Срыв (сборник) - Роман Сенчин

– Это ты про Гошки-баяниста, что ль, дочку? – очнулась тетка Татьяна.

– Ну, наверно…

– О-ой, выбрал тоже.

– А что? – обернулась к ней Валентина Викторовна. – Что такое, тёть?

– Та-а, – отмахнулась она своим жестом безнадежности, – язык не повернется…

– Да ну, – перебил Артем, – мало какие сплетни…

– Помолчи-ка! – Николай пристукнул кулаком по столу. – Такими словами не бросаются – женюсь. Какие бы у вас там порядки ни были, а родители должны знать. Ясно? Почему ты нас с ней не познакомил до сих пор? С ее родителями? Пять месяцев где-то что-то, а теперь – женюсь.

– Ну, познакомились…

– Ну-ка не нукай! Интересное дело: взял и поставил перед фактом. Расхлебывайте теперь, мать с отцом! Умник.

Валентина Викторовна попыталась успокоить:

– Подожди, не кричи, пожалуйста. Разобраться надо, узнать…

– Да что тут узнавать уже?! Поздно узнавать. Женится он, видите ли. И плевать ему, что у нас ни рубля сейчас, что на чемоданах сидим. Нет, вот надо именно в такой момент заявлять…

Николай поднялся из-за стола, схватил с печки сигареты, вышел. Бухнул дверью.

Артем сидел, затравленно поглядывая туда-сюда, втянув голову в плечи… Валентина Викторовна искала какие-то слова, но все они были не те; всё, что приходило на ум, казалось, сейчас только повредит, усугубит.

Глава восьмая

Земля отошла во второй половине апреля. Родители заторопились с посадкой картошки, обустройством огорода, но бабка Татьяна сказала, что рано, что еще будут заморозки, а то и снег. Мать не поверила, поговорила с соседками, те подтвердили: «Числах в десятых мая садимся. Огурцы, помидоры так и позже – в июне… А ты что, забыла?» Мать растерянно пожала плечами: «В городе вроде раньше…» – «Хе, в городе! В городе всё по-другому».

В последнее время Артем старался поменьше попадаться родителям на глаза… На другой день после того, как объявил насчет скорой свадьбы, мать с отцом пошли к Тяповым знакомиться. Мать, оказывается, знала Валентининых родителей – они были чуть старше, – но знакомство их, прерванное на несколько десятилетий, не стало поводом подружиться. Поговорили у ворот, удостоверились, что Валентина беременна, примерно на третьем месяце, покачали головами, тяжело поглядели на Артема и его невесту…

Дядя Гоша, правда, любитель выпить, заикнулся, что надо бы посидеть, пропустить за знакомство, но его не услышали. То есть сделали вид, что не услышали.

– На какое число регистрация? – спросил Николай Михайлович.

Артем покосился на Валю, опасаясь отвечать сам.

– Двенадцатого мая, – сказала она.

– А ум-то есть в мае жениться?! – Валентина Викторовна всплеснула руками.

Будущая сватья встрепенулась:

– А что такое?

– В мае жениться – всю жизнь маяться.

– Да уж ладно вам…

– Что ладно? Не терпится замуж выдать?.. – взвилась Валентина Викторовна. – Надо еще экспертизу сделать, от кого что там…

Чудом каким-то не дошло до ссоры.

Артем плелся за матерью и отцом и думал, как и в первое утро здесь, в деревне, о том, что надо бежать. Куда-нибудь, как-нибудь. Что-то страшное завязывается в эти дни… Но куда все-таки и на какие деньги? Даже на автобус до города денег нет… Но так хотелось оказаться в своей комнате, одному, на кровати, которая сейчас, разобранная, зарастает пылью в летней кухне…

Одному… Нет, одному теперь не получится. Попал. Сам хотел этого, хотя и боялся, и вот – попал.

Он подробно запомнил те первые встречи с Валей, тот первый танец… При свете елочных гирлянд, заменяющих цветомузыку, она казалась очень симпатичной и молодой. Артем пригласил ее потанцевать, она коротко удивилась, и в этом удивлении уже было и согласие, и готовность к большему… Тогда Артема это обрадовало. И потом, когда обнимались, целовались на холоде в каком-то переулке, он был счастлив.

Валентина жила на краю деревни, в одном из двухквартирных домов, стоявших неподалеку от развалин сгоревшего несколько лет назад пошивочного завода. Довольно далеко от центра, где жили Елтышевы. Но после тех танцев и поцелуев Артем почти каждый день бывал у дома Вали, бродил перед окнами. Зябко ежился, сжимал-разжимал заледеневшие пальцы ног. Вызывать Валю не решался, но иногда она замечала его и выходила. Стояли возле изломанных штакетин палисадника, натужно разговаривали, привыкая друг к другу, и Артему уже не было холодно. Наоборот, обдавало жаром.

Встречались и в клубе. (Больше в деревне пойти было некуда.) Валя при людях вела себя с Артемом почти как со своим ухажером – брала под руку, смотрела с теплой улыбкой, всегда готова была с ним танцевать. Парни – Болт, Вица, Глебыч – подмигивали Артему, кривили в двусмысленной улыбке губы.

