Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый эффект от такого разрушения оказался парадоксальным. Когда возник первый фонд-подражатель, слухи об этом достигли Стрит, и Джонса стали рассматривать как основателя нового популярного движения. В 1966 году в Fortune появился хвалебный очерк: «Есть основания полагать, что лучший профессиональный управляющий деньгами инвесторов в наши дни — это человек, который тихо говорит, редко фотографируется и носит имя Альфред Уинслоу Джонс» — так начиналась статья, хотя Fortune раздобыл большую фотографию Джонса, изображавшую его с густой шевелюрой седых волос и большими очками в темной оправе60. Инвесторы из кожи вон лезли, чтобы разместить деньги в фондах Джонса, приходили амбициозные молодые аналитики, чтобы получить работу, и какое-то время этот праздник продолжался61. Джонс сам говорил, что зарабатывает «сколько-то там миллионов», и его «дезертиры» тоже гребли деньги: один из партнеров City Associates приобрел пентхаус, вертолет, винный погреб и телохранителей, его офис был полон соблазнительных женщин, которые якобы были секретаршами62. Все это увеличивало слухи, зависть и веселье. Хеджевые фонды олицетворяли дух эпохи, и, как в 1968 году объявил журнал New York, А. У. Джонс был их Большим папочкой.
Этот бум привлек внимание регуляторов — больше, чем какие-либо бумы вокруг хеджевых фондов впоследствии. В 1968 году Нью-Йоркская фондовая биржа и Американская фондовая биржа начали продумывать ограничения по сделкам их членов с хеджевыми фондами. В январе 1969 года Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям разослала двумстам хеджевым фондам анкету, запрашивая, «кто они такие, как они возникли, как они были организованы» и особенно «какое влияние их торговля может оказать на рынок»63. Чиновники из комиссии не делали секрета из того, что они хотели зарегистрировать хеджевые фонды по одному из федеральных законов, но некоторые жалобы на новоиспеченные компании казались смешными. Говорили, что хеджевые фонды составляли половину от общей суммы коротких продаж в некоторых типах акций; никто не объяснял, как эти короткие продажи, которые, по-видимому, не давали возможность независимым компаниям проводить неустойчивые рыночные оценки, могли быть разорительными. Отмечалось, что хеджевые фонды делали оборот своих портфелей агрессивнее, чем взаимные фонды, но почему-то такая поддержка ликвидности рынка изображалась как что-то плохое. Рассказывали неправдоподобную историю об одном из менеджеров А. У. Джонса, который однажды утром купил большой пакет акций быстро растущей компании, а после ланча продал его. Никто не мог объяснить, как это «преступление» кого-либо задевало. Однако сколько бы им ни завидовали и сколько бы ими ни восхищались, хеджевые фонды были также объектом для не вполне рационального раздражения.
За три года, если считать с лета 1966 года, инвесторы Джонса положили себе в карман прибыль, за вычетом премий, в 26, 22 и 47 % соответственно64. Однако это «бабье лето» содержало в себе скрытую проблему. Фонды Джонса теряли свое особенное оружие: их финансовые аналитики уходили, чтобы создавать конкурирующие фирмы, а хеджинговые принципы Джонса, казалось, больше не воспринимались как существенные. Модель хедж-фонда (хеджированного) — должна была утратить свое d (имеется в виду окончание в слове hedged (хеджированный). — Прим. ред.): пойманные «бычьим» рынком, люди Джонса стали рассматривать шортинг как детскую игру и потеряли интерес к защите фонда от падения индекса S&P 500. Вместо этого они раздвигали границы левериджа. Менеджер каждого сегмента должен был покупать как можно больше активно движущихся акций. Даже вычисления оборачиваемости потерпели неудачу. Люди Джонса не любили, чтобы им говорили покупать меньше «горячих» акций только потому, что они могли быть волатильными. Из-за рычания фондового рынка и из-за того, что Джонс все чаще отсутствовал, финансовые аналитики творили, что хотели65. Это были шестидесятые, они были молоды, рынок принадлежал их поколению.
Большую часть своей финансовой жизни Джонс был счастлив. Он открыл свой хеджевый фонд, как раз когда травма от краха начала забываться: в 1950 году только один из двадцати пяти взрослых американцев владел акциями, в конце 1950-х — каждый восьмой66. Так как розничная торговля акциями возникла на каждой центральной улице, индекс S&P 500 вырос с 15 пунктов в момент старта Джонса до пика в 108 пунктов в конце 1968 года, и за это время изменилась финансовая культура: доверительные банкиры оказались в тени активных дельцов, для которых крах был древней историей. Новое поколение верило, что финансовая неразбериха больше никогда не вернется. ФРС следила за экономикой, Комиссия по ценным бумагам следила за рынком, а кейнсианская бюджетная политика отменила тиранию бизнес-цикла. Такое состояние блаженного оптимизма достигло своего апофеоза в Великом Винфилде, полувымышленном инвесторе — персонаже, увековеченном Джерри Гудманом, финансовым писателем и деятелем радиовещания, который стал известен под псевдонимом Адам Смит. Великий Винфилд, чьим основным достоинством была неопытность, доверял свои деньги примерно двадцати менеджерам, не памятуя о рисках и не испытывая страха. «Покажите мне ваш портфель, и я скажу, из какого вы поколения, — говорил он. — Вы судите о том, что цена на определенные акции будет качаться вверх и вниз, потому что эти акции пугают всех представителей другого (более старшего) поколения»67.
Джонс рано ухватился за эпоху быстро растущих компаний на рынке. Часть его состояния, конечно же, не вся, была результатом ставок, сделанных на долгосрочные операции на рынке «быков». Но структура работы фонда с большим числом менеджеров, которая поддерживала менеджеров активных сегментов, не была предназначена для того, чтобы спасти Джонса от внезапного провала, — проблема, которую хеджевые фонды с большим числом менеджеров обнаружили позже. Напротив: чем выше поднимался рынок, тем больше система Джонса с контролем результативности менеджеров вознаграждала менеджеров агрессивных сегментов, которые принимали на себя больше риска. Не существовало механизма, который позволил бы избежать удара, и в мае 1969 года фондовый рынок начал резко падать, потеряв за следующий год четверть своей стоимости. Когда Джонс сообщил о своих результатах на конец предыдущего года в
