Живая мозаика - Людмила Константиновна Татьяничева

— Долго вы будете стоять поперек моей дороги? Надоело! — истошно крикнул он, рванувшись к двери.

Но отец не отпустил Родиона. Он был спокоен и непреклонен. Сын, быстро трезвея, понял, что не в силах противиться этому непреклонному спокойствию, этой строгой доброте.

Вскоре выяснилось, что приятели Родиона попали в постыдную историю, исковеркавшую жизнь не только им самим, но и ни в чем не повинным людям.

Сколько раз отец преграждал Родиону обманные дорожки, уводящие от главной дороги — прямой и светлой, проложенной великим трудом многих поколений.

Никогда не был ему так дорог отец, как сейчас, в эти, может быть, остатние минуты своей жизни. Самым большим желанием его было — успеть сказать отцу выношенные в сердце слова любви и благодарности.

Неужели уже поздно? Неужто отец так и не откроет усталых глаз, чтобы взглянуть на своего седого мальчика, который, сутулясь, сидит на неудобном больничном табурете, и тесный белый халат давит его, подступая к самому горлу…

ВЕТЕР

Все живое нуждается в поддержке. Деревья и те редко растут в одиночку. Даже скалы подпирают друг друга…

С детских лет живет во мне одно воспоминание.

…Весенним хорошим утром пришла я на приозерную поляну, которую в селе называли Зеленым лукошком, — так много клубники вызревало на ней в жарком июле. Небольшая, круглая, окруженная частым березняком, она и по форме своей напоминала берестяное лукошко.

Но сегодня я не узнала веселой поляны. Молодая трава и стебли не успевших распуститься цветов были безжалостно вытоптаны чьими-то грубыми ногами и безжизненно лежали на теплой земле — поверженные и поруганные.

И я заплакала, потому что не знала, как им помочь и что можно сделать для того, чтобы они ожили.

Знал об этом только один ветер. В то утро он сладко дремал в прохладной еловой пади, подложив под кудлатую голову куст можжевельника.

Но стоило птицам сообщить ему о случившемся, как он сразу же поспешил на помощь.

Раздувая щеки, он начал дуть на цветы и травы, как дуют на угасающий костер, чтобы не дать исчезнуть пламени.

— А ну поднимайтесь! — подбадривал он их. И слабые травинки вразнобой отвечали ветру:

— Сейчас, сейчас попробуем подняться!

Первым распрямился упругий темно-зеленый стебель с двумя плотными грушевидными бутонами. Это был стебель колокольчика, а может быть, полевой гвоздики.

Он распрямился медленно, с передышками, доверчиво опираясь на широкое бережное плечо низового ветра — бескорыстного, как сама природа.

ПОРА!

Как сладко спится в юности на утренней зорьке! И самые лучшие сны снятся именно в эту пору, когда раннее утро осыпает землю покатыми росами, а туманы лениво расправляют свои легкие крылья, готовясь подняться с земли и раствориться в воздухе, согретом первыми солнечными лучами.

Мать с укором взглядывает на часы: ну зачем вам так спешить?

Особенно нетерпелива минутная стрелка. Не успеешь оглянуться, она уже успела подскочить на несколько делений.

Но вот настал миг, когда обе стрелки — короткая и длинная — слились в одну четкую вертикальную линию. Шесть часов!

Теплая рука матери ласково касается пышноволосой головы сына:

— Просыпайся, сынок.

Юноша натягивает одеяло и плотнее прикрывает глаза. Ему так хочется хотя бы еще несколько минут понежиться в уютном тепле. Хотя бы одну короткую минутку!

Проходит еще какое-то время, и мать снова наклоняется над сыном. В тихом голосе — беспокойство:

— Пора, сынок, опоздаешь на смену…

Предельное слово «пора» врывается в сознание спящего, как зов горна.

Пора — это значит немедленно вставать, умываться ледяной водой, торопливо завтракать и вприпрыжку бежать к заводской проходной.

Он упруго поднимается, мускулы напрягаются на загорелых руках. Лицо утрачивает размягченно-сонное выражение, становится энергичным, сосредоточенным. Ярко светятся умытые сном глаза…

Человек проснулся. Зыбкое царство сна осталось за пределами его сознания. Он торопится. Ему многое надо успеть в считанные минуты. Властное слово «пора», как добрый попутный ветер, выносит на быстрину нового трудового дня.

САМАЯ КРАСИВАЯ

Что может быть прекраснее яблоневого сада в погожие августовские дни, в добрую пору созревания плодов!

Среди густо-зеленой листвы то пламенеют, то тихо светятся красные, розовато-белые и янтарно-желтые яблоки, свежие, как дыхание ребенка.

А этот сад, выращенный хорошим человеком на клочке грубой каменистой земли, отвоеванной у нелюдимой пустоши межгорья, — настоящее чудо!

Я перехожу от яблони к яблоне, и у каждой из них своя особая стать, свой характер и своя красота…

Вот стройная, рослая красавица с крепким коричневым стволом и длинными сильными ветвями. Большие золотистые яблоки висят на ней, как бронзовые шары на новогодней елке.

А вот похожая на молодой дубок знаменитая антоновка — мать царь-яблока!

И все же самой красивой в этом саду мне показалась невысокая узкоплечая яблонька, сплошь усыпанная крупными румяными плодами.

Яблоки на ней растут так густо, что почти совсем вытеснили листву, а терпеливые ее ветви тяжело клонятся к земле.

Столько плодов выкормить нелегко и большой сильной яблоне, а эта — такая с виду хрупкая, маленькая!

— Геройская яблонька! — словно читая мои мысли, сказал садовод. — Все свои силы, все живительные соки земли она чуть не сполна отдает своим плодам, оставляя себе лишь самую малость!

ИСЧЕЗЛА РЕКА

Поселок стоял на берегу быстрой горной речки. Вода в ней была родниковой чистоты и такая холодная, что даже в самые знойные дни охотников купаться в ней находилось не много.

Я говорю «была» потому, что сейчас этой речки нет. Она не пересохла, не заболотилась, а просто вдруг исчезла. Была — и нет! Сквозь землю провалилась.

По бывшему ее руслу течет теперь река цветов, не по-горному сочных и ярких. Влага речного дна питает эти цветы.

Плохо поселку без реки. Воду приходится возить издалека, с низины. Конечно, это временно, пока геологи не найдут хороший водный источник.

Вода будет, а вот речка… люди надеются: может быть, еще вернется беглянка? Надоест же ей наконец долбить под землей холодные камни! Ведь даже любовь иногда возвращается в свое прежнее русло…

КОРМИЛЕЦ

Этот ручеек — как хрустальная веточка толщиной с палец.

Он слишком слаб, чтобы пробить себе глубокое ложе. Но маленькую бороздку он все же прорезал и надеется со временем надежнее укорениться среди суровых каменных великанов.

Скалам вода не нужна. И не для них упрямый ручей терпеливо собирает влагу