Как-то, когда оказались на крыльце без Вали, Глебыч спросил:

– Ну как, подходящу телочку подогнали?

Артем уже успел привыкнуть к Вале, может, уже любил ее. Поэтому такие слова покоробили.

– В каком это смысле?

– Ну, дала уже, нет? – И, заметив, как исказилось лицо Артема, Глебыч сменил тон: – Да не, она девчонка нормальная. Слабая только на, эт самое… Ладно, Тяма, давай накатим.

Полился в измятые пластиковые стаканчики спирт, парни заговорили о том, что делать после танцев: «Можно кастрик на пруду запалить, посидеть». – «Давайте, картошки только надо». – «Да, картофана напе-ечь!» И Артем слегка успокоился… Постоял рядом с ними, выпил немного и незаметно вернулся в клуб.

Наблюдал в полутьме за Валей. Она сидела на лавке, разговаривала с девушками; ее что-то спросили, она усмехнулась и мотнула головой, золотистые завитые локоны качнулись, подумала, стала отвечать, судя по выражению лица, оправдываясь. «Обо мне, что ли?» – подумал Артем, и неприятно засосало в груди; он словно слышал, как она раскрывает их секрет. «А что раскрывать-то? – поймал себя. – Нечего».

Звучала красивая мелодия, хрипловатый женский голос пел по-английски. Никто не танцевал – в деревне не очень-то любят медляки, и вообще парни с девушками на танцах почти не общаются, вроде бы даже не замечают друг друга. Зато потом, когда клуб закрывается, разбиваются на пары и куда-то расходятся.

Так произошло и в эту субботу, и Артем с Валей тоже пошли вместе. В сторону ее дома. Было прохладно, громко хрустел под ногами оплавленный солнцем, а теперь заледеневший снег; взлаивали за воротами собаки и тут же, убедившись, что люди идут мимо, замолкали.

– Валь, – не выдержав, остановил ее Артем, повернул лицом к себе, – я хочу с тобой быть… Хочу тебя.

Она серьезно улыбнулась.

– Подожди немного.

– Что подождать?

– Пойдем.

Артем хотел было опять остановить ее, обнять, начать целовать, но обещание сулило большее. И он пошел за Валей.

У калитки она сказала:

– Побудь здесь, я узнаю…

«Что узнаешь?» – собрался раздраженно спросить Артем. Не стал, послушно прислонился к штакетнику, смотрел на черные пятна домишек за белым пятном пруда, на редкие желтые и синеватые квадраты окон. Было тихо и мертво, и, казалось, на всей земле сейчас так – холодно, тихо, безлюдно. Тоскливо… Если бы не надежда на возможную скорую близость с девушкой, Артем опустился бы на корточки и заскулил. А потом завалился на бок, закрыл бы глаза и медленно, представляя во сне лето, городской какой-нибудь скверик, замерз.

Тонко пропела дверь в глубине двора, потом захрустел обледенелый снег и послышался шепот Вали:

– Ну-ка пошел в будку! Давай-давай быстро! Ну-ка, Трезор… – И, так же шепотом: – Артем, заходи.

Он вошел, стараясь рассмотреть, где Валя, где будка с собакой…

– Иди к бане, – шепот-приказ. – Прямо вон дверь.

Захрустел по двору. За спиной – шаги Вали, звяк цепи и собачье ворчанье.

– Тихо, сказала!..

В предбаннике было тепло, пахло шампунем, ошпаренными березовыми листьями, мокрым деревом… Артем почувствовал резкое, как удар, возбуждение. Даже стоять стало тяжело; он нащупал в темноте лавку и присел…

Заскочила Валя, набросила крючок на петлю.

– Свет не будем включать, – сказала тихо, словно ее могли услышать в доме. – Тут свечка где-то… сейчас… Раздевайся пока…

С тех пор этот предбанник стал единственным местом, где случалась их близость. Чаще всего в нем было холодно (баню топили раз в неделю), поэтому одежду не снимали. Артем приспускал джинсы, а Валя задирала к груди юбку… Но и тогда, когда в предбаннике бывало тепло и как-то даже уютно, увидеть девушку обнаженной Артему не удавалось – она не зажигала электричество, всё происходило при желтоватом пёрышке короткой свечи.

И знакомство родителей, так или иначе узаконившее их положение жениха и невесты, не изменило характер встреч. Встречаться для секса, кроме предбанника, было негде: у Вали в трех комнатах без дверей жило четверо человек – кроме нее самой еще мать с отцом и бабка лет восьмидесяти. На лето старшие Валины сестры привозили своих дочерей и часто наезжали сами; Валя в это время спала на веранде. А вести ее к себе Артем даже не предлагал. Конечно, мечтал оборудовать летнюю кухню под жилище, сделать своей комнатой, но понимал, что это лишь мечта: сам он не умел ремонтировать, строить и перестраивать, отец же, узнав о скорой свадьбе, стал мрачен, Артема почти и не замечал. Словно Артем его предал…