Паразиты - Рю Мураками

— Это все червь, — шептал Уихара. — Теперь он хранит меня. У меня, как и у тех людей в Интернете, есть цель! Все, что во мне было разобщено, нынче собрано воедино. Сегодня для меня открылось нечто столь важное, что я не понимаю, как смог бы жить дальше без него.

Наконец Уихара удалось добраться до самой крайней хибары. Из окна бил тонкий лучик света, и это лишний раз подтверждало, что старуха дома. Он облегченно вздохнул. Окна были заколочены, поэтому издали казалось, что дом совершенно необитаем. Уихара подошел поближе к входной двери, и тотчас же на него обрушились странные звуки, словно одновременно замяукали тысячи кошек. «Интересно, каким местом можно издать такое?» — изумился он и вытащил из-под куртки нож. Ближе к рукояти лезвие немного притупилось, но конец был еще острым. Уихара показалось, что он смог бы пробить и железо. Ему снова вспомнились подробности индейских ритуалов с сайта «Интер-Био», особенно вымазанные грязью старухи в ожерельях из человечьих зубов. В каждой руке они держали раскаленные металлические прутья и норовили попасть пленнику в глаз или в пах. Самые отчаянные старались засунуть прут прямо в горло несчастному или проткнуть его через задний проход…

Уихара легонько постучал — никакой реакции. Он уже стал подыскивать камень побольше, чтобы выломать доски из двери, как в глаза ему ударил свет и на пороге возник черный силуэт старухи.

— Ты задержался… Я уж заждалась! — оглушила она.

У Уихара уже не осталось сил, чтобы удивляться. Он незаметно сунул нож обратно под одежду…

IV

— Ну давай, входи уж… Я остановилась как раз на самой середине. Пока я закончу, сделай себе чаю.

Старуха махнула рукой в сторону своей полутемной комнаты и проковыляла мимо, чтобы притворить входную дверь. Уихара осторожно поправил нож. Тусклая лампочка осветила ее лицо, и он было засомневался — точно ли ее видел вчера у магазина? В полумраке комнаты легко было ошибиться, тем более что абажур был плотно укутан темной тканью.

— Это хорошо, что ты пришел. Ты же сам говорил, что хочешь увидеться. Хорошо… Я так рада! Погоди секунду, я выключу проигрыватель, а то пленка порвется. Ты же знаешь…

Уихара огляделся. Он стоял посреди узкой, вытянутой в длину комнаты, больше походившей на внутренность железнодорожного вагона, только без полок. Лампочка едва освещала микроскопическую кухоньку с земляным полом. Такой же пол был и в прихожей. Старуха прошаркала сандалиями в темный угол, где стоял какой-то аппарат, напоминавший допотопный проектор. Она щелкнула выключателем, и странный шум наконец прекратился. Потом старуха направилась на кухню и стала черпать воду из пластмассового ведерка, что стояло рядом с раковиной.

— Я сделаю чай… Э! Ты же любишь шоколад, так? Ну конечно! Что ж, у меня есть и шоколад. Хорошо бы еще и молока, но уж не обессудь… Да что ты там все копаешься? Давай проходи смелее! Шевели задницей!

Стараясь не выпускать старуху из виду, Уихара опасливо стянул с ног кроссовки и прошел в комнату. Против обыкновения, пол был застелен не татами, а линолеумом, местами вспучившимся. Вообще обстановка отличалась крайней бедностью. На кухне не было ничего, кроме раковины, ведра, плитки и маленького холодильника. Из крана сочилась вода.

Окна оказались заклеены изнутри кусками черного картона. Уихара прислушался, но снаружи не доносилось ни звука. Он попытался получше разглядеть хозяйку. Сейчас на ней был черный свитер и шерстяные брюки неопределенного цвета. Так ее или, черт побери, не ее он видел вчера? Старуха улыбалась сама себе и над чем-то колдовала у газовой горелки. Уихара аж вспотел от напряжения: у той и у этой раздута нога, и та и другая хромают… А может, та, вчерашняя, не хромала? У него в ушах еще звучали ее первые слова, с которыми она вышла к нему навстречу. Уихара и думать забыл об убийстве — сейчас он беспокоился лишь о том, как бы не грохнуться в обморок. Все же как-никак он первый раз в жизни зашел в чужой дом — так сказать, на чужую территорию. Когда старуха распахнула перед ним дверь, он не успел разглядеть ее лица. Во всяком случае, это не было лицо конкретного живого человека. Оно не походило ни на бездушную личину робота, ни на застывшую физиономию куклы. Скорее это было чье-то абстрактное представление о человеческом лице, маска, условность. Если бы старуха не заговорила сразу, он точно прирезал бы ее. В душе Уихара начал смутно ощущать то же, что обычно чувствовал, когда бил свою мать.

Когда Уихара перестал выходить из дому, мать отвела его к психотерапевту. Молодой доктор попытался разговорить Уихара. Он сидел за своим письменным столом, причем его лисья мордочка была наполовину скрыта тенью от абажура, и лопотал:

— Конкичи! Я хочу подружиться с маленьким Уихара!.. А Уихара даже не разговаривает со мной… Конкичи! Что я могу для тебя сделать? Как ты думаешь? Как сделать так, чтобы малыш Уихара сказал хоть словечко? Иначе как же мы с ним подружимся, а, Конкичи? Знаешь, очень трудно с кем-нибудь подружиться не разговаривая…

Уихара понимал, что старуха принимает его за кого-то другого. В принципе это было даже хорошо — он мог спокойно поговорить с нею. Он был уже не Уихара, а кто-то другой, и даже необязательно тот, за кого принимала его сумасшедшая. Так чего же ему теперь бояться? Еще совсем недавно Уихара считал, что лучшей формой общения для него был бы обмен короткими сообщениями типа SMS. Если кто-нибудь прямо обратился бы к нему да еще захотел узнать его мнение, Уихара умер бы на месте от волнения.

