Территория взрослости: горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова

– И что же не так?

– Да все не так! Может потратить кучу денег на какой-нибудь компьютерный наворот, а потом занимаем по друзьям даже на стиральный порошок или за детсад заплатить. Он вообще легко занимает – и по-крупному, и по мелочи, а потом забывает, что надо отдавать. Живем с родителями, а в общий котел он очень мало приносит, типа «Ой, как раз сейчас нет, потом все отдадим». Ну куда это годится? Мне уже перед родителями стыдно! Они ведь не должны нас содержать! Мы же взрослые люди! Хотя… взрослая, наверное, только я. И родители. А он себя таким и не мыслит, мне кажется.

Может ночь играть в Сети в компьютерные игры, пишет какие-то макросы для игр, на свое развлекалово денег может кинуть немерено, я как-то слышала, он с кем-то по телефону говорил, что на какой-то там шлем или автомат, что ли, положил больше 60 тысяч. Как будто важнее этого у нас нет забот. Сыновей вроде любит, а относится к ним как-то безответственно, может забыть из сада забрать, не помнит, что я просила для них купить, может вообще всякие глупости им молоть, особенно когда выпьет.

Вообще забывает почти все, что не касается его и его «дел», воображает себя статусным меном, а реально-то – ничего особенного. Вскидывается, когда пытаешься завести серьезный разговор, все переводит в смешки или на другие темы. И еще… меня как-то смущает, что ни на какой работе он долго не задерживается – чтото его поманит, обо всем забывает, бросает все обязательства. Я не хочу сказать, что он плохой человек… Но что нормально для студенческих лет, как-то совсем неуместно выглядит, когда тебе за тридцать…

– А как, по-вашему, он должен бы себя вести?

– Ну, как? Как нормальные взрослые мужчины себя ведут. Как мой отец или сестрин муж – ничего на других не переваливают, не жалуются на какие-то там обстоятельства, все планируют, цели по жизни ставят, о семье заботятся! Положиться на них можно, и они не подведут. А мой – в одно ухо влетело, в другое вылетело, сегодня одно на уме, завтра другое… вскочил, побежал, а куда, зачем?.. На уме одни игры и корпоративчики. Тут он вообще отрывается по полной, себя наутро не помнит… И друзья такие же – на все им, по сути, наплевать, только бы прямо сейчас ни о чем не думать, ни за что не отвечать, расслабиться и получать удовольствие…

– Но что-то ведь он делает хорошо?

– Да он ничего особенного не делает, чтобы можно было сказать «хорошо». Вот, пожалуй, только к себе относится хорошо и внимательно – чистый «йагупоп» (помните, в «Королевстве Кривых Зеркал» был король-попугай?): чтобы рубашка там, ремень фирменный… перед такими же пацанами, как он сам, только и выделывается… Тут он – мачо-мучачо! Собой любуется, как петух, особенно перед девчонками офисными… А так… никаких принципов, ноль надежности. Все – сама. А он только: «Не бери в голову!», и всегда: «Любую беду руками разведу».

У меня ощущение, что жизнь наша стала какая-то временная, неосновательная, показушная. Да она, собственно, никогда основательной-то и не была, просто по молодости это казалось чем-то временным. Думала, что все пройдет, когда поженимся, когда дети появятся. А ничего не изменилось, правильно говорят: «Нет ничего более постоянного, чем временное». Я от этого устала. Мне надоело, что я все время без опоры. А у нас ведь дети, и они все это видят. Разве им нужен отец-подросток, который никогда ничего не знает, ни о чем не заботится, ни за что не отвечает, ничего им, по сути, не дает как отец? Получается, что это мне все надо, а ему – ничего, он «идет по жизни смеясь». Живет за моей спиной, за спиной моих родителей, как будто в безоблачном детстве – в уверенности, что кто-нибудь за него все сделает и позаботится, чтобы его дети были сыты-обуты-одеты. Скажите, разве так можно жить?

Думается, что многим описанная картина знакома. Попробуем разобраться, почему же она так узнаваема.

«Синдром Питера Пэна»

Несмотря на то что в юном возрасте взрослость кажется исключительно привлекательным этапом жизни, на деле быть взрослым оказывается не так уж легко и комфортно. В обыденной жизни каждый сталкивался с тем, что далеко не все номинально взрослые (по количеству прожитых лет) люди демонстрируют реальную внутреннюю взрослость, по крайней мере в том ее виде, в котором она традиционно описывается в психологии.

