День козла - Александр Филиппов

– Хотелось бы вблизи… Так он завтра с Душновой встречается? Слыхал, на дому ее посетит.

– Возможно, – неопределенно пожал плечами полковник.

– Вот ведь сука! – ругнулся в сердцах Гаврилов. – Умеет же, сука, даже таких людей облапошить!

И Сорокин поддакнул скорбно.

– Поощряем незаконное врачевание, чертовщину всякую на самом высоком, государственном, можно сказать, уровне!

– Ладно, ладно, – примирительно пожал им на прощание руки половник. – Для правителя вера в сверхъестественное – еще не самый большой грех.

– А какой самый большой? – с хмельным упорством настаивал Гаврилов.

– Будто сам не знаешь, – буркнул Коновалов и добавил вполголоса, закрывая за гостями калитку. – Оглянитесь вокруг, олухи, в какой стране вы теперь живете, – и неожиданно для себя подытожил. – Факт!

XII

С утра погода испортилась, поднявшийся с ночи ветер нагнал клочкастые, похожие на грязные комки ваты из рваных матрацев, тучи, зачастил дождь, замутнивший оптический прицел, но стрелок все равно различал каждый кирпичик в стене помпезного коттеджа Дарьи Душновой. Слегка поведя стволом винтовки, он вгляделся в унылую очередь, тянувшуюся вдоль улицы к заветной калитке. Не менее трех десятков человек, прикрывшись зонтами, застыли в ожидании приема целительницы.

Стрелок видел их лица – угрюмые то ли из-за ненастья, то ли по причине болезни, и понимал, что от хорошей жизни к таким, как Дарья, не ходят. В государственных больницах – нищета, хамство персонала, отсутствие лекарств, бесконечные поборы. В частных – дороговизна несусветная, а в итоге нередко тоже шарлатанство, что и у Душновой, только берет она с клиентов все-таки меньше, по-божески… Это бывший президент с жиру бесится, належавшись по заграничным клиникам, даже в Китай, говорят, за здоровьем ездил, а теперь бросился к доморощенным врачевателям, надеется, небось, что они народными средствами, дедовскими способами, молодость ему вернут. У них, знатных да богатых, всегда так-то – пока в силе, носы от родни воротят, а как сбросят с поднебесных высот – куда им? Да к своим, родным, в подол плакаться. Свои-то, мол, простят, поймут, помогут… Нет, шалишь! Раньше о народе думать надо было, когда великую страну разваливал, державу тысячелетнюю, да общественное добро кому ни попадя растаскивать дозволял, когда войну начинал – глупую, на предательстве всеобщем замешанную, на которой тысячи мальчишек положил…. А теперь, вишь ты, о своем здоровье озаботился, цепляется за жизнь изо всех сил… А ты спросил, сволочь, у тех пацанов, что в Чечне под пули боевиков, твоими же подручными вооруженных, подставил, хотят ли они жить? А у тех, кто вовсе не родился из-за реформ твоих долбанных? Может, доведись им жить, они бы, в отличии от тебя, пользу стране, а то и всему миру, принесли! Ну ладно, миру, это, может, и слишком, не те масштабы, но хотя бы родителям своим стали утехой на старость! Так нет, все перечеркнул для них нетрезвый правитель! А теперь пришло его время платить по счетам. Нельзя, чтоб наворотив такого, обездолив стольких, жизнь им искорежив, почивать мирно на лаврах, по больницам да курортам раскатывать, в бассейнах теплых плескаться, есть да пить всласть!

Есть поступки правителей, – думал, нянчая винтовку, стрелок, – которые народ не может прощать. Но народ – понятие расплывчатое, как бы абстрактное. И должен обязательно найтись тот единственный, кто воплотит в себе волю большинства. Народные песни знают и поют все, но слова к ним придумывает кто-то один. Таким выразителем чаяний миллионов, мстителем за обиды, нанесенные стране, станет он, стрелок. И пусть именно здесь, в заштатном городишке, исполнится вынесенный историей справедливый приговор Первому президенту…

