Рецепт счастья от доктора Тины - Ирина Степановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не спросил у Николая, на каком месте у того человека, Иуды, был шрам, – он задумался. – Но разве для меня сейчас это важно? Кто бы он ни был, этот человек, я не гожусь для мести. Этим пусть занимаются суды, прокуратура, в конце концов, такие люди, как Николай. Нет, я никого из них не презираю. Но я не хочу заниматься этим. Не это мое дело». И тут же предательски в голову вползла мысль: «А собственно, чем ты хочешь заниматься?» Азарцев неосознанно пожал плечами: «Разве это секрет? Я никогда этого ни от кого не скрывал. Я хочу, чтобы у меня снова была моя собственная клиника, которую я сам построил, правда, используя деньги Магомета, и в которой я успешно работал. Я был тогда счастлив, несмотря ни на что, и другого счастья не хочу». Он немного подумал. «И еще я хочу, чтобы со мной, как раньше, жила Оля».
«Но дочь никогда не жила только с тобой. Она жила с тобой и с матерью, твоей женой, Юлией». Азарцев ответил: «Нет, никакой жены я категорически не хочу. Ни Юлии, никакой другой». А голос внутри издевательским тоном продолжал задавать вопросы:
«А как же та девушка, красивая, как ангел, разве ты не хочешь ее больше видеть?»
«Зачем мне ее видеть, если она ушла? Может быть, испугалась, что попадет в грязную историю, а может, пережила интересное приключение и решила вовремя завязать. Она ведь мне ничего никогда не обещала. Я даже не хочу думать о том, как ее зовут…»
«…А как же Тина? О ней ты тоже не хочешь вспоминать? Она ведь многое сделала для тебя. А ты всегда кичился своей порядочностью, бесконфликтностью, тем, что никому не хочешь причинять зло… А ей ведь причинил зло. И немалое. И был несправедлив к ней».
Азарцев вздохнул. Потом сказал себе твердо: «Нет, Тину я тоже не хочу видеть».
Внутренний голос громко захохотал: «Ты ведешь себя, как маленький мальчик, который ужасно набедокурил и теперь боится огорчить маму своими шалостями. И, кроме того, не исключает возможность наказания – вдруг мама отвернется от него или закричит, заплачет? Кто же тогда его пожалеет?»
– Да не нужно мне от вас никакой жалости! – вдруг громко вслух сказал Азарцев, и какая-то молоденькая санитарка шарахнулась от него к противоположной стене коридора. – Я хочу, чтобы ты замолчал! – приказал он своему внутреннему голосу и открыл дверь в прозекторскую. Санитар Павел Владимирович, который мыл там полы, решил, что Азарцев разговаривает с кем-то по телефону и посмотрел на него с удивлением. Редко когда он слышал от косметолога Вовы сразу больше трех слов.
8
Какие странные математические кривые на пути человека от жизни к смерти выписывает случайность… «Если бы я не встретил эту женщину, жизнь моя потекла бы совсем по другому руслу». Или: «Если бы я не вышла бы замуж за этого негодяя или, к примеру, за этого прекрасного, добропорядочного человека – я бы сейчас прозябала в своей дыре, где он меня встретил, или, наоборот, могла бы быть кинозвездой, бизнес-леди, премьер-министром». Сколько таких «если» встречается на жизненном пути человека? Бесконечное множество. И секрет успешной жизни, мне кажется, не в бессмысленном сетовании на эти бесконечные случайности, а в умении, что бы ни случилось, держать свою прямую – выбранную однажды и поддающуюся коррекции только минимально – в ту или другую сторону. И то – исключительно по своему желанию, но никак не под давлением обстоятельств.
…Оля Азарцева, или, как ее раньше в детстве называли родители, Нюся, в это же самое время чуть только не засыпала, сидя на жестком стуле в длинной и унылой лекционной институтской аудитории.
