Медынское золото - Святослав Логинов

Наружу выбрались благополучно. Страшная ноша повисла над сложенными поленьями. Устон наклонил факел, и костёр запылал. Ризорх и Нашта стояли у самого огня, не дозволяя рассыпаться заклятию до той минуты, пока тщедушное тельце не обратилось в пепел. Теперь уже никто не узнает, от оспы умер малыш, от чумы или иной повальной болезни. Огонь лечит всё.

Лишь тогда колдуны разом опустили руки, и горстка пепла, взвихрившись, смешалась с остальным дымом.

Нашта поспешно отошла от огня. Коснулась пальцами ошпаренного лба, поморщилась. Толстуха Айса, поняв несказанное, протянула девушке зеркало, которое повсюду таскала с собой.

– Хороша! – признала Нашта, разглядывая себя в гладком серебре. – Увидал бы меня сейчас Хисам, мигом бы разлюбил.

– Что-то ты, девонька, сама к нему неровно дышишь, – усмехнулась Айса.

– А что, парень он видный, наездник, не чета нашим. Мне куда податься, когда свои боятся? А он не боится.

– И губы сладкие, – подначила Айса, – прямо хоть второй раз с ним дерись, чтобы потом снова поцеловать…

– Не городи ерунды! – вспыхнула Нашта. – Губы как губы.

– Ладно, не злись. Тебе не идёт. – Айса раскрыла сумку, достала берестяночку с мазью. – На-ко, помажь личико, в одну неделю брови отрастут. Ещё краше станешь. Сам великий хан по тебе вздыхать начнёт.

– Нужен мне твой великий хам, – протянула Нашта, взявшись за притирание. – Только о нём и печалуюсь.

Пока женщины беседовали о своём, Ризорх подозвал к костру остальной народ.

– Дело не окончено! – громко объявил он. – Давайте, пока не погасло, валите уголье в колодец. Нечего гидре там сидеть, ещё вылезет в недобрый час.

Наманские щиты быстро приспособили к делу, и в колодец полетели горящие головни и уголь. Снизу не донеслось ни звука, даже умирая, гидра молчит.

Снова уже большой группой спустились в очищенное подземелье. Колдуны обошли весь подвал и, не найдя больше никакой каверзы, велели открывать сундуки.

Поодиночке лесные колдуны в чужой стране не ходили, поэтому усадьбу отправились проверять двое волхвов – Бессон и Бажан. Взяли малый отряд – три десятка человек – и побежали. Путь не длинный, духом домчать можно.

Защитников в усадьбе оказалось немного: то ли поразбежались, увидав дым над крепостью, то ли заранее были предупреждены хранителем наманской казны и поспели в цитадель, найдя там свой конец.

Тех, что остались, Бажан долбанул громом, после чего их можно было резать, как кочевники режут овец. Это тебе не ветераны, охранявшие сокровищницу, те дрались, как их ни оглушай.

Первым делом проверяли конюшни и скотный двор. Нашли и лошадей, и тягловых волов – всё то, что потеряли в горах. Теперь вновь обоз мог двигаться сам, а не людской силой.

Послали за обозниками – бывшими наманскими рабами, которые понимали, как следует обращаться с тягловым скотом. В битвах обозники не участвовали, и за людей их никто не считал, а в остальном им доверяли, поскольку каждый из бывших рабов в любую минуту был волен уйти, куда ему заблагорассудится, получив при этом долю добычи.

Сами тем временем стали смотреть господский дом. Первый раз довелось поглядеть не разграбленную покуда усадьбу. Нижний этаж – просторный, изобилующий прохладной тенью, украшенный мраморными фигурами. Такие фигуры уже попадались людям. Колдуны смотрели и сказали, что ничем мрамор не зачарован, просто камень – и всё. Воины подумали и решили от греха подальше статуи разбить. Мало ли что не зачарован, а глядит, как живой, и, значит, опасен. Там, где войско проходило, целых фигур не оставалось. А тут стоят целёхонькие, непонятно зачем. Неужто и впрямь для одной красы?

На верхнем этаже под раскалённой от солнца крышей ютятся слуги. Там всё просто и понятно, никаких роскошных нелепостей. Но ни внизу, ни наверху не видать обитателей дворца. Лишь в одной комнате сидела за пряжей старуха, древняя, как заросший мохом пень. На ворвавшихся воинов она и внимания не обратила, лишь отмахнулась рукой, мол, или убивайте, или ступайте прочь, а работать не мешайте.

Старуху не тронули, пошли дальше. И уже в одной из дальних комнат Скору удалось заметить потайную дверцу, через которую, видать, и сбежали обитатели усадьбы, те, что не погибли при воротах.

Надо было бы позвать своих, но люди были заняты добычей и сбережением тягловых животных, а азарт погони подстёгивал и не позволял терять времени. Скор протиснулся в узкую дверцу и поспешил по следам, которые ему, как охотнику, были отлично видны.

