Башни земли Ад - Владимир Свержин

— До недавних пор я тоже думал так и сокрушался, что не знаю средства, дабы одолеть моих врагов. Но теперь Аллах услышал мои слова. Я и пред самим Иблисом, врагом рода человеческого, порази Господь его молниями в главу и чрево, поклянусь что нет на земле стен, которые бы устояли пред моим доблестным другом Тимуром!

— И братом, славнейший Баязид. Ибо все мусульмане — братья.

— Ну конечно, как может быть иначе! Моим храбрым старшим братом. Я настолько уверен, что Константинополю не устоять, что хочу предложить тебе подумать и о следующем шаге. Зато время, которое понадобится тебе, чтобы захватить столицу ромеев, я с войском отправлюсь к Дунаю, приведу к покорности изменников-сербов и приготовлю все для нашего дальнейшего похода.

— Твои речи, как всегда, образец высокого ума, Баязид. Но расставание с тобой наполнит душу мою стенанием и глаза слезами. Я верю, что Создатель предаст нам эту землю в руки столь же щедро, как прежде отдал все прочие царства. Погоди немного, праведный султан. Тем паче, — Тамерлан сделал паузу, — я слышал, что немалая часть войска, оставленная тобой блокировать Константинополь, услышав о досадной ссоре между нами, страшась неведомого, перешла на сторону гяуров. Теперь они в крепости. Уверен, брат мой Баязид, что, увидев наш душевный союз, они вернутся под твое знамя, и ты поведешь их к дунайским кручам, дабы свершить праведную месть изменникам-сербам.

Султан молча склонил голову:

— Ты как всегда мудр, мой старший брат.

— Яви же себя защитникам крепости. Пусть увидят они, что ты свободен, и верные следуют за тобой, как и прежде.

Баязид склонил голову и повернул коня. Тимур долго, не отрываясь, смотрел вслед удаляющейся кавалькаде, пока не скрылся в облаке пыли красный раздвоенный клинок Зу-аль-Факкар. Когда же всадники исчезли из виду, Тамерлан усмехнулся и поманил к себе стоявшего поодаль дервиша.

— Ты слышал нашу беседу, мудрый Хасан Галаади?

— Слышал, властитель правоверных.

— Что думаешь ты?

— Мне не сказать лучше пророка, а он, как пишет о том ат-Термизи, обратился как-то к сподвижникам своим: «Сказать вам, что может быть лучше, чем соблюдение намаза, поста и раздачи милостыни?» Они ответили ему: «Скажи нам, о посланник Аллаха». И он провозгласил им: «Улаживание раздоров, ибо последствия их подобны сбриванию, но не волос, а веры».

— И в последний свой час я не усомнюсь в твоем знании Корана и Хадисов.[6] Но я спрашиваю тебя не о том. Что видишь ты, проникающий умом своим в суть предметов и слов, в сладких речах султана?

Хасан Галаади поудобнее оперся на посох.

— Войско твое, Тимур, не знает поражений. Всадники твои подобны самуму, что в пустыне заметает города и бесследно истребляет народы. Воины твои горят желанием победить, они храбры и умелы.

— Я знаю это и без тебя, Хасан, — нахмурился Великий амир.

— Но беда в том, — не прерываясь, негромко продолжал дервиш, — что они — не мухи и не гекконы. Они не могут карабкаться на стены. Войско же султана по большей части состоит из пеших лучников, без которых не взять крепости. Кроме того, у Баязида есть корабли, которых нет у тебя, а без кораблей…

— Да, все так и есть, — оборвал его речь Тамерлан. — Ты вновь доказал свою проницательность. И все же, мудрый дервиш, я возьму этот город. Возьму без пехоты и без кораблей. Ибо, как сказал один мудрец, сто раз сразиться и сто раз победить — не лучшее из лучшего. Лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь!

— Сунь Цзы? — не смог сдержать удивления Хасан.

— Верно, — поражаясь не меньше дервиша, проговорил Тамерлан. — Это сказал Сунь Цзы, но откуда тебе ведомо о нем?

— Я много странствовал. — Дервиш воздел глаза к небу.

Повелитель Счастливых Созвездий покачал головой:

— Ты очень, очень диковинный человек, Хасан Галаади. Быть может, мне стоит опасаться тебя. Но ты меня забавляешь. Однако моли Аллаха, чтоб в недобрый час я не решил, что зря доверился тебе.

Он повернул коня и резко бросил стоявшему рядом военачальнику:

— Где тот перебежчик, что желал видеть меня?

Крепость напротив константинопольских башен султан Баязид велел поставить еще несколько лет назад, намереваясь взять осадой вечный город. Довести до конца возведение османской цитадели султан так и не успел, но все же каменные укрепления имели довольно грозный вид и внутри ее стен воины Тамерлана разбили свой лагерь в относительной безопасности от вылазок противника.

Чуть свет в крепость пробрался некий человек из Константинополя. Страже он назвал себя Гази-Мехмедом ибн Даудом, слугой Мир-Шаха, полководца Баязида, оставленного не так давно у стен ромейской столицы. Тщательно обыскав, телохранители доставили перебежчика к Тамерлану.

— …Слова восхищения бледнеют пред тем восторгом, который испытывает мой господин. Храбрый Мир-Шах паша, большую часть жизни проведший в сражениях, склоняет перед тобой голову, ибо нет в подлунном мире равного тебе.

Тамерлан пристально оглядывал посланца, лицо которого казалось скорее простодушным, нежели хитрым, но за видимым простодушием часто скрывалось изощренное коварство.

— Ты рисковал жизнью, чтобы передать мне восторги твоего господина? — не спуская с турка внимательного взгляда, спросил Тимур.

— И это тоже, о великий. Когда до нас дошла весть о разгроме под Анкарой, мой господин решил, что для султана, да продлит Аллах годы его, пробил последний час. Только это и подтолкнуло моего господина перейти на сторону императора ромеев. Но твоя доброта нашла путь к сердцу Мир-Шаха так же легко, как солнечные лучи к цветку, распускающемуся под синим небом. Со скорбью в сердце он пошел служить иноверцам. Теперь же, узрев воочию светоч мусульманского мира в сиянии величия и славы, склоняет пред тобой выю и предается тебе душой и телом. То же скажут и все, кто повиновался слову Мир-Шаха и перешел на сторону гяуров.

— Отчего же ты не пошел к султану Баязиду? Ведь он здесь, свободен и стоит во главе войска.

— Мир-Шах опасается, что Баязид не пожелает выслушать его и не захочет знать, что вынудило уйти на сторону врага. При Анкаре татары, шедшие в войске Баязида, перешли на твою сторону, а сербы вовсе бежали с поля боя. Вряд ли после такого несчастья султан пожелает разбираться, где измена, а где — расчет.

— Это правда, — кивнул Тамерлан. — Что же предлагает Мир-Шах?

— Под командованием моего господина в Константинополе более пяти тысяч воинов. Император не слишком доверяет вчерашним противникам, но его войско невелико, и потому государь ромеев вынужден нанимать всякого, кто готов поднять оружие в его защиту.