В окно, еще грязное после зимы, просвечивало неяркое солнце, по пыльному подоконнику ползла первая, ранняя, еще обалдевшая со сна муха. Преподаватель был лыс, очкаст и совершенно неинтересен Оле, как, впрочем, и его предмет, и весь институт в целом. Но она никогда не задумывалась, что, собственно, она делает в таком абсолютно неинтересном для нее и никчемном месте. Оля была девочка послушная, исполнительная. Мама сказала, что надо учиться, а папа заплатил деньги. Поэтому Оля училась. Одна мысль о том, что нужно было бы объясняться с мамой или с отцом, который уже два года с ними не жил, по поводу чего бы то ни было, доказывать что-то, приводила Олю в ужас. У нее была только одна мечта – жить так, чтобы ее не трогали. Не разговаривали бы с ней, не давали советов. Оля была готова на маленькие жертвы ради этого, а еще ради того, чтобы ей давали денег на жизнь столько, сколько ей было нужно. Какая разница, где учиться, если ей все равно было все безразлично. Этот институт или тот, эта работа или другая, Оля не чувствовала призвания ни к чему. Так зачем бузить, если не видишь в том никакого смысла?
– Сначала окончи институт, – говорили ей мама и папа одними и теми же словами, но порознь, – а потом посмотрим. Подберем что-нибудь, где тебе будет удобнее, где больше понравится. – Оля так и жила. Пока выполняла программу-минимум. Как автомат ходила на лекции, старалась бороться со сном, читала учебники, писала конспекты.
– Счастливая, о чем тебе беспокоиться! – завидовала Оле подружка Лариса. – Мама с папой все за тебя сделают. Не то что я, голову не к кому преклонить. Самой приходится всего добиваться. – И правда, подружка успевала столько, что Оля только поражалась: и учиться на дневном, и работать, и головы мальчикам крутить, и по музеям бегать, и в бассейне плавать, и по тусовкам шататься.
– Ты хоть спишь когда-нибудь? – спрашивала Оля Ларису.
– А как же, на лекциях! – отвечала та. И действительно, подперев голову кулачком, устроившись где-нибудь в заднем ряду, сладко засыпала. Впрочем, это не мешало подружке хоть на тройки, да сдавать сессию. Оля, которая каждый день аккуратно ночевала дома, училась не лучше.
– Как ты думаешь, в кого это дочка такая уродилась? – еще до развода спрашивала у Азарцева его бывшая жена Юлия со скрытым намеком.
– Тебе больше бы нравилось, если бы она с тринадцати лет проводила время в сомнительных компаниях? – отвечал Азарцев, обижаясь за дочь.
– Во всяком случае, я так и делала. И никогда потом об этом не жалела! Сомнительные компании – самые интересные, – с вызовом отвечала Юлия. Оле было неудобно за отца – почему его мама все время ругает, но в то же время ее пугал и материнский темперамент. У Юлии был пунктик. Она обожала украшать свою внешность. В погоне за тем, что казалось ей красивым, она готова была на самые рискованные шаги – вплоть до сложных косметических операций. Оперировал-то ее Азарцев, и каждый раз после очередной операции Юлия становилась все интереснее, все необычнее. Дошло до того, что внешность ее стала казаться искусственной – ведь не наблюдается в природе человеческих глаз размером с кофейные блюдца, осиная талия вместе с бюстом пятого размера и узкие колени под роскошно широкими бедрами. Самого Азарцева Юлина внешность пугала. Оля тоже уже узнавала мать скорее по запаху. Юлино лицо в результате операций стало так далеко от первоначального, что Оля не могла даже вспомнить, какой была мама в ее детстве. Но сама Юлия была в восторге от своей красоты и не собиралась останавливаться на достигнутом. И каждый раз, когда мать возвращалась домой после очередного, пусть небольшого косметического вмешательства, Оля с чувством странного любопытства, смешанного с брезгливостью, разглядывала с гордостью демонстрируемые матерью измененные участки тела – часто еще с кровоподтеками и свежими послеоперационными рубцами. А потом, не говоря никому ни слова, запиралась в ванной, потому что каждый раз ее от этого зрелища выворачивало наизнанку.
