Катюша - Марина Воронина

Чем дольше она разглядывала эти фотографии, тем четче и рельефнее проступали в памяти и бредовый разговор на улице, и сумасшедшая, совершенно нереальная, какая-то киношная поездка на машине, и ее прыжок на корявый жесткий асфальт... “А ведь он не успокоится, — холодея, подумала Катя. — Он был готов на все, это у него на физиономии было написано, причем большими буквами, и он будет меня искать, а когда найдет, свернет шею, как курице”.

“А ну, не хнычь, — прикрикнула она на себя. Искать ее будут, сиротинку беззащитную. Пусть поищет, коли не лень. Сколько нас миллионов в этом городе — семь, восемь? Или уже девять? При самом грубом подсчете это дает от трех до пяти миллионов баб, не считая приезжих. Вот пускай поищет, если ему так приспичило, а мы тем временем спокойненько посидим дома, нам с такой разрисованной мордашкой все равно на люди показываться нельзя... Он ведь даже имени моего не знает, не то что адреса. И потом, он ведь, похоже, торопился. От милиции, что ли, прячется? Ну, это дело не мое, а только задерживаться ему здесь явно не резон.

А может быть, он просто к бабе бегал. Жене чего-нибудь наврал, а сам — к бабе. А тут я его — щелк! А жена ревнивая. Или, например, не жена, а любовница. Любовница у него крутая, возглавляет какую-нибудь навороченную совместную фирму, он там тоже работает, спит с шефессой за блага земные, а за утешением бегает к какой-нибудь продавщице или секретутке, потому как шефесса его — старая корова, на которую без слез не глянешь, а ему с ней, сами понимаете, спать...

Н-да, наворотила, — критически подумала она. Хотя, конечно, если бы дело обстояло именно так, все было бы очень просто. Щелкнули мужика не там, где он должен бы, по идее, находиться, да не вовремя, да под соответствующее настроение, вот он с нарезки и сошел. Остынет, выпьет рюмочку и успокоится. Хорошо бы, кабы так.

А если не так? Что, если это какой-нибудь уголовник?

Ну и что, собственно? Разве что прямо перед нашей встречей он там поблизости кого-нибудь убил... Нет, все равно получается какая-то ерунда.”

Воздух в комнате был сизым от застоявшегося табачного дыма. Катя подошла к окну и открыла форточку. Вместе со струёй влажного прохладного сквозняка в комнату проник отдаленный шум подъехавшей к подъезду машины и едва слышный стук закрывшейся дверцы. Спустя несколько секунд загудел и залязгал пришедший в движение лифт.

Катя вернулась к разложенным на столе фотографиям и снова принялась вглядываться в них, пытаясь прочесть ответ на этом странном лице. Или ответ следует искать где-нибудь в другом месте? Может быть, в объектив аппарата попало что-нибудь такое на улице, чего она не должна была видеть?

Она снова уставилась на фотографии, на этот раз скрупулезно просматривая каждую деталь пейзажа, но ее занятие было прервано звонком в дверь.

Катя вздрогнула и замерла с фотографией в руках. Все ее страхи в одно мгновение вернулись к ней и сконцентрировались в ногах, моментально ставших легкими, словно отдельными от тела и готовыми в долю секунды сорваться с места и умчать ее за тридевять земель в тридесятое царство.

Звонок повторился — длинный и настойчивый, и сразу же в дверь замолотили кулаком. Катя на цыпочках подкралась к двери и посмотрела в глазок. Глазок был черным — по всей видимости, снаружи его прикрыли пальцем.

— Кто? — каким-то не своим, писклявым голосом спросила она.

— Кто, кто... Конь в пальто, — донесся из-за двери знакомый женский голос. Реплика сопровождалась коротким хохотком, который правильнее было бы охарактеризовать как добродушное ржание.

— Вот сучка, — с облегчением сказала Катя, нащупывая трясущейся рукой ребристый барабанчик замка и отпирая дверь.

Верка Волгина возникла на пороге во всей своей сногсшибательной красе: в кожаном плаще до пят, между распахнутыми полами которого сверкали умопомрачительные колени и бедра, из-за коих, если верить их обладательнице, мужики плакали, а один даже пытался застрелиться, но промахнулся; ниже всего этого великолепия располагались бешено дорогие шузы, а выше сияла блаженной рекламной улыбкой сплошь покрытая боевой раскраской от Кристиана Диора и мадам Шанель ослепительно-яркая голливудская физиономия; волосы у Верки на этот раз были платиновые в прозелень, уши отягощали серьги дутого золота, и, как всегда, окружало ее облако запахов, на тридцать процентов состоявшее из паров дорогого спиртного, и на семьдесят — из еще более дорогой парфюмерии. В общем, Верка Волгина выглядела тем, кем и являлась на самом деле, то есть вполне преуспевающей, находящейся на самом пике своей карьеры девочкой по вызову.

