Компромат на Ватикан - Елена Арсеньева

Тоня зябко передернула плечами. Лучше гнать подальше эти опасные, непрошеные воспоминания! Впрочем, они потому и зовутся непрошеными, что являются без всякого спросу.

– Помните, у Булгакова была нехорошая квартира номер 50? – долетел до ее сознания возмущенный голос Людмилы Михайловны. – Вот у нас такой же подъезд нехороший! Тут две недели назад на седьмом этаже произошло совершенно загадочное убийство, и, вообразите, никто ничего до сих пор не знает, не ведает.

Вот оно! Судьба еще раз помогает Тоне! Похоже, эта Людмила Михайловна из тех добровольных свидетельниц, которых и расспрашивать не надо: она сама все расскажет, остается только потихоньку подталкивать ее в нужном направлении.

Ну, поехали!

– А вы знаете, Людмила Михайловна, я ведь как раз по поводу этого убийства и пришла. Мы давали небольшую информацию, но зрители требуют подробностей. Полиция держит все в секрете, хотя я подозреваю, что им просто нечего сказать людям. Несколько версий, несколько версий… Это все пустые слова. Думаю, у них и одной-то версии нет. А все почему? Потому что не умеют работать со свидетелями. Наверняка в вашем подъезде есть люди, которые что-то видели краем глаза, что-то слышали краем уха…

– Конечно, есть! – победительно фыркнула Людмила Михайловна. – Вот хотя бы меня спросили бы – я бы много чего могла рассказать и про самого Леонтьева, и про его образ жизни, и про того загадочного незнакомца, который навестил его в ночь убийства…

Сердце Тони пропустило один удар.

«Про того загадочного незнакомца», – сказала Людмила Михайловна. «Незнакомца», а не «незнакомку»!

Неужели Тоне можно, наконец, немного успокоиться? Нет, серьезно. Судя по тому, что в аэропорту ее встречали Виталик с Катькой, а не суровоглазые полицейские, о ее причастности к делу до сих пор никто не подозревал. Но она не могла больше оставаться в полном неведении! Сегодня, отведя Катьку в садик, не пошла на работу, сказавшись больной (будь благословенна перемена климата!), а просмотрела в Интернете все новости двухнедельной давности. Некролог Леонтьеву, несколько заметок со стандартными заголовками «Таинственное убийство бизнесмена»… Ничего конкретного в них Тоня не нашла. Это явное заказное убийство, но кто заказал Леонтьева? И неужели стрелявший не знал, что Леонтьев в квартире не один? Почему он не тронул Тоню – почти свидетельницу? Неужели так-таки удалось сохранить в полной тайне ее приход к нему? Но в «Пикассо», завсегдатаем которого, похоже, Леонтьев был, кто-нибудь мог обратить внимание, что они уходили вместе! Охрана, к примеру, или…

Бог ты мой! В тот вечер в «Пикассо» было выступление шоу-балета «Безумное танго», в котором танцевал Сергей и его товарищи по студии, которых Тоня практически не знала: Петр и Женя. Эти двое ее вряд ли замечали, не вспомнили бы, столкнувшись даже лбами, но с Сергеем-то они вдоволь наигрались в переглядки на занятиях, насмотрелись друг на дружку! Он-то наверняка узнал Тоню, танцующую в пылких объятиях человека, об убийстве которого назавтра сообщили газеты!

Впрочем, кто-то говорил, что Сергей вообще ничего не читает. Ни-че-го! И не надо, зачем ему голову забивать, он и так красавец! Но уж телевизор-то наверняка смотрят даже самые отъявленные красавцы. Вопрос: говорили о Леонтьеве что-нибудь по телевизору? Обратил ли на это внимание Сергей?

А может быть, и здесь бояться нечего? Тоня находилась в темном зале, а Сергей – на освещенной сцене, и видно было, что, когда он танцует, остального мира для него просто не существует. Даже сейчас Тоня не могла не восхититься при воспоминании о его безупречных движениях. Он был одет во все черное, и казалось, черный расплавленный металл льется, льется, переливается, меняя форму… Фантастика какая-то. Его напарников рядом с ним просто не видно.

Ч-черт, Антонина, о чем ты только думаешь?! Этот мальчишка просто создан, чтобы из-за него сходили с ума даже самые разумные женщины!

