась найти его, я не знал, что делать.

Сегодня на лекции я видел Чон Юн. Я думал, что Чон-Юн – это ее первое имя, но, наверное, это все-таки Юн, а Чон – ее фамилия. Похоже, она вернулась на занятия после перерыва в учебе. Она казалась более хрупкой, чем прежде. Я никогда не видел ее взволнованной или счастливой, ни тогда, когда мы только поступили, ни сейчас. Мне всегда было интересно, о чем она думает. Готов поспорить – она меня не узнала. Как-то раз я долго шел за ней. Она двигалась в глубокой задумчивости. Я смотрел на нее и испытывал странные чувства. Она остановилась перед зданием, просто стояла и не входила внутрь. Я тоже остановился и наблюдал за ней. Сколько раз я вот так наблюдал за ней! Как-то я заметил, притаившись у нее за спиной, как она в одиночестве читает Эмили Дикинсон. И вот я наблюдал: она стоит с низко опущенной головой, затем вдруг ковырнула землю ногой, развернулась и поспешила прочь. Все это произошло в одно мгновение.

В тот день я не видел ее на занятиях. А чуть позже узнал – она взяла академический отпуск. Она всегда была одна, всегда старалась держаться подальше от других и от меня. Я не помню, чтобы хоть раз поздоровался с ней. Как-то вечером, в первом семестре, мы все отправились в Иронг в координационный лагерь для первокурсников. Среди множества других студентов она была единственной, кто привлек мое внимание. И я до сих пор это помню. Черные как смоль волосы, рассыпавшиеся по плечам, упрямо поджатые губы, черная жилетка поверх белой рубашки, белоснежные теннисные туфли. Ее глаза в отсветах мерцающего пламени походного костра, отказ петь вместе с остальными, какую бы песню мы ни затягивали в тесном кругу на берегу реки. На следующий день я проснулся на рассвете, с трудом поднялся с земли, на которой лежал вповалку с другими чересчур много выпившими товарищами, и поплелся к реке. У меня ужасно болела и кружилась голова. Около реки я упал на колени, изводимый тошнотой, как вдруг сквозь смутную пелену тумана, поднимающуюся от воды, я заметил ее силуэт. Сначала мне показалось – она умывалась. Ее лицо было влажным. Она считала, что ее никто не видит. Но, заметив меня, она вскочила и низко опустила голову. Она не умывалась, просто плакала, сидя на берегу реки. Ее глаза покраснели и опухли, значит, пролила уже много слез. Она старалась не смотреть мне в глаза, но я двинулся следом за ней. Я уже забыл, что меня несколько минут назад рвало на берегу реки. Она остановилась около головешек вчерашнего костра. Туман навис даже над остывшим пеплом. Она присела перед обуглившимися поленьями. Я присел рядом. Она уперлась руками в колени и закрыла лицо ладонями. Я сделал то же самое. Она подняла голову и положила ее на руки. Я повторил каждое ее движение. Она спросила, зачем я передразниваю. «Чтобы рассмешить тебя!» Думаю, все это выглядело не слишком смешно, потому что она лишь слабо усмехнулась. «Вы меня знаете?» – «Пока еще нет». – «Если вы меня не знаете, то как можете рассмешить?» Она продолжала называть меня на «вы». «Но ты ведь только что рассмеялась». Она внимательно посмотрела на меня сквозь туманную дымку. Ее глаза по-прежнему казались опухшими. Вероятно, она видела, как меня рвало около реки, потому что достала из кармана аспирин, протянула мне, а затем встала и скрылась в тумане. Ушла с опущенной головой.

Коричневая Книга – 2

Глава 3

«Мы дышим»

Мне пришла в голову удачная идея познакомиться с городом, бродя по его улицам. Эти прогулки вызывали во мне забытые мысли и привлекали внимание к бурлившей вокруг жизни. Это размеренное движение вперед, шаг за шагом, напоминало чтение книги. На пути мне попадались утопающие в тени деревьев дорожки и узкие рыночные улочки, где незнакомые люди разговаривали, просили у кого-то помощи и обращались друг к другу по именам. Незнакомые люди и улицы проносились перед моим взором.

