Жизнь или смерть - Уоррен Мерфи

В отличие от других агентств, которые начинали с талантливых задумок и больших надежд, «Уокер, Хэндлман и Дейзер» могло бы первые десять лет вообще обходиться без клиентов. Но как это всегда бывает, когда вовсе не нуждаешься в заказах, чтобы выжить или свести концы с концами, клиентов у агентства было хоть отбавляй.

– Папочка, ты хорошо себя вел? – спросила Дороти, похлопывая его по упругому животу.

– По крайней мере, не лез на рожон.

– Не нравится мне, как ты это говоришь, – произнесла Дороти.

– О, дедушка, ты снова попал в какое-нибудь восхитительное приключение?

– Тери уверена, что вся твоя жизнь была полна романтики приключений. Лучше бы ты не рассказывал ей этих своих сказок.

– Сказок? Но все это чистая правда!

– Это еще хуже. Прошу тебя, не надо.

– Мамочка, ты ничего не понимаешь. Дедушка просто ведет себя как настоящий мужчина, а ты все время его ругаешь. Ну, мамочка, перестань!

– Если тебе нужен настоящий мужчина, могу купить любого за 25000 в год. Вес, рост и прическа по твоему выбору. А твой дед слишком стар и слишком опытен, чтобы мотаться по всему свету, ища приключений на свою голову…

– Довольно ссориться, – прервал их маршал Дворшански. – Расскажите лучше, как дела у вас.

У Тери было множество разных новостей, и она принялась выкладывать все от начала до конца. Все ее истории были исполнены внутреннего напряжения и имели для нее огромное значение, начиная от рассказа о новом поклоннике и кончая сетованиями на преподавателя, который ненавидел ее.

– Что еще за преподаватель? – поинтересовался маршал Дворшански.

– Папа, не обращай внимания. Тери, а тебе лучше ничего такого не рассказывать.

– Господи, да моя дочь просто невыносима! А ты слушайся свою мамочку!

Когда ужин закончился и внучка отправилась спать, Дороти Уокер, урожденная Дворшански, решила поговорить с отцом по душам.

– Ну, ладно. Что у тебя на этот раз?

– Что ты имеешь в виду? – спросил маршал, изображая святую невинность.

– Отчего ты такой довольный?

– Просто рад видеть своих крошек.

– Папа, ты можешь обманывать премьер-министров, губернаторов, генералов и даже нефтяных шейхов, но не надо врать мне. Одно дело, когда ты просто рад видеть нас с Тери, и совсем другое – когда ты ввязываешься в какую-нибудь очередную авантюру.

Маршал Дворшански напрягся.

– Гражданская война в Испании – это тебе не авантюра. Да и Вторая мировая тоже. А еще была Южная Америка и Йеменская кампания.

– Папа, ты говоришь с Дороти. И мне хорошо известно, что, какими бы ни были твои первоначальные расчеты, тебе всегда приходится в конце концов делать грязную работу самому. Вот именно это и доставляет тебе удовольствие. Так что же на этот раз? Что заставило тебя нарушить данное мне слово?

– Слова своего я не нарушал, поскольку на этот раз вовсе не искал приключений. Я честно занимался своим делом, – начал оправдываться маршал Дворшански, а потом рассказал дочери, как во время коктейля с ним в Майами-Бич мэр Картрайт получил дурное известие, Маршал только и сказал при этом: «На вашем месте я бы не стал паниковать. Я бы…»

Как и во многих других случаях, все началось именно так. Маршал дал неплохой совет, его обещали отблагодарить за услуги. Впрочем, в отличие от других джентльменов удачи, маршал Дворшански не был бродягой без гроша за душой, отправляющимся на поиски денег или драгоценностей. Как и дочь, он делал более высокие ставки. Не испытывая нужды в деньгах, он всегда требовал и получал нечто большее, чем деньги.

– Я никогда прежде не владел целым городом, – объяснил он дочери. – К тому же избирательная кампания уже подходит к концу. Не может быть, чтобы Картрайт проиграл.

– Скольким неугодным ты проткнул уши шилом на этот раз?

– Ты же знаешь, иногда невозможно избежать определенных вещей, даже когда не получаешь от них никакого удовольствия. Но теперь все кончено, враг разгромлен.

Но когда маршал Дворшански рассказал, что это за новый враг, дочь в гневе отвернулась.

– Знаешь, пап, мне никогда не нравились польские анекдоты. Но теперь, выслушав тебя, эту историю насчет того, как ты счастлив, приобретя такого замечательного врага, я начинаю думать, что те анекдоты для нас даже слишком остроумны.

Дворшански заинтересовался. Он никогда не слыхал польских анекдотов.

– Думаю, если бы ты покидал свою яхту не только для того, чтобы наносить людям увечья или втыкать в уши шило, ты бы лучше знал, что происходит в мире.