Она силком вернула себя в реальность и вслушалась в приветливую болтовню Людмилы Михайловны:

– Им я ничего не рассказала, я вам расскажу с удовольствием. Только не здесь, не на улице, а у меня дома, хорошо? Во-первых, надо же мне вызывать аварийную, не то весь двор скоро затопит этой гадостью. Я быстренько позвоню, а потом мы с вами поговорим, посплетничаем. Я живу одна, никто не помешает. А кстати, Юлечка, у вас как – услуги добровольных помощников, ну, тех, кто вам какую-нибудь важную и интересную информацию дает, они как-то оплачиваются? Понимаете, мне кажется, что я об этом деле с Леонтьевым знаю больше, чем кто-то другой, а много не прошу, так, небольшую прибавку к пенсии…

Она смущенно и очень интеллигентно хихикнула, а Тоня мысленно обшарила свой кошелек, изрядно облегченный поездкой за рубеж. А щедрость Виталика, это она знает по опыту прежних лет, вряд ли продлится долго. Скоро придет черный день… Ну разве что какую-нибудь полсотни дать Людмиле Михайловне. Или этого мало? Ладно, сотню, но ни пенсом больше! И то в зависимости от ценности сведений!

Они вошли в подъезд и поднялись на лифте, черные, без номеров, обожженные кнопки которого вызвали у Тони внезапный приступ тошноты.

– Шестой этаж, нам выходить.

«Извини, но придется немножко пройти пешком. Лифт у нас какой-то увечный, только до шестого поднимается, а я живу на седьмом. Переживем как-нибудь?»

Людмила Михайловна втиснула палец в кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, потом блеснул свет в глазке, потом щелкнул замолк – один, другой. Дверь начала приотворяться, и только тут Тоня спохватилась: ведь Людмила Михайловна говорила, что живет одна. Откуда тогда взялся этот мужчина, застывший на пороге с удивленным выражением лица, которое почему-то кажется Тоне знакомым?!

Но понять что-то она не успела. Людмила Михайловна с неожиданной силой толкнула Тоню так, что она влетела в квартиру, едва не сбив этого мужчину. Вообще говоря, они оба пролетели по коридору и врезались в стенку, сметенные, словно могучим ураганом, мощными децибелами хозяйки:

– Федор! Держи ее, а я звоню в полицию! Это она, та самая, которая была в ночь убийства в квартире Леонтьева! Ее полиция ищет, а она вот, притащилась! Правду говорят, что преступника всегда тянет на место преступления! Ловко я ее заманила! Да крепче, крепче держи ее!

Куда крепче! Этот Федор стискивал Тоню с такой силой, словно решил всю жизнь с ней не расставаться! Как она ни билась, как ни извивалась, все, что могла, это упереть ему в грудь руки и, чуть отстранившись, с ненавистью поглядеть в лицо.

О боже мой! Не зря оно показалось знакомым! Это же тот самый загадочный светловолосый человек из аэропорта Шарль де Голль!

Говорят, мир тесен. Но Тоня даже и представить себе не могла, что он так отвратительно тесен!

Россия, Нижний Новгород, наши дни

– Ни-на! Ни-на!

Невысокий полноватый человек с крашеными волосами, очень похожий на переодетую женщину, стоял на авансцене и пел в микрофон:

– Ни-на! Ни-на!

– Это он? – трепетно выдохнула Майя, вцепляясь одной рукой в Сережину ладонь, а другой – в ладонь какого-то худющего парня с заморенным лицом.

Кажется, он был художник-декоратор, а может, простой рабочий сцены, судя по азарту, с каким только что громоздил причудливые декорации. Все вокруг называли его Лешим.

– Неужели это он, тот самый Мисюк?! Матерь Божия, я его совсем другим представляла. Говорят, он матерится как сапожник и вообще жуткий похабник.

– У нас в театре есть сапожник, – усмехнулся Леший. – Мы вместе лет пятнадцать работаем, я ни разу не слышал, чтоб он матерился. А этот… – Он отчаянно покрутил головой. – У меня, у мужика, уши вянут. Сейчас еще ладно, он чего-то добился от актеров, что-то начало получаться, он так-сяк доволен, а на первых репетициях такими словечками их называл, я умираю. Вон того парня, – Леший показал на худенького актера, зачем-то забравшегося на самую вершину сложного модуля-пирамиды и притулившегося там, словно воробышек на шатком насесте, – только вчера обозвал сперматозоидом. Можете это себе представить?!

Майя и Сергей дружно уставились на парня. Оба слабо представляли себе, как именно должен выглядеть сперматозоид, но было в этом слове что-то хилое, вихляющееся, как и в тощей, худосочной фигуре актера. Может, Мисюк все-таки прав?

– Я что хочу сказать, – осторожно начал Леший, который почему-то сразу взял шефство над новенькими (может, по природной доброте, а может, потому, что ни в какую не мог оторвать глаз от Майиных убийственных ног), – если этот дядька начнет матюгаться, вы просто не слушайте, не обижайтесь. Ну, у него эта матерщина как… как вода из крана капает, понимаете? Вы же не будете обижаться на кран, если из него капает?

– Постараемся. – Майя признательно улыбнулась. – А чего это он поет: ни-на, ни-на? Микрофон проверяет?

– Да нет, помрежа нашего зовут Нина Евгеньевна, это он ее призывает. Репетиция назначена на десять, он пришел точно, а видите, актеры еще не все, и Нины нет.