Российская государственность в XXI веке: основные проблемы. Монография - Александр Сергеев

6. В различных регионах России можно выделить социально-политический актив (примерно 10–15 % населения), ежедневно интегрирующих себя в общероссийскую и мировую актуальную «повестку дня». Эти группы следят за новостными лентами в СМИ и имеют по вопросам текущей государственной жизни четкую и оформленную позицию. В дополнение к общероссийскому активу можно выделять актив сугубо региональный и субрегиональный. Чем ближе к «земле», обусловливающей решение для отдельно взятого человека совокупность узкотекущих и бытовых потребностей, тем больше соответствующий актив населения.

7. Для жителей российских регионов характерен определенный уровень межрегиональной и макрорегиональной самоидентификации. К примеру, жители Самарской, Саратовской и Ульяновской областей относят себя к Поволжью, жители Свердловской, Челябинской и Оренбургской областей – к Уралу. В то же время ментальность в рамках одного и того же макрорегиона может отличаться в весьма существенной степени. Степной Оренбург, растянувшийся вдоль казахстанской границы на сотни километров, значительно отличается от металлургического и машиностроительного Челябинска, причем не только природой и экономической структурой, но значимыми социокультурными особенностями.

8. В эпоху двадцатилетнего социально-экономического и духовно-культурного регресса, идейно-смыслового вакуума в рамках российского государства как органической целостности на жизнь в российских регионах стала влиять определенная система социообразующих факторов. Их количественное и качественное соотношение различно в зависимости от конкретного региона и его социальной среды. В обобщенном виде, однако, она сводится к следующим параметрам: а) общероссийским дореволюционно-православным и красно-советским социокультурным кодам. Указанная социумная почва выдерживает масштабные системные удары и до сих пор оказывается на удивление крепкой. Скажем без преувеличения, что единство страны держится именно на ней. В то же время ее возможности не бесконечны, и без должной поддержки и обновления этот потенциал со временем может иссякнуть; б) системе социокультурных кодов межрегионального и собственно-регионального типа. Ее качество весьма различно в зависимости от каждого отдельно взятого региона. Где-то она, как, к примеру, в регионах Южного Урала, имеет выраженный общероссийский центростремительный характер, а где-то присутствие целостной государственнической субстанции оказывается далеко не на переднем плане. В региональных социокультурных системах как таковых имеется очень большой позитивный потенциал. В то же время чрезвычайно важно, чтобы в региональные социокультурные матрицы не вживались вирусы сепаратизма и иные идейно-смысловые конструкции, идущие во вред целостному российскому государству, а если такие случаи происходят, то с ними необходимо осуществлять всестороннюю последовательную борьбу. В качестве соответствующих негативных примеров можно привести работу китайских элитных групп на Дальнем Востоке, общеевропейских групп в Калининграде, финских – в регионах с угро-финской титульной нацией, норвежских – в Архангельской области и т. д. Еще одна опасность чрезмерной увлеченности региональной повесткой дня состоит в замыкании каждого отдельно взятого субъекта федерации на самом себе и потери почвы для общероссийского социокультурного диалога. В эпоху сегодняшнего отсутствия развитой общероссийской идеологической и информационной инфраструктуры, интегрирующей регионы в единое целое, данная тенденция грозит серьезными опасностями; в) системе идущих из центра постсоветских социокультурных месседжей. К сожалению, по большей части они имеют не созидательный, а деструктивный характер. Месседж негативного характера, тем не менее, имеет все шансы интеграции в сегодняшнюю региональную жизнь. Его отражение может быть двояким: какие-то социальные среды будут его усиленно принимать, кто-то попытается с ним сжиться, а кто-то будет оказывать ему ползучее позиционное сопротивление. В общем и целом, при сегодняшнем отсутствии идейно-смысловой органики российского государства вышеуказанная система скорее работает на его дезинтеграцию, нежели на его укрепление.