Дождь усилился, усеял мелкими брызгами стекло. Снайпер шире приоткрыл чердачное окно, высунул конец винтовочного ствола с насаженной на него пластиковой бутылкой в образовавшуюся щель. Самодельный глушитель мешал точному прицелу, но стрелок был уверен в успехе. С шестисот метров он, бывалыча, в спичечный коробок попадал, а тут такая мишень… В армии ее «коровой» называли. За то, что самая большая, в рост человека. Так что не промахнется. А вот грохот от выстрела ему ни к чему. Потому что, несмотря на готовность к самопожертвованию, он все-таки надеялся уйти незамеченным после поражения цели, раствориться в кривых улочках городка. Для этого ему хватит пяти минут. Охрана у бывшего президента немногочисленная, он теперь точно знал это. После выстрела они, конечно, впадут в замешательство, бросятся оказывать помощь пострадавшему, и лишь убедившись, что врач отставному президенту уже не поможет, кинутся на поиски снайпера. Подтянут милицию, оцепят квартал… На все это уйдет не менее четверти часа. К тому времени он будет далеко от места происшествия. А может быть, и нет. Может быть, подойдет ленивой походкой к толпе, потусуется среди зевак, бросив ставшее ненужным оружие. Ведь винтовка – «левая», через нее стрелка никогда не вычислят… Да, надо поступить именно так. Стреляный заяц, повстречавший охотника, бежит прямо на него. Так в косого труднее попасть. Ну, а если все-таки схватят? Что ж, он знал, на что шел. И даже письмо-завещание приготовил. Его непременно найдут, когда все откроется. Там он подробно написал, почему решился на этот шаг. Да они и сами сразу поймут, едва порог его дома переступив. Ребята неглупые…

Но живым он не сдастся. На этот случай во внутреннем кармане пиджака у него «Макаров» припрятан. С патроном в стволе. Стоит только опустить флажок предохранителя, и – бах! Нет, в тех, кто попытается его остановить, стрелять он не будет. Он ведь не убийца, а мститель. Да, если хотите – палач. Это все-таки разные вещи… А потому, если засветится, то из пистолета – в себя. Вот сюда, чтоб наверняка…

Снайпер невольно потер тронутые сединой, влажные от пота волосы на виске. Потом взглянул на часы. Без четверти десять. Пора бы и президенту появиться!

А вот и он. В дальнем конце улицы вынырнул из-под мутного занавеса дождя приметный синий джип, закачался, как крейсер в штормовом море, на ухабах, тяжело плюхаясь в глубокие лужи.

Стрелок клацнул затвором, вгоняя в патронник тяжелый и маслянистый, будто золотой желудь, патрон. Прильнул к окуляру, поймал машину в перекрестье прицела.

Джип остановился у калитки, обдав брызгами обреченно-безразличную очередь. Снайпер затаил дыхание, ощущая кончиком указательного пальца холодную сталь спускового крючка. Вот сейчас откроется дверца машины. Первым выйдет, конечно, охранник. Осмотрится, определяя потенциальную опасность для бывшего президента, но притаившегося на чердаке стрелка, отдаленного от дома целительницы более, чем на пол-километра, конечно же, не увидит. Вероятнее всего, телохранитель будет смотреть на очередь – понурую и равнодушную. А потом, убедившись, что президенту ничто не угрожает, выпустит его из машины. На то, чтобы прицелиться, у снайпера уйдет две-три секунды. Затем чмокнет приглушенный расстоянием и усеянной мелкими дырочками пластиковой бутылкой выстрел…

Но ни охранник, ни президент из джипа не вышли. Машина застыла, сверкая чужеродно посреди убогой улочки. Зато из калитки выпорхнула Дарья Душнова. Прикрываясь от дождя большим черным зонтом, она сказала что-то, махнув рукой, в сторону очереди, затем подошла к джипу, открыла дверку, и, живо вскочив на подножку, скрылась внутри. Автомобиль взревел, стрельнул облачком белого выхлопа и тронулся с места.

Глядя вслед удаляющейся в дождливую хмарь машине, стрелок понял, что просчитался. Не президент пожаловал в это утро к целительнице, как о том судачили шепотком козловские обыватели, а она помчалась к нему на недоступную пули снайпера дачу!

Стрелок выругался сквозь зубы, опустил винтовку. Заговоренный этот старый хрен, что ли?!

Отсоединив пластиковую бутылку, он спрятал винтовку в длинный брезентовый чехол. Плотно прикрыл створки окна, задвинул для верности шпингалет. Потом поднял с пола лежащий у ног моток шпагата с привязанной на конце килограммовой гирькой, сгибаясь под пыльными балками, зашагал по скрипучему шлаку к выходу с чердака. Запер за собой дверь на простенький висячий замок, и пустынными в этот каникулярный период коридорами школы прошел в каморку, где обитал завхоз.

– Ну как? – озабоченно поинтересовался тот, вставая ему навстречу из-за обшарпанного стола.

– Все нормально. Дымоход в порядке. Вот ключ от чердака. А это квитанция о проведении профилактических работ. Распишитесь.

Завхоз глянул с сомнением на мятый клочок бумаги, исписанный неразборчивыми каракулями, потом на протянувшего его мужика – тоже потасканного изрядно, в брезентовой штормовке, с перепачканным жирной сажей лицом, и, обреченно вздохнув, подписал.