Погоня - Валентин Маслюков

В следующий миг она кинула подозрительный взгляд на стольника. Взметень, разумеется, выказывал полнейшее, безмятежное неведение, едва ли этот служака стоял где-то близко к разгадке тайны. Взметень бесстрастно повествовал, «что с ним сделали». Возможно, Зимка сама это у него спросила: «Что вы с ним сделали?»

— А он… он у вас не задохнется? К утру? — перебила она рассказ под действием внезапного жгучего побуждения, которое и мыслью-то еще назвать было нельзя.

Нет! — дрогнули было губы честного стольника… И осекся, озадаченный какой-то особенной, наводящей на размышления ухваткой государыни.

— Я говорю, не за-до-хнется? — протянула она с дурным, подтверждающим худшие догадки нажимом.

Сузившиеся глаза ее мерцали отраженным светом.

— Государыня, — возразил честный стольник со зловещим спокойствием, — у вас есть для меня распоряжение?

— Нет! Никакого! — резко, почти злобно бросила Лжезолотинка, после мгновенного колебания. — Стерегите пигалика. И никому ни слова!

И Взметень, опечаленный недовольством государыни, попятился.

Оставшись одна, Зимка порывисто соскочила с кровати, чтобы испытать хотенчик. Влажная в потных руках рогулька взвилась с неожиданной силой и затем зависла, словно, ошалев от свободы, не знала куда податься. Зимка затаила дыхание… Хотенчик понемногу определялся, принюхиваясь к пряным запахам вожделений, и потянул привязь, нацелив куда-то на стену.

Что ж, этого и следовало ожидать, если принять как данность, что предмет мечтаний лежал за пределами зачуханной придорожной харчевни. Можно было догадываться, что это… Можно было верить… надеяться, что это, что это… Сердце стучало тревожно и радостно; трудно было одолеть искушение выскочить тут же на волю и проследить за хотенчиком хотя бы до ограды этого убогого и необыкновенного местечка… Следовало, однако, многое еще сообразить, чтобы себя не выдать.

Вкрадчивое поскребывание за дверью застало государыню врасплох, с проворством пойманной за стыдным занятием девчонки она перехватила рогульку. Деятельная и любознательная дама постельница Малмора успела как раз вовремя, чтобы приметить таинственные упражнения государыни, но, понятно же, ничем своего любопытства не выдала.

— Это Нута, — сказала постельница коротко. Так коротко, что заставила Лжезолотинку потереть лоб рогулькой.

— Какая к черту Нута? — возразила она, имея в виду, что это все ж таки, скорее всего Золотинка.

— Мессалонская принцесса и первая жена покойного Юлия, — с невозмутимым достоинством растолковала Малмора. — Она служит здесь судомойкой и вообще прислугой за все. За харчи и кров.

Внезапно Зимка поняла. Словно глаза открылись. Она вспомнила неуловимо кого-то напоминающую служаночку с таким странным… знакомым голоском. Девчонка это несомненно, несомненно напоминала Нуту. Собственно, походила на нее, как сестра… как двойник, как сельское перевоплощение мессалонской принцессы.

— Забавно, — молвила Зимка в растерянности. — Это что же… она сама вам сказала? Призналась? А если самозванка?

— Она убежала, — сообщила Малмора, не меняясь.

— Как убежала? Зачем?

На это постельница княгини лишь пожала плечами, не снисходя до ответа.

— Я тогда еще заподозрила истину, когда глянула на служанку. И все сходится, государыня. Она появилась здесь год назад, никто не знает откуда. Без роду, без племени. Несомненно, это Нута. Множество мелких странностей, которые здешние мудрецы не способны были оценить. Они и сейчас ничего не поняли. Разумеется, я не стала их просвещать. Всегда молчалива, одна, добросовестна и скромна… и между прочим кричала во сне на мессалонском языке. Хозяйка уверена, что принцесса очень привязана к их семье.

— Та-ак! — протянула Зимка наконец поверив. И опустилась на кровать. — Забавно. Очень забавно… Я хочу ее видеть. Где моя сестра Нута?

— Сейчас же после разговора с вами, государыня, и скрылась. Мы обыскали двор. Впрочем, иного от этой кликуши трудно было и ожидать. Хотя хозяин клянется, со слезами клянется, что девчонка никуда не денется. Он не платил ей жалованья. Он задолжал ей жалованье за полгода. У принцессы ни гроша. Я сказала, что их всех сурово накажут.

— Так! — молвила Зимка, возбуждаясь возвышенными намерениями. (Как это кстати, подумала она почему-то). — Где моя названная сестра Нута? Я хочу ее видеть! Я стану перед ней на колени!

— Это совершенно невозможно, государыня, — равнодушно отметила Малмора, — она убежала. И как я понимаю, вряд ли найдется.

— Ищите! — обиделась Лжезолотинка. — Ваше дело искать, так ищите! На дорогах! В поле! В лесу! Зовите Взметеня! Да что вы в самом деле: принцесса одна, ночью, на дороге! Мыслимое ли это дело?! Всех на конь!

Обследуя конюшню внутренним оком, Золотинка не нашла человека, но насчитала четыре лошади… потом — обеспокоенных в подполье крыс.

Крысы? Что ж, годятся и крысы! — мимолетным, не к месту воспоминанием всплыл в памяти разговор одной наивной и самоуверенной девочки с заезжим волшебником…

Годятся и крысы, повторила себе Золотинка.

Перерезанные веревками руки горели так, что впору было мычать. И однако же, приниматься за дело тотчас, не осмотревшись и не выждав случая, тоже не годилось. Терпеть… но сколько терпеть и чего ждать? И час, и два, пока умается часовой? Хватит ли самообладания, чтобы и после этой муки свободно распоряжаться собой и своими помыслами?

И конечно же, речи не могло быть о том, чтобы завладеть волей часового против его желания; волшебство бессильно перед твердой решимостью человека.

…Разве чуть-чуть. Самую малость. Не вступая в противоречия с наклонностями и убеждениями человека, в пререкания с совестью, тихонечко приласкать по шерсти… до первой сонливости хотя бы.

С этим Золотинка провозилась изрядную долю часа — привычная настороженность всегда готового к опасностям военного надежно защищала часового от чуждых влияний. Угадывая нечто неладное, он поднялся, неуверенно оглядываясь и прислушиваясь. Болезненно встряхнул головой: неприятное ощущение проникших в мозг щупальцев не оставляло. Верно, это было тяжелое, изнурительное чувство — шаркнул меч, человек обнажил оружие, затравленно озираясь.

Золотинка оставила усилие и притихла.

Человек сдерживал дыхание, готовый наброситься на мрак с воплем, — рубить и кромсать. Шаг… и еще шажочек, он подступал с вполне определившимся намерением пощупать кончиком острия зависшего без жизни пигалика… Стиснул всей горстью рукоять… Золотинка ни крикнуть не способна была, ни сказать — она зажмурилась под пыльным своим мешком.