Как-то раз я обнаружила дорогу к студенческому городку, огибающую туннель, и теперь путь на занятия доставлял мне огромное удовольствие. Однажды утром я снова дошла до туннеля. Не зная, как обойти его, я огляделась и заметила сбоку лестницу. Я поднялась по ступенькам и наверху обнаружила тропинку к маленькой деревушке, раскинувшейся на крыше туннеля. Узкая петляющая тропинка взбиралась на холм над туннелем и убегала к деревеньке со старыми домиками с черепичными крышами. Отсюда можно было всего за пару минут добраться до студенческого городка на автобусе, но, если идти пешком над туннелем, мне понадобилось бы добрых двадцать минут. Когда я поднялась наверх и пошла по дороге, впереди меня ждали новые лестницы.

В деревеньке над туннелем передо мной открылась картина, какой я не видела в городе. На высокой дымовой трубе из красного кирпича красовались большие белые буквы – «Баня». Ворота домиков, где продавались разнообразные глиняные горшки, были распахнуты настежь, и я даже заметила вывеску «Библиотека общественных наук». На пустом участке возвышался мирт, похожий на тот, что рос на маминой могиле. Но это дерево, судя по всему, было гораздо старше – его ствол оказался толще, а ветки раскинулись гораздо шире, чем у маминого мирта. Дорога превратилась в тропинку, настолько узкую, что мне пришлось отступить в сторону, когда навстречу мне попались две смешливые девчонки с рюкзаками. Здесь жизнь текла гораздо размереннее и спокойнее, деревенских жителей не интересовали те, кто жил внизу. Я украдкой заглянула за стену, достающую мне до плеча, и заметила ломтики дайкона, разложенные на круглом соломенном подносе для сушения. Ярко-красные перчики чили свисали с вьющихся стеблей, посаженных ровными рядами в голубом пластиковом ящике. Перед чьим-то домом я даже увидела цветочный горшок с ранними хризантемами. В одном переулке я наткнулась на длинный деревянный настил между двумя домами, на нем пожилые женщины месили тесто и шинковали что-то вроде тыквы. Когда я проходила мимо, они вдруг резко отвлеклись от своего занятия и уставились на меня так, будто перед ними появился инопланетянин. В первый раз в незнакомой деревеньке над туннелем я шла очень медленно, чтобы все хорошо запомнить.

Очень скоро я настолько привыкла, что могла пройти из одного конца деревни в другой всего за десять минут. А позже, даже не гуляя по деревушке, я мысленно часто в нее возвращалась. Когда шел дождь, я вспоминала соломенный поднос с ломтиками овощей, сушившихся на стене, и беспокоилась, убрали ли его в дом. Мне даже понравилось здороваться со встреченными на улице девочками. Я опускала голову, завидев мужчину, перемешивающего бетон. Он снимал рубашку, и его тело лоснилось от пота, а вздувшиеся мышцы свидетельствовали о тяжелой работе. Я обнаружила: если потрачу лишние пять минут и пойду в обход по пути домой, то могу выйти на улицу, где полно букинистических магазинов. Чтобы попасть на эту улицу, мне надо было перейти по подземному переходу и обойти бейсбольное поле, но меня это не останавливало. Я заходила в магазинчики, разглядывала старые книги в огромных стопках, опускалась на корточки, чтобы прочитать названия книг в самом низу стопки. К тому времени, как я обнаружила эту улицу, чувство заброшенности с момента моего возвращения в город, ощущение побега из дома и скитаний по незнакомым местам понемногу начали отступать.

В течение почти трех недель, когда я исследовала разные дороги от моего дома до учебного корпуса, я ни разу не видела Миру. Мен Сё я тоже не видела нигде, кроме лекций профессора Юна. Каждый раз, заходя в аудиторию, я первым делом проверяла, здесь ли он. Юноша всегда сидел один на том же месте, что и в первый день занятий вместе с Миру. Всегда там. В конце лекций я украдкой бросала на него взгляд, но его уже не было в аудитории. Иногда во время прогулок я так глубоко погружалась в размышления о нем и о Миру, что абсолютно забывала, где нахожусь.

Я не понимала, почему не могу выбросить Миру из головы. Она всецело завладела моим сердцем. Когда заканчивалась лекция профессора Юна, я ломала голову, где же мог быть Мен Сё, и бродила по зданию в поисках его. Я не знала, что сказать ему, но все равно продолжала искать. В конце концов я уже не знала, кто больше меня интересует, он или Миру.