Голос моей души - Ольга Куно

– Делай, как знаешь, – устало сдалась я. – Только не забывай: я уже почти умерла. А ты ещё живой.

– Маленький нюанс: я ещё живой благодаря тебе. – Андре вытер рукой вспотевший лоб. Теперь около моей стены образовался самый настоящий завал. – Подожди, я сейчас, – бросил он, выходя из камеры.

Ждать я не стала: одолевало любопытство. Поэтому я полетела следом за ним.

Коротко оглядевшись, Андре пошёл по коридору. Каменная крошка громко хрустела под ногами. Соседняя камера располагалась сравнительно далеко. На этом этаже камеры специально находились на приличном расстоянии друг от друга, чтобы заключённые, о существовании которых надлежало забыть всему миру, не имели возможности переговариваться даже между собой.

Соседнее помещение пострадало куда сильнее нашего. Здесь намного более основательно обвалился потолок, а стены были обуглены. Должно быть, эта камера находилась ближе к эпицентру взрыва. Заключённый не выжил. И не просто не выжил. Если бы я по-прежнему была живой, предполагаю, что мне бы стало очень нехорошо. Но в своём нынешнем состоянии я не испытывала тошноту, и просто смотрела на разбрызганную кровь, на раздавленное тяжеленным булыжником тело и на лежащую отдельно кисть руки, которую, должно быть, оторвало во время взрыва.

Не знаю, почувствовал ли себя плохо Андре, но внешне он подобных признаков не проявил. И даже более того. К моему немалому удивлению он, осмотревшись, поднял кисть и понёс её обратно в нашу камеру. От такого поступка у меня временно пропал дар речи.

Впрочем, мотивы стали ясны быстро. Вернувшись к нам, Андре окинул взглядом образованный им у стены завал, после чего положил кисть возле камней. Затем подошёл к моему телу и оторвал лоскуток от моей блузы.

– Эй, ты чего?!

Голос у меня всё-таки прорезался.

Андре положил лоскут между камнями.

– Если сюда доберутся с проверкой, – сказал он, отряхивая руки и оглядывая результат своей деятельности, – есть как минимум шанс, что они решат, будто нас завалило во время взрыва. Это даст нам лишнее время. Что совсем не помешает. Веди!

Он наклонился и взял моё тело на руки.

Больше не пререкаясь, я полетела вперёд. Лишь на мгновения оглянулась, осматривая напоследок то, что осталось от нашей камеры. Сколь ни смешно, но это единственный дом, который я помнила. Ну и пропади он пропадом! Я решительно устремилась вперёд по коридору.

– Живых дальше нет, – сообщила я Андре, вернувшись. – На этом этаже, я имею в виду. И ещё: мне не нравится то, как ощущаются эти стены. Не удивлюсь, если в скором времени случится повторный обвал. Лучше выбираться отсюда побыстрее.

Андре молча кивнул, ускоряя шаг. Ноги утопали в каменной насыпи. Местами приходилось перебираться через небольшие завалы. На одном участке завал оказался слишком внушительным, чтобы его преодолеть: камни доходили почти до самого потолка. Но я уже успела выяснить, как обойти это место. Это можно было сделать через пустую камеру, дверь которой была не заперта. Образовавшаяся в стене дыра позволяя выбраться в коридор в той его части, по которой уже можно было идти дальше. Дыра, правда, была не слишком широкой. Андре пришлось оставить меня в камере, вылезти наружу, и уже потом вытащить меня. Путь он продолжил, перекинув моё тело через плечо: это позволяло ему в случае необходимости использовать свободную руку.

Наконец, мы почти добрались до лестницы. Ей предшествовала караулка. Она не являлась отдельной комнатой, скорее своего рода широкой нишей в конце коридора. Именно здесь обычно дежурили два стражника, раз в сутки делавшие обход. Играли в кости и карты, выпивали, перемывали косточки начальству. А что ещё делать в долгие часы службы?

Во время взрыва они, по-видимому, тоже играли, поскольку стакан для бросания костей хрустнул у Андре под ногами. Один стражник, тот самый, у которого сварливая тёща, лежал на полу в луже крови. Мне подумалось, что больше родственница никогда уже не будет его пилить. Второй тоже обнаружился поблизости, возле опрокинувшегося стула. Его череп оказался проломлен камнем.

Вместо того, чтобы пройти мимо, Андре снова положил меня на пол и присел на корточки возле второго стражника. Стал разглядывать его, щурясь в темноте. Висевший на стене факел потух, и скудный свет проникал лишь откуда-то с лестницы. Я поднялась на несколько пролётов, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, кто представлял бы для нас опасность. Лишь поднявшись на три этажа, обнаружила снующих там людей, но им явно было не до нас. Слишком много убитых и раненых. К тому же ещё одним этажом выше, кажется, разгорался пожар.

Вернувшись к Андре, я застала замечательную картину. И, хотя отлично понимала, какова истинная цель моего недавнего сокамерника, не удержалась от того, чтобы громко и со значением присвистнуть. Дело в том, что Андре уже снял со стражника с проломленным черепом одежду, а сейчас занимался тем, что стягивал собственные брюки.

– Решил перед уходом как следует отомстить тюремщикам? – саркастично осведомилась я. – Хочешь надругаться над каждым, которого найдёшь, или только лично над этим?

От такой интерпретации своих поступков Андре поперхнулся, но действовать медленнее не стал. Избавившись от брюк, скинул то, что осталось от его собственной рубашки, после чего принялся одеваться в трофейную одежду. Она оказалась ему по размеру, благо фигуры у них со стражником были похожие. Вскоре он был одет в тёмно-коричневые брюки, рубашку того же цвета и удлинённую кожаную куртку, призванную как оберегать от царящего в подземелье холода, так и служить минимальной защитой от клинков и других острых предметов в случае нападения. Специальный знак, пришитый к куртке в районе левого плеча, красноречиво свидетельствовал о принадлежности её хозяина к рядам стражей королевских тюрем. На этом Андре не остановился, прицепил к поясу валявшийся в стороне меч.

– Как там наверху? – спросил он.

– Пока всё чисто, – ответила я. – От взрыва в башне начался пожар, но это высоко над нами, досюда дойдёт нескоро, если вообще дойдёт, тут как-никак одни камни. Зато стражу отвлечёт как следует.

Андре коротко кивнул, соглашаясь с тем, что нам пожар только на пользу. Снова сев на корточки, принялся быстро натягивать свою потрёпанную одежду на стражника.

– Вот это забота! – восхитилась я. – Или скромность?

– Предосторожность, – не отвлекаясь, объяснил очевидное Андре. – Если его найдут здесь обнажённым, непременно поинтересуются, что произошло. А то, что одежда разорвана, никого не удливит.

– Скорее всего они бы решили, что стражники нашли своеобразный способ разбавить рутинную скуку, – высказала предположение я. – Но ты прав, осторожность не повредит.