Двадцать пять дней на планете обезьянн - Владимир Витвицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако доклады: легкомысленное "да" и солидное "нет" прозвучали, и кажется, что все нормально, завязаны шнурки и застегнуты молнии. Примат двинулся к выходу, сразу же став большой помехой нескольким визжащим траекториям. Говорят, что учителя по профессиональным нагрузкам идут вслед за космонавтами, и судя по шуму и суете в вестибюле, это действительно так. А улица сразу же за дверью, свежий воздух поспешил напомнить влажным волосам, что он и в самом деле свежий, и что весна — не почти, и что на вечер — но теплее. А это значит, что завтра утром, возможно, не будет хруста ледяных следов. На стоянке красным цветом блеснула отважная малолитражка, но без хозяина внутри.
— Вон наша машина! — снова первым крикнул Семь и, проутюжив ранцем все пять не очень чистых, весенних ступеней, бросился вслед за предпочитающим слову дело братом.
— А папы нет! — крикнул Восемь, вблизи убедившись в пустоте салона — ведь и пустота требует доказательств.
— Наверное, в магазин пошел. Погуляйте пока.
Мальчишки, толкаясь, вернулись и забросили ранцы на парапет, и снова убежали к машине. Примат спускаться не стал, остался у входа, на сухих ступенях, и принялся рассматривать проносящиеся мимо автомобили, конечно же не забывая присматривать за детьми. Но в роли сторожа и няньки долго побыть не удалось — появился Абызн с двумя батонами в руках. Все ясно — большая семья, много батонов, да еще мечты о жировых отложениях — в общем, ясно все.
— А вот и я! — крикнул скорее детенышам, чем приятелю батононосный бодрячок.
— Где тебя носит? — все же буркнул Примат.
— Эй, спиногрызы, быстро в машину! — вместо ответа отмахнулся батонами Абызн. — А ты поедешь?
Примат пожал плечами, и вдруг, с удивлением, подозрением, с невероятной в своей внятности догадкой заметил бегство взгляда друга, за его спину, в сторону дверей. Знакомый стиль — вчерашнее утро, схожесть зрительных вычислений. Но — хлоп! Это Примата по охлажденной душем и свежим воздухом башке хлопнула своя же собственная мысль — а вдруг, там, за спиной? И что это, снова волнение? Или торможение, на грани "возможно" и "не может быть"? Но подозрение уже не охлаждает, а нагревает голову, глаза Абызна расширились от удивления, и показалось, что из рук его вот-вот выскользнут батоны. В кого же, там, за спиной, уперся взгляд Абызна?
И Примат обернулся.
— Здрасте, — вырвалось у Шимпанзун.
— Здравствуйте, — медленно и четко проговорил обернувшийся большой обезьянн.
— Физкульт-привет, — так же медленно выдавил из себя другой, поменьше, с батонами в руках. Она узнала — это те двое резвых пехтмуровских капедрила из вчерашнего морозного утра, но только по гражданке. А она неожиданно для себя, на секунду завязла в степном разрезе черных глаз большого. А он действительно большой — чтобы завязнуть, ей пришлось задирать голову. И это не смотря на то, что она выше среднего, то есть дылда. Да еще это "здрасте"! Хотя и эти двое тоже застыли в удивлении. Но секунда вязкого молчания прошла, озадаченные обезьянны остались позади, а рядом Безьянна, и Шимпанзун почувствовала, что сил бороться с любопытством у подруги хватит едва ли на пару шагов.
— Знакомые? — в самом деле недолго выдержала она.
— Нет.
— Судя по фигурам, это твои вчерашние нападающие.
Любопытство в ней — кипит.
— Да, мне тоже так показалось.
— Так ты их знаешь?
— Нет.
— Зачем же тогда поздоровалась?
— Вырвалось.
— Неспроста.
— Спроста! Неожиданно — громила такой. Я испугалась — жить захотелось.
— С ним?
— Безьянна!
— Автобус. Мы едем?
— Папа, мы едем?
Обезьянны очнулись от вопроса. Кто это спросил? Кажется, Восемь.
— Что с тобой, Абызн? Можно дышать, — обозначил возвращение на мезлю Примат, хотя в роли первого находчивого обычно выступает Абызн.
— На себя посмотри. Ноги не болят?
— В смысле — отвисшей челюстью отдавил?
— В смысле — отпавшей. Рас-плюс-чил. Так, — хлопнул он батонами и наклонился к сыновьям, — мы с дядей Приматом едем, а вы нет. — И Примату:
— Смотри, остановку прошли.
— Ну и что? — видя, как к другу возвращается находчивость и прогнозируя ее разрушительные последствия, осторожно поинтересовался большой обезьянн.
— Так, сумки я забираю, — не обратив никакого внимания на "ну и что", Абызн забрал у сыновей ранцы. — Запомнили ту тетеньку, на которую дядя Примат пялился? Высокая такая, в светлом пальтишке. Кстати, — тут он опять вспомнил о товарище, — а пальтишко-то ей идет. Я ей об этом еще вчера хотел сказать, но не успел. Так вот, — он снова вернулся к детям, — слушайте, и не говорите, что не слышали! Проследить и выяснить, где она живет, ясно?
— Мы не шпионы! — возмутился Семь, впрочем, без особой революции в голосе.
— А зачем? — решил уточнить более дельный Восемь.
— Конечно, не шпионы! Вы ниньзя, разведчики. Вам нужно выследить врагов, а что они враги, вы поймете, когда подрастете, и обнаружить спрятанный ими священный источник с, ессессно, сакэ. Чему вас на борьбе учат? — посмотрел на Примата Абызн. — Только не забудьте номер пещеры записать. Но через дорогу осторожнее, самураи, иначе я одному сепуку, а другому харакири сделаю, и никакая мама не поможет. Ну, быстро за ними, их не видно уже.
Абызн действительно деспот — мальчишки убежали без возражений, в сторону автобусной остановки, по следу скрывшихся в переходе стройных ног, в силу возраста им еще неинтересных. Представляя себя ниньзями, они пока не сильно задумываются — а зачем им, собственно, сакэ?
— Теперь можно слово молвить?
— Два "сникерса" с тебя, детенышам, а мне пиво.
Зная друга, Примат не пытался помешать взрыву его спонтанной деятельности. Даже не возражал — слезами горю не поможешь. Но, примерно понимая, в какую сторону дунул сейчас ветер и что это не со зла, а от большой любви и уважения, все-таки поинтересоваться уготованной для него судьбой он имеет право. Так уже бывало.
— Очередная блажь насчет личной жизни друга?
— Кто же о тебе, кроме меня, позаботится! А, сирота?
— И мое мнение здесь, как всегда, не учитывается?
— Естественно! Я твое мнение знаю, лапоть. Как она на тебя посмотрела! Это же любовь с первого взгляда, это же невооруженным глазом видно.
— Твоим глазом, не моим.
— Значит, она тебе не понравилась? Ну что же ты, говори.
— Понравилась.
— Тогда молчи, их уже не остановишь. Поехали, прокатимся.
С Абызном спорить невозможно. Предназначенное в основном для жены переднее сидение снова жалобно скрипнуло, нашелся ремень безопасности.