Маршал тут же потребовал, чтобы дочь рассказала ему хотя бы один, и, к ее удовольствию, хохотал над каждым, как ребенок.

– Я уже слышал их, – наконец произнес он, радостно хлопая себя по колену. – Но мы называли их украинскими. А ты когда-нибудь слыхала о хохле, который поступил в колледж?

Дороти отрицательно покачала головой.

– И никто не слыхал, – заявил Дворшански и вновь загоготал, отчего лицо его покраснело, и он продолжал время от времени повторять: – Никто не слыхал, – давясь при этом от смеха.

– Ужасный анекдот, – рассмеялась Дороти, которая вовсе не хотела смеяться, но смех отца был настолько заразительным, что и она не смогла удержаться.

Весь вечер он рассказывал ей украинские анекдоты и остановился только тогда, когда радист сообщил, что уже на протяжении долгого времени с ним безуспешно пытается связаться мэр Картрайт.

– Вопрос, не терпящий отлагательств, – сказал радист. – Убит некто по имени Московитц.

– Владислав, – ответил на это маршал Дворшански, – ты когда-нибудь слыхал о хохле, который поступил в колледж?

Глава 9

В районе Майами-Бич объявили штормовое предупреждение. Когда шериф Мак-Эдоу приехал на ранчо мэра Картрайта, в его просторный одноэтажный дом, порывистый ветер раскачивал пальмы на лужайке.

Картрайт оторвался от радиоприемника; лицо его горело. На нем были бермуды и белая тенниска. На радиоприемнике стояла откупоренная бутылка бурбона.

Мак-Эдоу, бледный, как смерть, наклонился к нему.

– Ну, что слышно?

– Ничего. – Картрайт покачал головой.

Мак-Эдоу, в белой рубашке с шерифской звездой и светло-серых брюках с черной кобурой на поясе, поднялся с кресла и подошел к окну. Он тоже покачал головой.

– Это была твоя идея, Тим. Твоя идея.

Картрайт налил себе полстакана бубона и в два глотка его осушил.

– Хорошо, признаю. Моя идея. Ну, что мне теперь, застрелиться?

– Господи, Тим, во что ты нас втянул? Во что ты нас втянул?

– Слушай, ты можешь успокоиться? Расслабься. Маршал говорит, что все идет хорошо.

– Но он не отвечает на твои позывные!

– Он сказал, чтобы мы сидели тихо и что все пока идет хорошо. Поэтому, черт побери, пока мы не доберемся до него, мы так и поступим. – Тим Картрайт снова наполнил стакан.

– Что и говорить, наше положение просто прекрасно. Просто прекрасно! Московитц мертв. И убили его тем же способом, что и Буллингсворта. Фарджер наделал в штаны, потому что якобы встретил парня, который может голыми руками разорвать крышу автомобиля, а мы спокойно сидим здесь, ожидая дальнейших указаний. Хорошенькое дело! Фарджер треплет языком направо и налево, а Московитц мертв.

– Я доверяю Дворшански.

– Чего же ты так много пьешь?

– Просто начал праздновать победу заранее. Победу, которую одержу на выборах на следующей неделе. «Вчера вечером Тимоти Картрайт одержал убедительную победу на выборах, выиграв у своего сумасшедшего конкурента со счетом девяносто девять-один».

– И ты так в этом уверен? Только потому, что Дворшански тебе это пообещал? Этот твой друг, великий человек, военный, политический и организационный гений. Человек, который так нужен всем. Твой большой друг.

– Ты сам согласился, – сказал Картрайт.

– Все произошло слишком быстро.

– Слишком быстро произошло другое, – огрызнулся мэр. – Ты слишком быстро забыл, что федеральные власти собирались засадить тебя в тюрягу, а ход, который предпринял Дворшански, смешал им все карты.

– Лучше отбывать срок в тюрьме, чем загнуться с шилом в ухе.

– Мы не можем утверждать, что это сделал Дворшански.

– Как не можем быть уверены и в обратном.

– А если и сделал, так что? Он ведь предупредил, что кое-кого придется убрать.

– Мне это не нравится, тебе это не нравится. Но еще меньше мне нравится оказаться без средств к существованию, да еще в тюрьме.

Шериф отошел от окна.

– Увидимся позже. Поеду в полицейское управление. В такую погоду вызовов будет до черта.

– Давай, Клайд. Тебя для того и избрали. Защищай людей.

Когда шериф ушел, Тим Картрайт наполнил стакан до краев и выключил свет. Он следил, как приближается ураган, – дождь лил сплошной стеной, город готовился во всеоружии встретить непогоду.

Что же пошло не так? Ведь он согласился баллотироваться на пост мэра вовсе не для того, чтобы наживаться за счет других. Он выставил свою кандидатуру просто потому, что хотел добиться чего-то в жизни. Вернувшись со второй мировой, он имел право на бесплатное образование как демобилизованный и свято верил, что демократия – лучшая форма государственного устройства на земле.