Тенденцией последних лет, приобретающей массовый характер, становится отрицание многих сущностных аспектов взросления и, главное, внутреннее сопротивление ему. Живущие с родителями великовозрастные «кидалты» (от англ. kid – ребенок и adult – взрослый), сохраняющие инфантильные увлечения (страсть к мультфильмам, компьютерным играм, полудетским книгам жанра фэнтези, дорогостоящим безделушкам и бесполезным, но статусным гаджетам), и дети-«бумеранги», постоянно возвращающиеся под родительское крыло в случае жизненных неурядиц или финансовых трудностей, становятся сегодня настоящей социальной проблемой.

Такое бесконечно затянувшееся детство Д. Кейли предложил называть «синдромом Питера Пэна» по имени главного героя пьесы Дж. Барри, желающего навек оставаться ребенком. «Законсервировавшийся» в ребячестве Питер Пэн превыше всего ценит спонтанные радости жизни, желает получить от жизни все и сразу, категорически противится принятию на себя каких-либо обязанностей и обязательств, боится жизненных превратностей, страданий, боли, избегает напряжения и волевых усилий (Степанов, 2006).

Якобы самодостаточный, никем и ничем не обремененный, следующий только за собственными потребностями, безответственный, легкомысленный и бессердечный, не способный ни на самоотверженность, ни на самодисциплину и сбрасывающий с себя любой «груз жизни», Питер Пэн становится распространенным типажом, особенно в ранней взрослости. В противовес зрелости, которой в большей степени присущи понятия долга, ответственности, решительности, самоограничения, именно юность часто представляется необременительной порой свободы, свежести и яркости впечатлений, обретения нового соблазнительного и казавшегося ранее запретным опыта, раскрытия новых возможностей. Постепенная утрата всего этого становится предметом ностальгии, идеализации и разочарований, а сама необходимость взросления и расставания со всем этим – чуть ли не поводом для погружения в отчаяние и депрессию.

С.С. Степанов, обсуждая синдром Питера Пэна и считая его результатом неправильной социализации мальчиков, указывает на шесть его основных характеристик:

1) эмоциональный паралич: неадекватность и заторможенность эмоций;

2) социальная беспомощность: отсутствие прочных социальных привязанностей, податливость любому влиянию, импульсивность, слабая развитость моральных представлений;

3) «страусиная политика»: стремление избегать проблем, ни во что не вмешиваться, эскапизм, равнодушие и безразличие ко всему, что лежит вне удовлетворения его собственных потребностей;

4) зависимость от матери: смесь раздражения и чувства вины во взаимоотношениях с ней, выражающаяся в чередовании конфликтов и вспышек нежности;

5) зависимость от отца: смесь желания близости с отцом и переживания неполноценности при сравнении с ним, приводящая к сложным отношениям с представителями своего пола, особенно более старшего возраста;

6) сексуальная зависимость: социальная беспомощность, инфантильность мужчины отталкивает женщин, что приводит к формированию защитных реакций в форме подчеркивания своей часто нереалистичной «бывалости», сексуальной опытности, «мачизма» и брутальности, за которыми ничего не стоит.

Характеристики синдрома проявляются уже в 12–17 лет в виде безответственности, беспокойства, одиночества, нарушений половой роли. Позже появляются нарциссизм, инфантильное отрицание имеющихся межличностных проблем, демонстрация жесткого, брутального поведения (с 18–22 лет). С 23–25 лет ярко переживается возрастной кризис, после которого (с 26–33 лет) тотальное разочарование в жизни становится хроническим переживанием, деформирующим характер человека и затрудняющим освоение социальных позиций взрослости. В период от 30 до 45 лет жизнь окончательно кажется скучной, монотонной, бесперспективной, нарастают разочарование и отчаяние, в дальнейшем только усиливающиеся и часто приводящие к попыткам вновь и вновь «начать жизнь сначала», обычно с более молодым партнером, чтобы эту «молодость» для себя продлить (Степанов, 2006).

Эту картину дополняют характеристики отчуждения, описанные С. Мадди. Он говорит о нем как об «экзистенциальном недуге», включающем вегетативность (неспособность поверить в истину, важность или ценность любой реально осуществляемой или воображаемой личностью деятельности), бессилие (утрата человеком веры в свою способность влиять на жизненные ситуации), нигилизм (убежденность в отсутствии смысла жизни) и авантюризм, «крусадерство» (компульсивный поиск жизненности, вовлеченность в опасные, экстремальные виды деятельности, сопровождаемые переживанием бессмысленности повседневной жизни).