Недобрый ветер - Айрин Хант

— Пожалуй, нет, — буркнул я, и он молча запечатал конверт.

В те дни я много думал об Эмили. Мысли о ней навевали грусть. Я где-то слышал, что любовь делает человека счастливым, но со мной все было наоборот. Я испытывал только горечь боль и безнадежность. Однажды вечером, когда Эмили вела детей домой, я ждал, что она подойдет и пожелает спокойной ночи, но тут заплакал ее младший сынишка. Она нагнулась и взяла малыша на руки, я подбежал и предложил отнести его на закорках. Его головка упала мне на плечо, он зевнул и задремал. Эмили шла рядом, ведя за руки двух старших сыновей. Мы молча брели по шпалам к их дому. Уложив детей, мы с Эмили вышли на крыльцо. Она села на нижнюю ступеньку и стянула с головы шутовской колпак.

— Присядь на минутку, Джош, я давно хотела с тобой поговорить. — Она помолчала, глядя мне прямо в глаза. — Тебя что-то беспокоит в последнее время?

— Да нет, — ответил я, — просто хандра.

— Времена невеселые, верно?

— Мне бы надо радоваться — нашел работу. Я и радуюсь. Вот только… — я не знал, как кончить фразу.

— Ты одинок, Джош, я это поняла. Жаль, что здесь нет твоих сверстников, какой-нибудь девчушки, ходили бы вместе в кино.

Я покачал головой. Мы молчали, глядя в ночное небо. Внезапно, уж не знаю как, у меня вырвалось то, что во мне бурлило:

— Жаль, что вы не моя ровесница.

Не успел я закрыть рот, как меня сковал ужас. Обхватив руками колени, она смотрела на носки своих шутовских башмаков, потом повернулась ко мне с улыбкой.

— Будь я твоей ровесницей, Джош, мне было бы очень приятно твое внимание.

— А так вам это не… неприятно?

Лицо ее сделалось серьезным, она даже слегка нахмурилась.

— Знаешь, Джош, бывают женщины, которым очень лестно услышать такие слова от юноши. Но я не такая.

— Я боялся, что вы поднимете меня на смех, — пробормотал я.

Плохо ты меня знаешь, Я считаю тебя чутким и талантливым подростком, довольно-таки упрямым, но уж только не смешным или глупым. Она склонилась ко мне, будто собиралась поцеловать, но передумала и протянула руку. Мне не хотелось уходить, но и оставаться было нельзя. Я поднялся и постоял, глядя на нее сверху вниз. Она улыбнулась мне, улыбнулась так, как часто улыбалась Джою.

— Спокойной ночи, милый Джош, — сказала она, — спокойной ночи и спасибо тебе.

На следующее утро за завтраком Эмили сказала, обращаясь к Эдварду С.:

— Нам всем необходимо развеяться. Давайте кутнем на рождество. Балаганы будут закрыты, поэтому приходите с мальчиками ко мне. Угощу вас какао и булочками с патокой. Ну что, придете?

На наших лицах отразилась радость.

— Для нас это большая честь, Джош, — сказал мне потом Эдвард С., — Эмили почти никого к себе не зовет. Видно, ты, Джой и я у нее на особом счету.

Мы стали думать, какой рождественский подарок ей сделать. Джой предложил коробку конфет; мне хотелось купить ей какое-нибудь украшение или флакон духов, духи наверняка доставят ей удовольствие. Но Эдвард С. спустил нас с небес на землю.

— Эмили сильно нуждается — на этих мальчишек не напасешься. Надо бы подыскать красивую шкатулку и положить в нее серебро, скажем, десять монеток по десять центов с каждого. Джой надраит их до блеска, и мы попросим кого-нибудь из дам перевязать шкатулку лентой. Вот увидите, мы ей угодим. Эмили сейчас не до конфет и духов. Мы последовали его совету. Конечно, не такой подарок хотелось бы сделать Эмили, но я вынужден был признать, что в словах Эдварда С. есть смысл, У Эмили такая жизнь, что духи ей не пригодятся. Я надеялся, что еще наступит день, когда я сделаю ей подарок, достойный ее.

В рождественский вечер, тщательно умывшись и начистившись, мы отправились к вагончику Эмили. Она встретила нас в дверях, и я впервые увидел ее не в шутовском наряде. На ней было вылинявшее от стирки ситцевое платье, широкое и длинное. Оно очень шло ей. Серьги в ушах делали Эмили похожей на королеву — большие, яркие кольца раскачивались, весело искрясь и сверкая. Эдвард С. и Джой, в отличие от меня, нашли нужные слова. Они сказали Эмили, какая она красивая, как приятно видеть ее в платье, а не в клоунском костюме, какие у нее прекрасные серьги. Она нагнулась и поцеловала их в лоб; потом посмотрела на меня, точно ожидая, что же я скажу.

— Вы хорошо выглядите, Эмили, — промямлил я.

— Спасибо, Джош, — сказала она и меня тоже поцеловала.

И вдруг все в моих глазах померкло. Войдя в вагончик, я увидел за столом Пита Харриса, толстого, маленького, покрытого испариной, веселого и довольного. Младший сын Эмили сидел у него на коленях, двое остальных стояли рядом.

