Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

— Ах! Цвет его куртки. Очень может быть.

Маркиз усмехнулся.

— Полагаю, что его одежда вполне терпима. Я просто был удивлен, увидев вас здесь в его компании и ни одного из братьев Гриффин поблизости.

— Я же обещала вам вчера, что все изменится.

— Так и произошло. А что…

— Вот, пожалуйста, леди Элинор, — прервал его Стивен, поставив на сиденье две порции мороженого, забираясь в фаэтон и садясь радом с ними. — Вы отлично справились. Думаю, что следующими могут стать уроки езды в фаэтоне.

— Мне бы это понравилось, — выпалила Элинор.

Тем не менее, внимание ее сопровождающего уже сосредоточилось на Деверилле.

— Доброе утро, милорд.

— Кобб-Хардинг. Ваша упряжка выглядит замечательно.

— Да. Благодарю вас. Вы нас извините?

Маркиз снова коснулся полей своей шляпы.

— Конечно. Приятного дня вам обоим.

Элинор наблюдала, как лорд Деверилл поскакал по направлению к северной части парка. Она не знала никого, кто ездил бы верхом так, как Валентин Корбетт, и никого, кто бы так прекрасно выглядел в куртке цвета ржавчины и облегающих лосинах.

— Я всегда удивлялся, — произнес в тишине Стивен, — как ваши братья могут так защищать вас и, одновременно, позволяют Девериллу появляться в Гриффин-Хаусе.

— Деверилл и Мельбурн вместе учились в Оксфорде, и почти в одном возрасте унаследовали титулы. Они всегда были очень близки, то есть настолько, насколько Деверилл может быть близок кому-либо. А маркиз никогда не был непочтителен по отношению ко мне.

— Я не хотел оскорбить вас, леди Элинор.

Она улыбнулась ему.

— Вы этого и не сделали.

В любом случае она сама время от времени задавала себе этот вопрос, учитывая, как по-разному Мельбурн и Деверилл смотрели на мир. Хотя почти всегда она была благодарна маркизу за случайные посещения. Он всегда был как глоток свежего воздуха, бриз, дующий в ином направлении, по сравнению с резким северным ветром, олицетворявшим ее братьев. Девушка даже вызывала в воображении образ маркиза, когда писала свою декларацию. Несомненно, в его образе жизни было несколько вещей, которым она хотела бы подражать, хотя из-за большинства из них Элинор может оказаться замужем или в монастыре.

Существовали и другие вещи, в которых она хотела бы поучаствовать вместе с ним. Она представляла себе, как поступит, если эти бездонные зеленые глаза устремятся в ее направлении по какой-то иной причине, кроме снисходительного развлечения. Она воображала поцелуи, и теплые руки, и удовольствия, которые сама не могла назвать, а только догадывалась.

Странным было уже то, что с тех пор, как он вчера столкнулся с ней у магазина мадам Констанцы, Элинор ощутила, как изменилось выражение его глаз. Это изменение заставило ее сердце глухо застучать, снова и снова вспоминать свои девические фантазии.

— Как вам мороженое?

Элинор одернула себя.

— Очень освежает. Благодарю вас.

— Вы знаете, миледи, я бы очень хотел завтра вечером сопровождать вас на бал к Хэмптонам, если, конечно, вы мне позволите.

О, у Мельбурна случится удар, если один и тот же мужчина будет дважды сопровождать ее в течение двух дней.

— Если вы приедете в восемь часов, то я буду рада отправиться на бал вместе с вами.

Стивен кивнул.

— Превосходно.

Когда они проезжали между двух изгородей, он наклонился ближе. До того, как она смогла пошевелиться, Стивен провел кончиком языка по левому уголку ее рта.

— Что вы… — запнулась Элинор, шокированная удивительной интимностью этого жеста.

— Лимонное мороженое, — легко нашелся он, — еще слаще, когда тает на ваших губах.

Элинор отправила в рот еще одну ложку лимонного мороженого и попыталась восстановить дыхание. Ни один мужчина до этого момента не смел так нахально вести себя с ней, и на какой-то миг она почувствовала себя оскорбленной. Это было именно то, чего она, так сказать, желала, а, именно, свобода, гарантирующая то, что если с ней будет случаться что-то неординарное, то никто ее позже не отчитает. Но чтобы какой-то едва знакомый мужчина облизывал ее рот!

— Вы так молчаливы. Надеюсь, я не оскорбил вас.

— Нет — нет! Вы просто удивили меня.

Одна из его красивых бровей приподнялась.

— А вы не любите сюрпризы, леди Элинор? Я сожалею, что допустил ошибку в оценке вашего харак…

— Нет, вы не ошиблись, Стивен, — быстро ответила она, нахмурившись. Господи, меньше всего ей было нужно, чтобы мистер Кобб-Хардинг посчитал ее робкой или стыдливой. Только не после того, как она, наконец-то, обрела возможность быть какой угодно, но не такой. — Мне нравятся сюрпризы. И вы можете называть меня Элинор. — Если он продолжит называть ее «леди Элинор», то ни один из них не сможет забыть о нависшей над ней большой тени известного семейства.

На губах ее собеседника снова заиграла улыбка.

— Я очень рад слышать это, Элинор.

Спустя еще один приятный час, который они провели, блуждая по парку и беседуя, Стивен отвез девушку в Гриффин-Хаус. Когда они повернули на подъездную дорожку к дому, Элинор практически ощутила взгляды трех пар глаз, уставившихся на них из окон верхнего этажа, и в ответ она нахмурилась в этом направлении, просто чтобы предупредить.

— Добрый день, леди Элинор, — приветствовал девушку Стэнтон, открыв для нее парадную дверь.

— Стэнтон. Где могут быть мои братья? — Она полагала, что должна закончить с ними спор.

— Его светлость уехал в Палату Лордов на встречу. Лорд Шей и лорд Закери отправились на ленч в клуб и еще не вернулись.

— Они… Ох! Благодарю. Я займусь своей корреспонденцией в утренней комнате.

— Очень хорошо, миледи. Мне прислать туда чай?

— Да, это было бы замечательно.

Ее братья даже не здесь? Во всем этом не было никакого смысла. Мельбурн преследовал ее больше двадцати минут перед тем, как Стивен появился сегодня утром, подвергая сомнению разумность ее поведения и желая узнать, что она надеется доказать, проводя время с охотником за приданым. Можно подумать, каждый одинокий джентльмен с ограниченным доходом был охотником за приданым. А сейчас они даже не соизволили побеспокоиться о том, прибыла ли она благополучно домой или нет.

Элинор уселась за письменный стол и со вздохом вытащила лист бумаги из ящика. Итак, их нет дома. Она надеялась, это означает, что они наконец-то серьезно отнеслись к ее декларации и осознали, что с сестрой нельзя шутить.

Тут дверь утренней комнаты распахнулась, и девушка подскочила, немедленно приготовившись к борьбе.

— Могли бы по крайней мере постучать, — проворчала она, жалея, что еще не начала писать письмо и не имела возможности запротестовать о том, что ее прервали.