Карнавал смерти - Рафаэль Монтес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда вы узнали мой адрес?
– Он всегда был у меня в папке с историей твоей болезни в кабинете.
Виктория не помнила, чтобы заполняла какие-то анкеты. Правда, в самом начале своего лечения она была не в себе…
– Почему вы не постучались?
Доктор Макс вздохнул. Казалось, вопрос смутил его.
– Здесь я вышел за профессиональные рамки. – Он посмотрел на забинтованную руку. – Не следовало приходить к тебе домой, но я очень волновался. Ты не пришла ни вчера, ни сегодня утром и не отвечала на звонки. Я весь день думал, как мне поступить, и решил приехать сюда. Я не собирался заходить в дом, просто хотел позвонить в домофон и… поговорить. Убедиться, что все в порядке.
– Здесь нет домофона.
– Теперь я это знаю.
– Как вы попали внутрь?
– Дверь была приоткрыта. Я вошел, даже не задумываясь. Собирался еще раз позвонить тебе, прежде чем постучать в квартиру. А потом вышла ты и…
– Мне очень жаль. Я не хотела сделать вам больно.
– Вик, тебе нужно позвонить в полицию.
– Ни за что.
Макс подошел к двери осмотреть замки и засовы. Дверь напоминала вход в тюремную камеру.
– Я… – Психиатр заколебался. – Я могу пойти с тобой.
Виктория знала, что это снова выйдет за его профессиональные рамки.
– Можно посмотреть надпись? – спросил доктор, когда Виктория не ответила.
– Я все закрасила.
Он взглянул на нее с непонятным выражением. Девушке не понравилось подозрение на его лице. Хотя в ее диагнозе не было слова «бред», Макс смотрел на нее как на психа, называющего себя Наполеоном.
– Я верю тебе, – наконец произнес доктор. – Но почему ты не хочешь обратиться в полицию?
Виктория молчала. После трагедии ей потребовались бесчисленные сеансы с доктором Карлосом, чтобы осознать: гибель семьи не должна определять ее будущее. Ей нужно преодолеть свою ярость, и тогда потеря родных станет только одной из многих глав в биографии Виктории Браво. Значимой, но отнюдь не последней, как сказал психиатр. Разумеется, это оказалось нелегко. Со временем она научилась по-другому воспринимать боль и чувство вины, избавляться от травм и не искать объяснений, чтобы контролировать свою боль. Для этого Виктория отстранилась от той части своей жизни, даже перестала искать себя в интернете. Ей нельзя звонить в полицию, чтобы прошлое не нахлынуло снова.
– Так что? – не унимался доктор Макс.
Виктория вздохнула:
– Все в прошлом.
– Ты смогла двигаться дальше, отпустив прошлое, и до сих пор это работало. Но, учитывая случившееся, ты не можешь продолжать в том же духе. Нельзя просто взять и все бросить из-за той надписи на стене. Этот парень опасен. Если он вернулся, тебе нужно защищаться.
– Я и защищаюсь.
– Чем? Вот этим ножиком? Замками? А дальше что – пистолет купишь? Не будешь подходить к телефону? Забросишь лечение, работу и личную жизнь? Опять начнешь вредить сама себе, как это уже было с алкоголем?
– Неправда.
– Контролировать свою жизнь не значит игнорировать прошлое и стереть все, через что ты прошла. Это значит осмыслить произошедшее и взглянуть правде в глаза. Ты сможешь, Вик.
Но она чувствовала: не сможет. Из живота к горлу поднялся комок, и Виктория расплакалась – судорожно разрыдалась, сдерживаясь до этого с большим трудом. Макс подошел успокоить ее и медленно погладил по волосам. Он был высокий и широкоплечий, и в его присутствии она чувствовала себя как за каменной стеной. Хотя ей не нравились чужие прикосновения, Виктория позволила себя обнимать.
– Почему я выжила? – спросила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
Доктор не ответил, лишь молча подвел ее к дивану и заставил сесть, снова обнимая. Виктория осмелилась прижаться к его теплому телу. Седеющая борода доктора коснулась ее кожи. Она заметила золотую цепочку на его загорелой шее. Сделала глубокий вдох и почувствовала запах его одеколона – крепкий, мужской. На секунду их физическая близость ошеломила ее, и она хотела отстраниться. Но доктор Макс дарил ощущение безопасности, а не отталкивал от себя. Ведь он ее врач. Виктория опустила голову ему на колени и немного расслабилась.
– Теперь ты сможешь выспаться как следует, – серьезно сказал доктор. – Я переночую здесь, с тобой.
Измученная девушка закрыла глаза и позволила себе окончательно забыться, пока Макс продолжал гладить ее по волосам. В детстве ей нравилось, когда так делал отец. В голове проносились тысячи мыслей, но постепенно они начали утихать, как гаснущие один за другим огни. Прежде чем Виктория провалилась в глубокий сон, у нее мелькнула последняя мысль: опасность похожа на зуд, который она чувствовала в невидимой ноге, – коварная и скрытая.
6
Виктория ненавидела полицейские участки, их особенный цвет, запах и вид. Они напоминали ей оглушительный вой сирен, что-то красно-синее, исцарапанную скамейку, дребезжание вентилятора под потолком и вкус мятных леденцов, которые полицейские дали ей в больнице, чтобы она перестала плакать и ответила на вопросы. Девушка уже двадцать минут ждала в кабинете шефа полиции. Пасмурная суббота, затянутое облаками небо и сильный ветер никак не улучшали ее душевное состояние. Сидящий рядом доктор Макс барабанил пальцами правой руки по столу, держа забинтованную руку на коленях; ему тоже было не по себе. Он быстро навел для Виктории справки в интернете: в 1998 году Хосе Перейра Акино был заместителем старшего инспектора полицейского участка Острова Губернатора и оказался первым полицейским, прибывшим на место преступления после того, как тетя Эмилия позвонила в полицию. Теперь Акино служил шефом полиции в участке на улице Иларио де Гувейя в Копакабане, всего в нескольких кварталах от дома Арроза. Виктория в самом деле не понимала, почему ее психиатру так важно, чтобы она связалась именно с этим полицейским, но все равно согласилась. Снова погрузившись в эту атмосферу, девушка оказалась атакована воспоминаниями. Едва она вышла из больницы, как ее отвели к высоким серьезным мужчинам. Тетя Эмилия обнимала ее крошечное тельце, снова и снова повторяя, что мама, папа и братик отправились в очень долгое путешествие прямо на небеса. Только тогда ее детский ум начал понимать произошедшее: она потеряла их навсегда и осталась одна. А потом поняла, что во всем виноват Таггер. Девочка слышала это прозвище много раз, не зная, что оно значит. До сих пор в ее воображении это чудовище оставалось молодым, словно никогда не старело. Черты его лица выцвели, как старая видеокассета…
Виктория вздрогнула, когда офицер Акино вошел в комнату и закрыл дверь.