— Привет, подруга, — пропела Верка, вплывая в квартиру.

Катя подождала, пока облако ароматов втянется в прихожую за своей хозяйкой, и закрыла дверь.

— Привет, — сказала она и прислонилась плечом к стене — ноги держали плохо.

— А ты все фотографируешь, — все так же нараспев констатировала Верка, по-хозяйски озираясь в комнате.

— Ага, — сказала Катя, входя следом. — А ты чего не на работе?

— А я сейчас не работаю, — заявила Верка, плюхаясь в единственное кресло и высоко задирая ноги. — У меня сейчас спонсор.

— А ты его, часом, с собой не притащила? — испуганно спросила Катя, хорошо знавшая привычки школьной подруги. Верка могла отколоть и не такое, да и откалывала не однажды, если уж говорить начистоту.

— Не, — беспечно махнула рукой Верка, роясь в недрах своего всеобъемлющего плаща. — Он нынче на разборке, до утра не вернется. У меня вечер свободный, еду я мимо и думаю: что-то я давно у Катюши нашей не была, чего она там у себя делает? А она опять фотографирует. Ты когда поумнеешь, подруга?

— Не знаю, — пожала плечами Катя, садясь на тахту. — Скоро, наверное. Ты знаешь, меня опять с работы выгнали. Она не знала, зачем сказала это. Вероятно, причиной тому была сама Верка Волгина. Именно у нее Катя научилась никогда не жаловаться, но сама Верка явно родилась с этим умением и, похоже, даже не подозревала, что можно жить как-то по-другому, что, впрочем, никогда не мешало ей выслушивать постоянный поток жалоб и слезливых излияний, извергавшийся на нее со всех сторон. Сколько ее помнила Катя, Верка всегда словно магнитом притягивала всех обиженных, обездоленных и просто полагающих себя таковыми, утешала, вытирала слезы и сопли и отправляла дальше с добрым напутствием типа “Не бери в голову, бери метром ниже!”. Возможно, именно этим во многом объяснялся ее успех в теперешнем амплуа. Она казалась простоватой и недалекой, но Кате вдруг подумалось, что она не припоминает случая, когда могла бы с уверенностью сказать, о чем думает Верка.

— Это из еженедельника твоего, что ли? — небрежно спросила Верка. Она уже нашла сигареты и теперь исследовала карманы на предмет зажигалки. — И, небось, опять по этому делу?

— По какому де... А! Ну да.

— Ну конечно, по какому же еще... Ты ж у нас королева, нам, грешным, не чета... Ну и правильно, нечего их баловать, взяли себе моду — профессионалок без работы оставлять. Да и тебе эти сверхурочные — как зайцу стоп-сигнал. Это тебя там так разукрасили? Ты не стесняйся, скажи, я Славику только намекну, он этих литераторов наизнанку вывернет.

— Не там, успокойся. Тоже мне, Фантомас.

— А где? Этот, что ли?

Верка вдруг протянула руку и выдернула из Катиных пальцев фотографию, которую та, оказывается, все еще держала в руке.

— Ага, — кивнула ошеломленная Катя. — Слушай, Вер, как это у тебя получается? Ты не экстрасенс?

— Я экстрасекс, — сказала Верка и ржанула. — Работа у меня такая, подружка. Я их, козлов, насквозь вижу.

— Каких козлов?

— Да мужиков же... — рассеянно сказала Верка, изучая фотографию. — У, аспид. Да чего там, и баб тоже.

— А ты что же, и женщин... гм... обслуживаешь?

Верка оторвала взгляд от фотографии и неожиданно остро глянула на Катю.

— А ты нуждаешься? Ну, снимай халат, я сейчас, душ приму только...

— Ты что, Волгина, чокнулась? — испуганно отшатнулась Катя, подбирая под себя ноги. — Я что, похожа?

Она всмотрелась в Верку и плюнула.

— Ну и сучка ты, Верка. Напугала до полусмерти.

Верка опять добродушно ржанула.

— Как хочешь. Если что — звони, тебе по льготному тарифу.

— Ты что же, и деньги с меня возьмешь?

— Ну, должна же ты получить удовольствие по полной программе. Платить за удовольствия — тоже удовольствие. И потом, это смотря по тому, как ты себя поведешь. Может, не ты мне, а я тебе заплачу.

Катя фыркнула, но Верка, вопреки обыкновению, не рассмеялась собственной шутке, а продолжала со странной полуулыбкой смотреть на Катю поверх фотографии. Она шевельнулась, закидывая ногу на ногу, и пола плаща съехала на пол, обнажая эти великолепные и, судя по всему, очень дорогостоящие ноги на всю их немалую длину. Катя поспешно отвела глаза, почувствовав вдруг, как наливается приятной тяжестью низ живота, и очень некстати, с внезапным и необъяснимым смущением вспомнила, что под халатом на ней ничего нет.