— Готово. Садись, что ли.

Старуха налила горячий шоколад в эмалированную чашку и поставила перед ним. Затем она предложила Уихара стул с бежевой подушечкой. Стол и стул были совсем крошечными, но все равно казалось, что они занимают добрую половину комнаты. Круглый стол был покрыт скатеркой — идиллия, да и только! Не хватало разве что вазы с цветами. Стульчик был с подлокотниками и с мягкой вставкой в спинке. И стол и стул казались совсем новыми и были явно из одного гарнитура. «Интересно, откуда у этой бабки такая мебель?» — подумал Уихара. Он представил, как старуха сама строгает деревяшки и при этом разговаривает сама с собой.

Уихара протянул руку за чашкой, и старуха тотчас заметила кровь. Мгновение спустя на столе появилась аптечка, из которой женщина извлекла небольшой тюбик. Она аккуратно смазала рану и ловко перевязала кисть — Уихара даже не почувствовал боли. В комнате запахло свежескошенной травой и еще чем-то… одним словом, летом.

— Раны следует сразу же промывать и перевязывать, — произнесла старуха. — Но ты ведь как всегда… Знаешь, когда скончался господин Йосияма, я подумала, что ты, наверное, тоже уже умер. У него случился удар. Сколько времени прошло… Однажды я взяла и сожгла все фотографии. И твои тоже. Прости… Они так странно горели — оранжевым пламенем. Ненавижу! Мне казалось, что огонь оскверняет их… Ты мне часто снишься. И все такие чудные сны! Мы с тобой стоим на мосту. Ну, ты же помнишь киностудию? Ну да, да, ты должен помнить! И еще директор… как его? Господин Сакаи! Это его родовое имя. Он всегда носил красный платок… Ну так вот, мы с тобой участвовали в съемках… снимал, кстати, сам господин Сакаи. Ну, понятно, это же сон… Короче, там была такая сцена — женщине делали укол в задницу. Ну вот, ее колют, и вдруг все понимают, что задница-то вовсе не этой женщины, а кого-то другого! Тут все как закричат: «Кино не должно обманывать зрителя! Мы показываем только правду! И тебе не стыдно снимать такое?» Это они нам кричат — тебе и мне то есть. Господин Сакаи весь красный, разозлился очень: «Ты лжец! — вопит. — Думаешь, я забыл, что ты вытворял во время забастовки?» А ты вдруг бьешь его по лицу полицейской дубинкой, и на нас тут же все набрасываются… Помнишь, как ты бежал? Мы оба тогда неслись как угорелые. А куда?.. Ах да, мы тогда спрятались в старом бомбоубежище и просидели там черт знает сколько времени. А когда ты исчез, я приходила туда тебя искать. Я знала, что ты продолжаешь там скрываться и совсем не выходишь наружу. Но я была очень осторожна и приходила туда только поздно ночью, так что меня никто не видел. Я говорила тебе, что не буду рыться в твоих вещах… Как же давно мы с тобой не разговаривали… Я могу столько всего рассказать… даже не знаю, с чего начать. Ну… Так ты действительно все время сидел в бомбоубежище? И даже когда я приходила и звала тебя? Ну да, да, я так и знала! И ты все это время был там?

Старуха повторила последний вопрос столько раз, что Уихара устал кивать. Он не представлял себе, что означает это «б-о-м-б-о-у-б-е-ж-и-щ-е» или как там его… По старухиному рассказу выходило, что это место служит для укрытия. Он и сам был не прочь укрыться от всего мира, но не в б-о-м-б-о-у-б-е-ж-и-щ-е. Старуха говорила так, словно читала хорошо заученную роль. Впечатление было такое, будто у нее перед глазами лежал листок с текстом. Словно она знала наперед, что скажет через минуту… Уихара подумал, что все одинокие люди именно так и должны разговаривать. Да и он сам, если бы сошел с ума, говорил бы точно так же, словно обращаясь к кому-то. Живя в одиночестве, он тоже часто развлекался разговорами с воображаемым собеседником. Уже засыпая, закрыв глаза, он представлял себе кого-нибудь и вступал с ним в беседу. Он не разговаривал ни с матерью, ни с сестрой, ни с врачом — как правило, это была либо его одноклассница, либо школьный приятель. Иногда он о чем-то спорил с девицей из магазина. Одним словом, это были случайные люди, с которыми в жизни он почти не общался, так, перебрасывался словом-другим, не больше. Уихара и сам не понимал, почему так происходит, отчего именно эти люди возникают в его воображении. Сначала он придумывал обстоятельства, при которых могла бы завязаться беседа, и произносил первую фразу. С одноклассницей он разговаривал у самого входа в школу, стоя около машины. Кажется, он предлагал ей обменяться постерами с изображениями каких-то героев из мультфильмов. Уихара не мог с точностью сказать, было ли такое на самом деле или происходило лишь в его воображении. Он помнил, как девочка садится в ожидающую ее машину и уезжает. А до этого они шли вместе метров десять… и Уихара что-то говорил о мультиках… или что-то в этом духе. Как бы то ни было, все эти разговоры он представлял себе очень четко, вплоть до мельчайших деталей.