Всего убегало шесть человек: один мужчина и пять женщин. Женщины семенили мелкими шажками, и мужчина двигался под стать им, только ступал тяжело, видно, был тучен. Таким манером далеко не уйдёшь, и Скор поспешил следом. За себя он не опасался, человек, который так ходит, хорошим бойцом не бывает.

Оба предположения оправдались очень быстро. Пройти беглецы сумели совсем немного, и толстяк, хотя и висел у него на поясе не то короткий меч, не то большой нож, оказался не воином, а ходячим мясом. Через несколько минут погони Скор увидел толстяка, который лежал ничком в луже собственной крови. На мертвеце была такая же златошивная одежда, что и на карле, заправлявшем делами в крепости. И лицо у него было такое же одутловатое и безбородое. Если бы не разница в росте, они казались бы близнецами.

Скор толчком перевернул труп. Горло златошивного оказалось разорвано, а ножище так и висел на поясе: убитый не поспел или не догадался его вытащить, чтобы защитить хотя бы собственную жизнь.

Всё-таки удивительные существа эти наманцы! У них если солдат, так он и воюет, а не солдат, то подходи и бери его голыми руками. Где таким выстоять в трудную минуту!

Чужое оружие Скор брать не стал, оно и подвести может. Побежал дальше и тут же услышал отчаянный женский крик. Уже не разбирая следов, кинулся на звук, на ходу выдернув из-за голенища свой нож, пусть не такой длинный, как у наманца, но удобный и в деле проверенный. Краем глаза успел заметить лежащее тело женщины. Она явно была мертва, и Скор, не задерживаясь, побежал дальше. Продрался сквозь кусты и на усыпанном камнями берегу реки увидел двух девушек. Они уже не пытались бежать, а стояли, уцепившись друг за друга, и дрожали, словно овцы, покорно ждущие, пока мясник соберётся перерезать им горло.

Стремительная тень мелькнула сбоку. Скор, не глядя, отмахнулся ножом, заставив напавшего отпрыгнуть. Лишь после этого он сумел рассмотреть своего противника. Совершенно голый человек, страшно тощий, с безумными глазами под копной взлохмаченных волос. Он тонко шипел сквозь сжатые зубы и пританцовывал от нетерпения, выбирая момент, чтобы ударить. В руках у него не было ничего, но Скор охотничьим чутьём понимал, что дозволить голому ударить будет равносильно смерти. Он перекинул нож в левую руку, а правой выдернул саблю, ещё ту, добытую в первом бою с кочевниками.

Как следует замахнуться он не успел, голый прыгнул, и рука, на которой вдруг выросли вершковые когти, мелькнула у самых глаз. Скор отшатнулся по наитию, ибо заметить удар и среагировать на него было невозможно. И уже отшатываясь, выбросил вперёд руку с ножом, вогнав лезвие в тощий живот оборотня.

Оборотень безголосо гамкнул и, не обращая внимания на тяжёлую рану, прыгнул на Скора. Сабельный удар пришёлся по когтистой лапе, но даже со вспоротым животом и без одной лапы вервольф продолжал сражаться. Скор был сбит с ног, сабля вывернулась из руки и брякнулась где-то на камни. Кочевник, поднаторевший в рубке, так просто саблю не выпустил бы, а Скору оставалось надеяться на нож и собственную силу, которая не шла ни в какое сравнение с мощью нежити.

Тощее тело оказалось невероятно тяжёлым, словно не волк, а медведь навалился на Скора всей многопудовой тяжестью. Нож вошёл оборотню в грудь по самую рукоятку, но монстр продолжал напирать, стремясь достать горло человека. Челюсти поехали вперёд, оскалились зубы, готовые рвать и грызть. Скор чувствовал, что сейчас чудовище попросту сомнёт его, и даже если потом само издохнет от ран, Скору это уже ничем не поможет.

Но вместо того, чтобы сомкнуть пасть, почти доставшую шею Скора, оборотень изогнулся нелепо и отвалился от полузадушенного Скора. Скор выдернул нож из безволосой груди и всадил под кадык, туда, где хилое человеческое тело изломисто переходило в волчью морду. И лишь когда вервольф забулькал перерезанным горлом, Скор понял, что его спасло. Одна из девушек стояла над сцепившимися противниками, двумя руками сжимая выпавшую у Скора саблю. Оружие обрушилось вниз совершенно не по-воински, а словно девушка собралась колоть саблей дрова. Но это был уже второй удар, а первый, пришедшийся по беззащитной спине, хотя и не перерубил позвонки, но заставил оборотня отпрянуть от Скора и обернуться к новой опасности.

Скор откатился в сторону, понимая, что даже убитая нежить может на прощанье нанести смертельный удар. Пусть не анагония, но что-то похожее встречается и у нежити. Не спуская глаз с чудовища, встал на четвереньки и чуть было не пропустил тот миг, когда девушка вздела саблю в третий раз и обрушила её уже не на вервольфа, а на голову Скору.