Затронутая нами тематика, несмотря на очевидную актуальность, относится к числу малоисследованных. Знание по ней, трудно собираемое и еще более трудно формализуемое, предстоит многократно умножать. Указанное обстоятельство диктует нам задачу в рамках настоящей книги дать лишь общую характеристику различных регионов России, основанную на перечисленных и приведенных выше параметрах.

Москва. Москва – самый крупный российский общественно-политический и финансовый центр, столица Российской Федерации. Через Москву так или иначе проходит более 80 % всех финансовых потоков, задействованных в российской экономике. Указанный фактор дает большие дополнительные возможности широким слоям городского населения в плане материально-бытового устройства и профессиональной самореализации.

Ментальное восприятие Москвы жителями российских регионов неоднозначно. Говоря о нем, необходимо учитывать специфику каждого отдельного региона, структуру его исторических, экономических и иных связей со столицей. К примеру, жители Северной Осетии воспринимают Москву по большей части в положительном значении государственно-символического и идеологического центра, в то время как население многих регионов Урала образ Москвы транслирует скорее негативно, в качестве силы, которой необходимо подчиняться вследствие отсутствия на российском цивилизационном пространстве какой-либо иной приемлемой альтернативы. В общем и целом, однако, Москва предстает перед региональными жителями в интегральном образе, одновременно включающем в себя целый ряд противоречивых характеристик: а) в роли единого властного центра и политико-идеологического транслятора определенных потоков энергии и информации; б) в роли места, где живут «однозначно лучше» и где возможно с помощью небольших усилий заработать «легкие деньги»; в) в роли инстанции, с существованием и деятельностью которой приходится сверять наличие своих материальных и духовных потребностей. К примеру, человек, занятый в Москве на приличной работе либо просто имеющий возможность регулярно посещать столицу по социальному статусу будет однозначно выше людей, такой возможности не имеющей. Этот фактор диктует воспринимающему феномен Москвы целую гамму чувств: кому-то – добродушное восхищение, а кому-то – раздражение и озлобленность.

Само московское каждодневное социальное бытие представляет из себя огромную тайну, которую еще предстоит разгадать. К примеру, никто не может достоверно описать численность московского населения. Кто-то сообщает цифру в 12 миллионов, кто-то говорит о 17 миллионах, а кто-то – о 20.

В Москве одновременно проживают друг с другом бок о бок тысячи различных социальных групп: этнических, региональных и субрегиональных, конфессиональных, профессиональных и других. Экономические бедствия последних десятилетий в России и на постсоветском пространстве привели в Москву огромное количество людей с целями получения элементарного заработка. Многие из них не имеют опыта социализации в крупных городах и не могут социализироваться, даже проживая здесь многие годы. Таким образом, многовековая социокультурная матрица Москвы постепенно стирает свои грани, ибо работа по ее поддержке несопоставима с нагрузкой, которую ей приходится ежедневно выдерживать.

Современная Москва – бурлящий культурно-ментальный котел, состоящий из огромного количества самых разнообразных элементов. Впрочем, данный котел трудно назвать ценностно-ориентированным, социальные правила современной Москвы скорее предписывают погоню за финансовым, карьерным либо иным успехом, нежели стремление к следованию определенным идейно-смысловым основам. Во многом по этой причине некоторые элементы этого своеобразного котла сознательно уходят от такой социализации, замыкаясь в границах либо собственных религиозных и субрелигиозных миров (к примеру, радикальных исламистов в Москве много, а это напрямую представляет для нее значимую угрозу), либо в «мирах» региональных и контркультурных, выражая, таким образом, незримый протест функционирующему социуму столицы.

Сама по себе социальная стратификация в пределах Москвы исключительно сложна. Когда-то главенствующую роль играет наличие у субъекта определенного финансового состояния, когда-то – региональное и субрегиональное происхождение, а когда-то – должностное положение. Изучение этой данности затруднено вследствие сосуществования в пределах одного города десятков миров, живущих в собственных социокультурных измерениях, которые при этом весьма трудно выявить и представить в соответствующем транспарентном виде.