— Привет, привет, джентльмены! — воскликнул он хриплым голосом. — Как дела, Эдвард С.? Привел с собой мальчиков, так-так. Только взгляните на этого пострела. Ты, приятель, растолстел, нагулял мясца.

Он ткнул Джоя пальцем в живот, а мне пожал руку.

— Как живешь, Падеревский?

Эмили, счастливо улыбаясь, стояла за его спиной.

— Пит сделал нам сюрприз: принес жареных цыплят и пирожные; теперь у нас будет настоящий рождественский ужин. Мои сынки вас заждались.

Джой, зардевшись, протянул ей шкатулку:

— Это вам, Эмили, от нас троих.

Эмили развязала ленточку, ее глаза засверкали, а потом затуманились слезами. Она протянула шкатулку Питу Харрису, он одобрительно закивал.

— Отличный подарок, мальчики, — сказал он и перевел взгляд на Эмили, — Угодили они тебе, дорогая?

Он называет ее «дорогая», обращается к вей так, словно она ему принадлежит!

— Эта шкатулка и серьги, подаренные Питом, — лучшие рождественские подарки, какие я когда-либо получала! — воскликнула Эмили.

Значит, это Пит Харрис подарил ей серьги, в которых она похожа на королеву. Я тоже хотел ей подарить что-нибудь в этом роде, а меня заставили принести десятицентовики, которые она потратит на толокно или овсянку для своих сынишек. Эдвард С. словно прочел мои мысли и поспешил объяснить все Эмили:

— Знаете, дорогая, Джош хотел купить вам духи. Вы так прекрасны сегодня, что я даже жалею, что отговорил его. Нам следовало сделать такие подарки, которые бы подчеркивали вашу красоту. Она положила руку на плечо лилипута, но смотрела на меня.

— Нет, Эдвард С., лучшего подарка, чем этот, вы не могли мне сделать, И, тратя монетки на еду или лекарства, я буду говорить себе: «Вот это белые перчатка, их подарил мне Джой; это — кружевной платочек от Эдварда С.; а это капля французских духов из подарка Джоша!»

Ее слова меня немного приободрили. Если бы еще Пит Харрис говорил поменьше, но он и не думал умолкать:

— Ты поступил правильно, Эдвард С. Эмили пригодится каждый цент. Сейчас не время для духов и кружевных платочков, верно, дорогая?

Для духов не время, а для его сережек время! Словом, праздник оказался для меня сплошным мучением, хотя все вокруг веселились и смеялись. В какой-то момент Пит Харрис исчез, но через несколько минут вернулся в парике Санта-Клауса, с белой бородой. Он вручил подарки детям Эмили, не забыл и Джоя — ему достался перочинный ножик, правда, не новый, с инициалами самого Пита Харриса на костяной ручке. Потом мы отправились к балаганам и собрались вокруг пианино. Я играл рождественские гимны, все подпевали. Эмили, ее сыновья и Эдвард С. спели несколько песен на французском языке, они звучали красиво и немного таинственно. Казалось, все так хорошо, но мне было грустно. Я обрадовался, когда наконец все распрощались: мне хотелось побыть одному.

После рождественской вечеринки я сделался угрюмым и злым. Мне казалось, что произошло непоправимое несчастье. Джой это заметил и старался держаться от меня подальше. Он стал неразлучен с банджо и с каждым днем играл все лучше и лучше. Однажды, когда он пел и аккомпанировал себе, его обступила кучка посетителей. Видно, худенький мальчик разбередил им душу. Так он им понравился, что Харрис велел Джою ходить между балаганами с банджо. Джой начал зарабатывать но нескольку медяков в день, но мне ничего не рассказывал. В последнее время я опять стал резок с ним, и он решил меня не трогать. В те дни я злился на весь свет, дулся безо всякой причины на Джоя; на Эдварда С., потому что мне казалось, что он проник в мою тайну; на Пита Харриса — как он смеет ее любить! Но больше всего я сердился на саму Эмили. Сначала она была доброй и славной, а потом предала меня, позволила старику называть себя всякими нежными словами, приняла от него подарок, который я сам хотел бы ей сделать!. Я стыдился своих чувств, но они были мне неподвластны. Теперь я уже не ждал, чтобы Эмили подошла ко мне и пожелала спокойной ночи; нарочно уходил со своего поста раньше времени. Я расплачивался за это бессонными ночами и угрызениями совести, но врожденное упрямство заставляло меня держаться именно так. За завтраком я специально садился подальше от Эмили, по другую сторону от Джоя и Эдварда С., так что только кивал ей издалека. Я нарочно заводил беседы с супругами Блеган, лишь бы не пришлось говорить с Эмили. Блеганы не замедлили сообщить мне свежую сплетню. Слышал ли я, что Пит Харрис скоро женится на клоуне? Ну и дурак же этот Пит Харрис: рыжий клоун и трое рыжих сорванцов в придачу. Ох уж эти Блеганы! Однажды вечером я все-таки не успел улизнуть. Эмили была одна, Эдвард С. еще раньше уложил детей. Она подошла к моему пианино, как часто делала до рождества.