Транедия Зет - Эллери Квин

Я открыла глаза при звуке скрипа петель. В дверях стоял клерк.

— Пришел отец Мьюр, господин начальник.

— Пришлите его сюда.

Спустя минуту дверь закрылась за румяным маленьким человечком в очках с толстыми линзами, с серебристыми волосами, мириадами морщин и самым добрым и мягким лицом, какое я когда-либо видела. Выражение тревоги и боли не могло скрыть благородства, изначально присущего людям вроде этого старого священника. Я понимала, что такой человек способен пробуждать доброе начало даже в самых зачерствелых душах.

Он разглаживал старую черную сутану, мигая близорукими глазами при ярком свете и сжимая в правой руке маленький, сверкающий новизной католический требник, очевидно смущенный присутствием посторонних в кабинете начальника в столь неурочный час.

— Входите, падре, — мягко произнес Магнус. — Я хочу познакомить вас кое с кем.

Он представил нас.

— Да-да, — рассеянно кивнул отец Мьюр и посмотрел на меня. — Здравствуйте, дорогая моя.

Потом он подошел к столу начальника и воскликнул:

— Это ужасно, Магнус! Я не могу в это поверить — Бог мне судья!

— Не волнуйтесь так, падре, — утешил его начальник. — Рано или поздно они все соскальзывают с прямой дорожки. Садитесь. Мы как раз собирались это обсудить.

— Но Аарон! — дрожащим голосом сказал отец Мьюр. — Он казался таким хорошим человеком, таким искренним…

— Ну-ну, падре. Полагаю, Хьюм, вам не терпится получить информацию. Подождите минуту, и я вручу вам полное досье на этого человека. — Начальник тюрьмы нажал кнопку на столе, и клерк снова возник в дверях. — Принесите мне досье Аарона Доу, которого освободили днем.

Клерк исчез и вскоре появился с голубой папкой.

— Вот. Аарон Доу, заключенный номер 83532. Возраст при поступлении — сорок семь лет.

— Сколько он здесь пробыл? — спросил отец.

— Двенадцать лет и несколько месяцев… Рост — пять футов шесть дюймов, вес — сто двадцать два фунта, голубые глаза, седые волосы, полукруглый шрам на груди слева… — Магнус задумчиво посмотрел на нас. — За двенадцать лет он сильно изменился. Потерял много волос, похудел… Сейчас ему почти шестьдесят.

— За что его осудили? — осведомился окружной прокурор.

— За непредумышленное убийство. Судья Проктор из Нью-Йорка приговорил его к пятнадцати годам. Доу убил человека в нью-йоркском прибрежном салуне. Перебрал скверного джина и впал в неистовство. Насколько прокурор смог установить, он раньше никогда не видел жертву.

— А другие правонарушения за ним числились? — спросил отец.

Магнус заглянул в папку.

— Здесь не отмечено ни одного. И вообще — отследить его прошлое не смогли. Полагали, что его имя вымышленное, но доказательств не нашлось.

Я пыталась представить себе этого человека, но полностью у меня это не получалось. В нем было нечто бесцветное.

— Каким заключенным был этот Доу, господин начальник? — рискнула я спросить. — Строптивым?

Магнус улыбнулся:

— Мисс Тамм задает дерзкие вопросы. Нет, он был образцовым заключенным — категории А, согласно нашей классификации. Всем обитателям Алгонкина могут предоставить привилегии после начального периода, работы на дороге и получения постоянной работы, распределяемой нашим советом. Какое положение займет заключенный в нашем маленьком сообществе — мы ведь представляем собой изолированный город, — зависит целиком от него. Если он не причиняет беспокойства, выполняет приказы, соблюдает все правила, то ему возвращают какую-то долю самоуважения, которого его лишило общество. Аарон Доу никогда не доставлял хлопот старшему надзирателю, отвечающему за дисциплину в тюрьме. Постепенно он был переведен в категорию А, пользовался многими привилегиями и освободился на тридцать с лишним месяцев раньше положенного за хорошее поведение.

Отец Мьюр устремил на меня свои глубокие мягкие глаза:

— Уверяю вас, мисс Тамм, Аарон был абсолютно безобидным человеком. Он стал религиозным, хотя и не моего вероисповедания, и был просто не способен…

— Однажды он уже совершил убийство, — сухо напомнил Хьюм. — Я бы назвал это прецедентом.

— Между прочим, — заметил отец, — каким образом он убил человека в Нью-Йорке двенадцать лет назад? Пырнул ножом?

Начальник тюрьмы Магнус покачал головой:

— Ударил по голове полной бутылкой виски, и бедняга умер от сотрясения мозга.

— Разве это что-то меняет? — раздраженно проворчал окружной прокурор. — Что еще вы можете сообщить о нем?

— Очень мало. — Магнус снова заглянул в папку. — Впрочем, кое-что может показаться вам интересным — хотя бы для идентификации. На втором году заключения с Доу произошел несчастный случай, в результате которого он лишился правого глаза и стал парализованным на правую руку — ужасно, но только из-за собственной небрежности в обращении с токарным станком…

— Так у него один глаз! — воскликнул Хьюм. — Это важно. Рад, что вы вспомнили об этом, господин начальник.

Магнус вздохнул:

— Мы, естественно, не сообщали об этом в газеты — нам не нравится, когда такие новости просачиваются наружу. Ведь еще не так давно тюрьмы этого и других штатов были в очень скверном состоянии — с заключенными, боюсь, обращались скорее как с животными, чем как с больными людьми, каковыми их признает современная пенология.[29] Публика — во всяком случае, ее часть — думает, что наши исправительные учреждения все еще похожи на сибирские лагеря при царях, и мы стараемся опровергнуть это мнение. Поэтому, когда с Доу случилось такое…

— Очень интересно, — вежливо произнес окружной прокурор.

— Хм… да. — Магнус откинулся на спинку стула, как мне показалось, немного обиженный. — На какое-то время Доу стал проблемой. Он был правша, а с парализованной правой рукой наш совет никак не мог подобрать ему подходящую работу. Доу необразован — читать умеет, но пишет только печатными буквами, как ребенок. Его интеллект крайне низок. Во время несчастного случая он работал, как я упоминал, за токарным станком в мастерской. В конце концов совет вернул его туда же, и, согласно досье, у него развилась способность к ручной работе по дереву, несмотря на неподвижную правую руку… Вижу, вы считаете все это незначительным — возможно, так оно и есть, но я хочу представить вам полную картину поведения этого человека… по своим причинам.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Хьюм.

Магнус нахмурился:

— Сейчас поймете… Дайте мне закончить. У Доу не было ни семьи, ни друзей — во всяком случае, за дюжину лет в Алгонкине он никогда не получал и не отправлял писем и его никто не посещал.

— Странно, — пробормотал отец.

— Не так ли? Чертовски странно, инспектор… Прошу прощения, мисс Тамм.

— Не за что, — отозвалась я.

Меня утомляли извинения за каждое чертыхание.

— Я называю это странным, — продолжал Магнус, — потому что за многие годы работы в тюрьме я никогда не встречал заключенного более отрезанного от внешнего мира, чем Доу. Казалось, за пределами этих стен нет ни одного человека, которого бы заботило, жив он или умер. Даже у самых злобных и кровожадных личностей находится кто-то, заботящийся о них, — мать, сестра, возлюбленная. Доу не только никогда не связывался с внешним миром, но, за исключением первого года, когда он, как и все новые заключенные, участвовал в дорожно-строительных работах, ни разу не покидал эти стены до вчерашнего дня! А ведь Доу неоднократно мог это сделать — многих наших доверенных заключенных отправляют наружу с поручениями. Но хорошее поведение Доу казалось не столько результатом желания реабилитироваться, сколько моральной инерцией. Он был слишком усталым, равнодушным или сломленным, чтобы вести себя плохо.

— Это не похоже на шантажиста, — пробормотал отец. — Как, впрочем, и на убийцу.

— Вот именно! — энергично подхватил отец Мьюр. — Я тоже так думаю, инспектор. Уверяю вас, джентльмены…

— Прошу прошения, — прервал окружной прокурор, — но так мы ни к чему не придем.

Я слушала их разговоры как во сне. Сидя в кабинете, где распоряжались судьбами сотен людей, я чувствовала, что вижу перед собой ослепительный свет. Теперь мне казалось, что пришло время сообщить то, что я знала и что диктовала логика. Я открыла рот, собираясь заговорить, но тут же его закрыла. А если эти мелкие детали означают не то, что я думаю? Я посмотрела на резкие мальчишеские черты лица Хьюма и подчинилась внутреннему голосу. Чтобы убедить его, нужно нечто большее, чем логика. Еще есть время…

— А теперь, — сказал начальник тюрьмы, бросив на стол голубую папку, — я расскажу вам маленькую историю, которая побудила меня просить вас приехать сюда.

— Отлично! — кивнул Хьюм. — Именно это мы бы хотели услышать.